Я больше не испытывал страха. Скульптор не боится глины, каменщик не шарахается от чана с раствором, живописец не орет дурным голосом при виде грязной палитры. Какая-то часть меня отлично знала, что здесь, на Темной Стороне, нет ничего, с чем я не смог бы справиться. И сейчас, хвала Магистрам, парадом командовала именно эта мудрая и безмятежная часть меня, а прочие составляющие личности смирно сидели в темном углу сознания и ждали своего часа.
С каждым шагом меня оставалось все меньше. Ну, формально-то я все еще наличествовал: руки, ноги, голова и прочие достопримечательности тела, – но меня постепенно покидала уверенность, что я знаком с существом, молча бредущим куда-то среди сияющих деревьев и все глубже увязающим в топком лиловом свете собственных следов.
«Прямо, прямо, прямо, там большая яма, в яме той сидит Борис, повелитель дохлых крыс…» – В голове крутился дурацкий детский стишок, и я никак не мог от него избавиться. Хорошо, хоть вслух не стал его бормотать, а то, пожалуй, на моем пути появилась бы эта грешная яма, и ее хтонический обитатель не упустил бы случай свести со мной знакомство. «Прямо, прямо, прямо». – И тут я наконец-то вспомнил, что пришел сюда по делу. Лучше поздно, чем никогда.
Несколько секунд я размышлял, с чего, собственно, следует начинать. Вероятно, сперва я должен истребить Одинокие Тени и только потом хлопотать о свидании с их создателем и повелителем. Значит, тени. Очень хорошо. Просто замечательно.
Я, конечно, помнил, что Джуффин совершал какие-то умопомрачительные физкультурные упражнения, чтобы заставить Одинокие тени подойти поближе. Но воспроизвести его действия не стоило и пытаться.
Я почувствовал себя безнадежно примитивным существом, когда истошно завопил:
– Приказываю всем Одиноким Теням немедленно оказаться в радиусе действия моих Смертных шаров!
Потом заткнулся и пригорюнился: а что делать, если они и правда соберутся на мой зов? Смертный шар – дело хорошее, но как, интересно, я буду выкручиваться, если на десерт он снова захочет получить меня самого? Похоже, лучше бы обойтись без Смертных шаров. Шеф говорил, что мои слова на Темной Стороне имеют силу заклинаний – вот и проверим. Велю им всем повеситься, – думал я. – Или утопиться в ближайшем болоте. Или просто исчезнуть без следа – что может быть лучше?
Я прислонился спиной к дереву и принялся ждать. Вполне могло статься, что Одиноким Теням все мои приказы до лампочки. И что тогда, скажите на милость?
Но они все-таки пришли. Почти дюжина огромных, темных антропоморфных силуэтов. Хвала Магистрам, эти существа не решались приблизиться ко мне. Даже не попытались напасть. Топтались на почтительном расстоянии, вялые и смирные, как простуженные посетители поликлиники, ожидающие приема. Я, впрочем, был не лучше – пялился на них, пытаясь сообразить, что теперь делать. Приказать им умереть? Главное – четко сформулировать, косноязычие может очень дорого обойтись.
Но бедная моя башка наотрез отказывалась работать. Действительность ускользала от меня, растворялась в густом тумане, и я тщетно старался обнаружить в этих белобрысых потемках жалкие остатки вертлявых мыслей, собрать их вместе, построить, рассчитать на «первый – второй», мобилизовать. Дело понемногу приобретало тонкий аромат керосина.
– В Мире они все еще опасны, но не здесь. И уж никак не для тебя.
Тихий, глубокий мужской голос раздался откуда-то сзади. Мне показалось, что его обладатель дышит мне в затылок, хотя за спиной у меня должен был находиться только древесный ствол, и ничего больше.
– Кто вы? – спросил я.
– Я – тот, кто стоит сзади. Ну, давай же, убей их! Чего ты тянешь?
Голос, кому бы он ни принадлежал, советовал дело. Мне действительно следовало сперва покончить с Одинокими Тенями, а уже потом заводить новые знакомства.
Я так и не смог изобрести идеальную формулировку, поэтому просто громко сказал Одиноким Теням:
– Я хочу, чтобы вас не стало.
Темные силуэты тут же исчезли, словно местный дежурный специалист по спецэффектам засобирался домой и выключил изображение.
– Тебе повезло. Но в следующий раз формулируй четче, – сказал все тот же голос. – Небрежность в таком деле недопустима.
– Кто вы? – снова спросил я и чуть не упал: толстый ствол дерева, к которому я только что прислонялся, куда-то исчез.
Я молниеносно развернулся, готовый ко всему – сражаться, умирать, убивать или просто удивляться, что, прямо скажем, устроило бы меня больше всего.
Однако позади было все то же дерево. Теперь оно стояло приблизительно в метре от меня. Никаких иных перемен я не заметил.
– Ты не так смотришь, – спокойно сказал все тот же голос. – Я только кажусь деревом. Выгляжу как дерево. Но на самом деле я им не являюсь. Деревья не разговаривают вслух, даже на Темной Стороне.
Я во все глаза пялился на дерево. Как это – «не так смотрю»? И что, интересно, требуется проделать, чтобы смотреть «так»?
На всякий случай я поморгал. Разумеется, это не сработало. Оставалось только надеяться на силу своих слов.
