Крылатая фраза, запущенная пустословным генсеком, была в Москве в то время модной.
— Да так… У нее действительно родители богатенькие?
— Я ж тебе говорил. Если хочешь, могу показать загородный дом. Недалеко от кольцевой. Ищи машину.
Я нашел машину, и в тот же день, похмелившись, мы отправились глянуть, как живет только что появившийся класс — новые русские. Большой трехэтажный особняк родителей Кати стоял в сосновом лесу над озером в ряду таких же богатых собратьев. Высокий забор отгораживал их владельцев от назойливого любопытства. Дом блестел новенькой крышей из красной металлокерамики, сверкал металлическими жалюзи. По зеленой лужайке к озеру неторопливо шла женщина с полотенцем через плечо. На площадке стояли две автомашины, тоже блестящие, словно умытые дождем. Вся эта яркая разноцветная панорама дышала таким сказочным благополучием, что я невольно сглотнул.
Рядом позевывал хорошо похмелившийся Дубовицкий. Наш водитель, нанятый за четвертак, ковырялся в грязном моторе «Москвича». Возможно, он завидовал людям за высокой оградой. Вадик хлопнул меня по плечу.
— А че, я здесь уже два раза бывал. Если повезет, и тебя пригласят.
Я ничего не ответил. Меня сюда уже пригласили на пятницу в восемнадцать ноль-ноль.
Побывав в гостях в Катином доме, я понял, что такая удача светит только раз в жизни. Катя была дочерью по-настоящему богатых родителей. Вечеринку она устроила в основном из-за меня. Правда, мать и отец на ней не присутствовали. Катя решила показать приятелям своего нового друга и не скрывала, что мною увлечена.
После дней, проведенных в богатом доме Кати, мгновения чужой веселой и богатой жизни сверкали, словно во сне. Я понимал, чтобы стать мужем Кати, надо действовать очень расчетливо и умно. Но все мои планы перечеркивались отсутствием денег. Я не мог посидеть с Катей даже в простеньком кафе-мороженом, не говоря о чем-то более приличном. Платить за себя Кате я не позволял. Это тоже было частью игры. Я занял триста рублей у Дубовицкого.
Вадик долго мялся, но я знал, что деньги у него есть. Я пообещал отдать шестьсот и помочь устроиться в совместную фирму. Конечно, после свадьбы.
— Когда она еще будет, твоя свадьба? — недоверчиво смотрел на меня Вадик.
— Скоро, — соврал я и пригрозил: — Не выручишь — никакой фирмы!
Вадик уже ходил в техникум и своим местом работы был разочарован. Обшарпанные коридоры, шум, дети, как очумелые, носятся, и зарплата сто семьдесят рублей. Только название, что техникум, а так самая завалящая школа. Школу Дубовицкий терпеть не мог.
— А если не женишься, плакали мои денежки?
— Кто не рискует, тот не пьет… портвейна!
— Гони свой магнитофон, — наконец решился Вадик. — Если не отдашь шестьсот, он у меня останется.
Мы хлопнули по рукам, и я получил деньги. Теперь я не лез к Кате в постель. Мы просто гуляли по городу или сидели в кафе. Я изо всех сил давал понять, что серьезно увлечен и не хочу сводить наши отношения только к постельным. Однажды я сообщил, что должен недели на две уехать.
— Куда? — всполошилась Катя.
— К себе на родину.
— Это обязательно?
— Обязательно.
— Зачем?
Я наотрез отказался объяснять, намекнув, что уезжать никуда не хочу, но таковы обстоятельства. Скоро обязательно вернусь. Это был рискованный ход. Катя могла попросту найти другого. Но я чувствовал — надо рисковать. Я возился с Катей уже целый месяц, но никакого разговора о нашей дальнейшей жизни не шло. Катя была влюблена, как кошка, но ей хватало свиданий. Между тем начался август и что-то надо было решать.
Отец встретил меня на станции. Кажется, семья разбогатела. Вместо древнего «Москвича-412» мы сели в «жигуленок». Тоже не новую машину, но приличнее, чем «Москвич». Из-за спинок сиденья с визгом выскочили младшие братья Витька и Славка.
— Шурка приехал! Ура!
Пришлось открывать сумку и оделять братьев подарками. Славке — портативный плеер, а Витьке — пластмассовый набор полицейского, наручники и дубинку.
— Па, гляди че у меня!
Товарное изобилие еще не дошло в наши края. Витька дергал из рук у Славки двухлитровую бутыль кока-колы, а тот по складам читал надпись. Потом оба принялись пить прямо из горлышка. Попробовал и отец.
— Ничего. Лучше, чем наш лимонад. Только теплая.
Мы ехали через станционный поселок. «Жигули» прыгали по колдобинам. Вдоль дороги стояли дома железнодорожников, глухие, толстостенные, облепленные сарайчиками и будками. В горячей пыли купались куры. Козы, привязанные к колышкам, прятались от жары под заборами. Возле магазина стояла толпа. Давали что-то дефицитное.
— Как живете? — спросил я, хотя видел, что живут, как жили. Убого.
— Да ничего, — бодро отозвался отец. — Зарплату недавно прибавили. Правда, цены подскочили. Чехонь пошла. Славка штук сто насолил.
— Сто тридцать, — поправил Славка. — И судаки хорошо берутся. Я килограмма на четыре одного поймал. Зубы такие, аж глядеть страшно.
Я снова был дома. Вечером собралась родня, и от меня не отходила мама. Она сразу поняла, что я приехал ненадолго.
— В школу не пойдешь? — спросила она.
