– Ну, если говорите, значит, буду, – я пожал плечами. – Вы меня вконец запутали!
– Так и должна заканчиваться любая хорошая история, Макс! Когда человек перестает что-либо понимать, он на верном пути, – заверил меня Джуффин. – Не будем отнимать твое драгоценное время, Маба. Тем более, что мы уже все съели. Не забудь, ты обещал мне присниться!
– Не забуду. Прощайте.
Я ожидал какой-нибудь невероятной выходки, но ничего не случилось. Сэр Маба Калох покинул гостиную через ту дверь, из которой появился, а мы вышли в холл.
– Меня повысили в ранге? – спросил я. – Признали «своим»? Что-то никаких сюрпризов.
– Ты уверен, Макс? – улыбнулся Джуффин, распахнув дверь, ведущую во двор.
– Сами видите! – я переступил порог и замер. Вместо сада мы оказались в собственном кабинете.
– Вот так-то, – подмигнул мне сэр Джуффин Халли. – Никогда не расслабляйся, если имеешь дело с Мабой Калохом!
Я сел в свое кресло и принялся проделывать те самые дыхательные упражнения, которым меня научил невозмутимый сэр Лонли-Локли. У меня была робкая надежда, что это поможет.
«Король Банджи»
На моей исторической родине встречают Новый год. Здесь, в Ехо, в конце зимы провожают старый. У нас говорят: «С Новым годом», здесь: «Еще один год миновал».
За дюжину-другую дней до окончания года граждане начинают понимать, что жизнь коротка, и пытаются успеть сделать все, до чего у них не доходили руки в течение предыдущих двухсот восьмидесяти восьми дней. Выполнить обещания, данные кому-то или самому себе, оплатить счета, получить, что причитается, и даже добровольно ринуться навстречу всем возможным неприятностям, дабы они не омрачили ту светлую жизнь, которая якобы начнется после окончания «этого ужасного года». Практичность, доходящая до абсурда! Словом, Последний День Года – это не праздник, а дурацкий повод внезапно начать и так же внезапно прекратить суматошную деятельность.
Меня сия буря миновала: годовой отчет писал сэр Джуффин Халли. Впрочем, промаявшись два дня, он переложил эту заботу на железные плечи Лонли-Локли. Оплачивать счета мне пришлось только в «Сытом скелете», что отняло ровно четверть часа. В других заведениях я всегда сразу платил наличными, не то чтобы презирая местные суеверия, а скорее в надежде, что «прикосновение к металлу» действительно охлаждает любовь. Но в моем случае это не сработало.
Неприятности мне, вроде, не светили, дурной привычки давать обещания за мной тоже не водилось, так что оставалось только получить остатки годового жалованья у казначея Управления Полного Порядка Донди Мелихаиса, который, надо отдать ему должное, расставался с казенными деньгами с таким искренним облегчением, словно они жгли ему руки.
Покончив с делами, я был вынужден созерцать изможденные лица своих коллег. Они с завистью косились на мой ровный румянец хорошо выспавшегося бездельника. Больше всех в эти тяжелые дни усердствовал сэр Мелифаро. Он даже временно прекратил веселиться и, кажется, похудел.
– Я уже не говорю о работе и прочих неприятностях! Но у меня слишком много родственников, слишком много приятелей, слишком доброе сердце, чтобы им отказывать, и слишком мало Дней Свободы от забот, чтобы выполнять обещания. Только рано осиротевшие аскеты вроде тебя счастливы и свободны, – с горечью говорил Мелифаро.
Дело было после полуночи, дня за четыре до окончания года. Я, как и положено, нес свою ночную вахту, а Мелифаро, явившийся на службу чуть ли не на рассвете, только что закончил приводить в порядок очередную стопку самопишущих табличек, в которой мирно уживались протоколы допросов трехлетней давности и письма от какой-то неведомой леди Асси. Мелифаро клялся собственной здравствующей мамой и всеми покойными Магистрами, что понятия не имеет, кто она такая. Бедняга дополз до моего кабинета, чтобы спокойно выпить камры, поскольку дома его ожидало человек восемнадцать дальних родственников со всех концов Соединенного Королевства, которых Мелифаро уже давно обещал к себе пригласить. Я понял, что парня пора спасать.
– Отправь им зов и скажи, что… Ну, к примеру, что готовится покушение на Великого Магистра Мони Маха, и никто кроме тебя не может предотвратить это злодеяние. Выдумай что-нибудь. А сам иди ко мне и ложись спать. У меня, правда, всего четыре бассейна для омовения и целых две кошки, но из двух зол…
Мелифаро не дал мне договорить.
– О, владыка бескрайних равнин! С этого дня моя жизнь в твоей власти, поскольку ты ее спас. Макс, ты гений! Теперь я знаю цену настоящей дружбе, – бледная тень Мелифаро снова стала похожа на то стихийное бедствие, к которому я привык. Он даже слегка подпрыгнул в кресле – жалкое подобие его обычных стремительных движений, но лучше, чем ничего.
– Ерунда какая, – отмахнулся я. – Можешь дрыхнуть, сколько влезет. А я заменю тебя с утра, пока не оклемаешься.
– Заменишь? Обижаешь, Макс, меня заменить невозможно… А может быть, и возможно. А что, вполне. Ох, спасибо!
– Для себя стараюсь. Я – человек привычки. И когда вижу тебя в таком состоянии, мне кажется, что Мир может рухнуть. Мое предложение остается в силе, пока твоя родня не снимется с места.