– Перестань казаться деревом, – попросил я. – Я хочу увидеть тебя настоящим.
Дерево тут же исчезло. Вернее, не то чтобы исчезло. Я внезапно понял, даже вспомнил, что никакого дерева здесь не было, только густая красноватая трава, на которой, наверное, чертовски приятно лежать. Я с трудом поборол искушение улечься, закрыть глаза и забыть обо всем – о жизни и смерти, об охоте на Гленке Тавала, о необходимости возвращаться домой и о себе. О себе – в первую очередь.
– Ты сказал, что хочешь меня увидеть, – напомнил голос. За что ему, конечно, большое спасибо.
– Ну да. Дерева больше нет, но и вас тоже не видно. Или вы – трава? – удивился я.
– Нет, не трава. Просто я снова стою у тебя за спиной. Ты не станешь возражать, если я еще некоторое время не буду тебе показываться? Мне пока не хочется, чтобы ты на меня смотрел.
– Ладно, – великодушно согласился я. – У каждого свои причуды. Но все-таки было бы неплохо узнать, с кем я разговариваю. Кто вы?
Я устало опустился на траву. Сонная одурь, хвала Магистрам, прошла, а вот ноги гудели, как после интенсивных занятий на беговой дорожке.
– Я назовусь немного позже, если не возражаешь. Ты ведь меня не боишься?
Я проанализировал свои ощущения и честно ответил:
– Вроде бы нет.
– Это хорошо.
– Конечно, хорошо, – усмехнулся я. – Если я испугаюсь, я начну делать глупости. А Темная Сторона – не совсем подходящее для этого место, я правильно понимаю?
– Правильно.
– А что вы, собственно, от меня хотите? – с любопытством спросил я. – Или просто соскучились по обществу?
– Да нет, не соскучился. Мне действительно кое-что от тебя нужно. И я хочу, чтобы сначала ты вспомнил одну историю – так, сущие пустяки, – в качестве эпиграфа к моей просьбе.
– Что я должен вспомнить?
– Толстую книгу в темно-синем, почти черном переплете. Вернее, две книги, совершенно одинаковые с виду, только номера на корешках разные. Они стояли рядом на книжной полке в доме твоих родителей, слишком высоко, чтобы ты мог до них дотянуться. Но ты залез на стул и все-таки добрался до них, когда тебе было лет девять или даже меньше – помнишь?
– Двухтомник Герберта Уэллса! – Я рассмеялся от неожиданности. – Конечно, помню. Не девять, нет. Семь с половиной – вот сколько мне тогда было. А почему вы спрашиваете? Вы, часом, не призрак автора?
– Еще чего не хватало.
– Ладно, уже легче. А что за страшная тайна связана с этими книжками?
– Не страшная. Хорошая тайна, – поправил меня незнакомец. – Там был один рассказ, который, собственно, и послужил причиной того, что ты сейчас находишься здесь. Он изменил твою жизнь – полностью, кардинально. История про зеленую дверь в белой стене. Ты помнишь?
– Помню, – согласился я. – Еще бы я не помнил.
– И я тоже помню. Хочешь, расскажу тебе, о чем там говорилось? Это была история одинокого мечтателя, маленького мальчика, твоего ровесника, который гулял по городу, забрел на незнакомую улицу, увидел там белую стену, а в стене – зеленую дверь и вошел туда. Далее следовало несколько страниц бессмысленной прекраснодушной ерунды. Предполагалось, что мальчик попал в райский сад, а когда требуется описать подобное место, автор обычно оказывается не на высоте, поскольку никто никогда там не был. Я до сих пор не слишком доволен этим отрывком, но – ладно. Ты, в любом случае, понял, что мальчику было очень хорошо в этом чудесном саду. Вполне достаточно. Потом герой, как это часто бывает в сказках, нарушил некий запрет и снова оказался в своем родном городе, на какой-то незнакомой грязной улице. Он стоял там и горько плакал от невыразимого горя. Ужасный эпизод.
– Но самое ужасное началось потом, – подхватил я. – Этот счастливчик еще несколько раз натыкался на свою чудесную зеленую дверь, в самых неожиданных местах – совершенно фантастическое везение! – и всякий раз проходил мимо. Один раз потому, что опаздывал в школу, потом у него был экзамен в университете, потом еще что-то. Я был готов дать ему по морде, честное слово!
– Но однажды он все-таки открыл эту дверь, – мягко закончил мой невидимый собеседник. – Его нашли мертвым в какой-то канаве со строительным мусором, и друг, которому он накануне рассказал свою историю, никак не мог понять, нашел бедняга эту самую зеленую дверь или она просто ему примерещилась. Но ты решил, что это хороший конец – в любом случае.
– Ваша правда, – улыбнулся я. – Именно так я и подумал, слово в слово, вы даже интонацию угадали. Но откуда вам все известно? И почему вы вообще заговорили о двери в стене?
– Потому что сэр Герберт Уэллс никогда в жизни не писал такого рассказа, – объяснил мой таинственный незнакомец. – Но теперь текст действительно существует. Причем не только в твоем темно-синем двухтомнике. Со временем, насколько мне известно, он появился и в других изданиях. Но его написал я.
– Как это?! – Я был сражен наповал.