— Нет.
— Там тебя ждут. Ты же по направлению к нам.
— Мам, я остаюсь в Москве.
— А ничего, что по направлению не поехал? Раньше за такое дипломы отбирали.
Наивная моя мама! Как и отец, она всю жизнь чего-то боялась. Бумажек с печатями, родительских собраний, участкового.
Я твердо решил остаться в столице и в свой городок возвращаться не собирался. На диплом мне было наплевать. Главное — отношения с Катей.
— До конца месяца поживешь? — спросила мама.
— Нет. У меня всего пять дней.
— Ну хотя бы десяток. Мы все по тебе соскучились.
— Не могу. Надо ехать.
В те же дни я встретил в Красном Яре своего одноклассника Васю Кошелева. В десятом классе мы занимались в полузапрещенной тогда секции карате. Потом я уехал в Москву, а Вася, отслужив в армии, жил в Ростове. Небольшого роста, широкий в груди и плечах, он производил странное впечатление. Мне виделось что-то хищное в его спокойных светло-голубых глазах. Был он коротко стрижен и, судя по всему, продолжал заниматься спортом. Я бы назвал его крутым, но таковых в нашем захолустном городке тогда не водилось. Да и выглядел Вася по-другому. Без надоедливых к месту и не к месту адидасовских причиндалов, золотой цепи на шее и стриженного налысо затылка.
Василий Васильевич Кошелев, по школьной кличке Вась-Вась, тоже приехал погостить к родителям. Мы не были с ним друзьями, но жили на одной улице, и я позвал его отметить приезд. Мы чувствовали, что пригодимся друг другу, и даже успели в те дни съездить на рыбалку.
— Значит, остаешься в Москве? — спросил он.
— Да.
И неожиданно для себя рассказал про Катю. Наверное, мне требовалось с кем-то поделиться. Он слушал внимательно. В Кошелеве чувствовалась жестокость уже успевшего много повидать человека. На правом боку темнел лиловый уродливый шрам.
— Ты повоевать успел? — показал я на шрам.
— Немножко.
— Афган?
— Теперь за этим необязательно за границу ехать. На Кавказе уже в полный рост пуляют.
— И наших убивают?
— Убивают, — вздохнул Вась-Вась. — Наплачемся еще с Кавказом. Вначале Карабах, теперь Осетия, а Горбачев, сволочь меченая, будто ничего не видит. А в Москве как жизнь?
— Перестройка. Иностранцев полно. Офисы шикарные открываются.
— В столице есть где развернуться. Правильно сделал, что решил там остаться. В нашей деревне только небо коптить да детей строгать.
— А ты, Вася, где сейчас? — спросил я.
— С братвой кручусь, — просто ответил Кошелев. — Ты не упускай эту Катю. В жизни только один шанс дается. Я вот своего пока не нашел.
— Живешь-то ничего?
— Ничего. Тачка есть, хата… Но все ненадежно. Сегодня есть, завтра нет.
Мы расстались, договорившись, если понадобится, найдем друг друга через родителей.
В Красном Яре у меня имелись более близкие друзья, чем Вася Кошелев. Но я не стремился с ними встретиться. Я не мог объяснить, что нас объединяло с Кошелевым, но чувствовал — с прежними своими друзьями мне говорить не о чем. Здесь можно только коптить небо. Тихая рутинная жизнь нашего пыльного поселка, работа в рыбхозе или на лесопильном заводе — все, что они имели. Я хотел большего.
Через два дня я был у Кати.
— Вернулся, — просто сказал я. — Ты знаешь, я, кажется, не могу без тебя.
Богатая избранница смотрела на меня блестящими, сразу поглупевшими глазами.
— Больше я тебя никуда не отпущу, — заявила она ночью, прижавшись ко мне всем телом.
В ее словах звучала театральность. Что-то давно увиденное в фильмах. Но Катя не лицемерила. Она влюбилась и не хотела со мной расставаться.
Вопрос с моим распределением и пропиской решился быстро. Катя через свою тетку устроила меня техническим переводчиком в подмосковный исследовательский институт. Прописку сделали в каком-то соседнем городке, а жил я в однокомнатной квартире недалеко от Кати. Квартиру сняла и оплатила она сама, несмотря на мои протесты. Ездить на работу было далековато, но Катя сказала, что это ненадолго. Речь о женитьбе я не заводил, угадывая чутьем, что этого делать пока не надо. Мог получиться перебор. Слишком неравная партия.
В действиях моей подруги угадывалась четко направленная цель. Отбросив обычную безалаберность, она действовала очень разумно. Из столичного бомжа я превратился в молодого специалиста, имевшего неплохую работу и жилье. С помощью Кати я хорошо оделся и только после этого был представлен родителям.
В начале зимы мы поженились.
Глава 3
Тесть относился ко мне прохладно. Крепкий здоровенный мужик, тоже в прошлом спортсмен, он словно просвечивал меня насквозь желтыми, как у Кати, глазами. Иногда мне казалось, что он читает мои мысли. Я терялся и начинал молоть вздор. Это был умный и цепкий делец, с жестким характером, хорошо разбиравшийся в людях. В прошлом тесть занимал крупный пост в Министерстве нефтяной и газовой промышленности. Когда хлынула первая мутная волна перестройки, он почуял, что можно крупно сыграть. Куй железо, пока Горбачев! Тесть рискнул. Оставил должность, где без особых хлопот имел очень многое, и взялся за коммерцию. Умея делиться с кем надо, присосался к экспорту нефти и за пару лет сколотил большие, даже по европейским понятиям, деньги.