– Послезавтра! Они отправятся в поместье, чтобы немного помучить папу с мамой, но это уже не мои проблемы. Грешные Магистры, Макс! Я сейчас заплачу.
– Заплачешь утром, когда захочешь принять ванну. Не забывай, у меня всего четыре бассейна для омовения, всего на один больше, чем в тюремной камере.
– Хочешь узнать страшную тайну? У меня их девять, этих лоханок. Но обычно я заканчиваю на второй. Я – ужасный грязнуля. Все, я побежал. Спать, дырку над всем в небе, спать!
Я остался наедине с дремлющим Курушем, ошеломленный собственным великодушием.
Через час мне пришлось оставить мудрую птицу в полном одиночестве и спешно отправиться на окраину Старого города в трактир с готическим названием «Могила Куконина», поскольку сэр Кофа Йох призывал меня на помощь.
Дело было скорее забавным, чем серьезным. И показалось мне своего рода предпраздничным фейерверком. Для некоего господина Плосса, одного из постоянных клиентов «Могилы», наступил неприятный момент оплаты счетов. За весь год сразу, разумеется. Денег у него при себе не оказалось. Господину Плоссу всего-то и надо было – дождаться завтрашнего дня, получить жалованье на службе и рассчитаться с долгами.
Если бы он просто сказал об этом хозяину «Могилы», все было бы в полном порядке – народ здесь, в Ехо, миролюбивый и понятливый. Но парень хорошо выпил, расхрабрился и решил сэкономить. Подозреваю, ему просто было неловко просить об отсрочке в присутствии дюжины соседей.
Господин Плосс рискнул проделать фокус, для которого требуется магия двадцать первой ступени, а это – изрядный перебор. Он заставил беднягу трактирщика «вспомнить», что уже расплатился с ним вчера. Обманутый хозяин даже начал извиняться за свою рассеянность, объясняя ее все тем же окончанием года. Плут великодушно даровал ему прощение.
В предпраздничной суете эта проделка вполне могла бы сойти с рук, если бы в «Могилу Куконина» лихим ветром не занесло сэра Кофу Йоха. Наш Мастер Слышащий имеет удивительный талант появляться именно там, где его присутствие может максимально испортить жизнь хорошим, в сущности, людям. Индикатор, вмонтированный в миниатюрную табакерку, тут же доложил сэру Кофе, что кто-то балуется с запретной магией. Обнаружить новоиспеченного колдуна было делом техники.
Когда до несчастного господина Плосса дошло, что невинный розыгрыш и сэкономленные двадцать корон чреваты десятком лет в Холоми, парень подумал, что терять ему нечего, хлопнул еще один стакан Джубатыкской пьяни и решил костьми лечь, но не сдаваться. До сих пор не пойму, мужество или слабоумие руководило его решением.
Скрывшись в уборной, Плосс принялся шантажировать окружающих заявлениями, что, дескать, его эзотерических познаний хватит, чтобы превратить всех присутствующих в свиней и продать их в соседний трактир за хорошие деньги.
Посетители на всякий случай молниеносно покинули заведение, а трактирщик начал слезно умолять сэра Кофу не губить его семейство, да еще и перед Последним Днем Года. И тогда, по многочисленным просьбам публики, сэр Кофа Йох вызвал меня. Наш Мастер Слышащий мог бы справиться с дюжиной таких Магистров-любителей, как господин Плосс, но не с толпой рыдающих от страха поварят.
Запахнувшись в черно-золотую Мантию Смерти, кое-как скорчив ужасающую рожу, я ворвался в злосчастный трактир. Колокольчики на моих сапогах вызванивали некое подобие рождественской песенки, непослушный рот то и дело разъезжался в улыбке, из-под тюрбана во все стороны торчали отросшие патлы. Не Смерть на Королевской службе, а некое предпраздничное недоразумение. Но хозяин «Могилы» вздохнул с видимым облегчением. Его работники смотрели на меня, как умственно отсталые подростки на Арнольда Шварценеггера. Вот что значит репутация.
Остановившись на лестнице, ведущей в уборную, я послал зов несчастному преступнику: «Здесь сэр Макс, парень. Так что лучше выходи сам, пока я не начал сердиться. Не дразни смерть, в Холоми отлично кормят».
Это сработало. К моему неописуемому изумлению, господин Плосс тут же покинул спасительный сортир. Он был настолько перепуган, что нам же с сэром Кофой пришлось приводить его в чувство. Я даже разорился на одну горсть, поставил парню стакан Джубатыкской пьяни за свой счет: в каком-то смысле он доставил мне удовольствие. Думаю, хозяин «Могилы Куконина» до сих пор хранит полученную от меня монетку, поскольку уверен, что это – наилучший охранный амулет.
Тут, наконец, прибыли чиновники из Холоми, вызванные сэром Кофой. Мы сдали им на руки свою добычу, которая к этому времени находилась в безнадежно сумеречном состоянии ума. Я впервые лично присутствовал при церемонии взятия под стражу. Так что получил массу впечатлений.
Один из прибывших, дежурный Мастер Свершения, вознес над головой арестованного маленький, но увесистый жезл. Я испугался, что сейчас он угробит беднягу преступника: бац! – и все тут! Но обошлось. На моих глазах вершилась магия, а не пошлая физическая расправа. Жезл алым заревом вспыхнул над головой осужденного, в воздухе на миг проявились огненные цифры «21». Все правильно, именно эту ступень магии, по свидетельству сэра Кофы, и применил несчастный.