гаджра в маслянистых волосах, заплетенных в косы. Стоит произойти чему-то хоть чуть-чуть незаурядному, как миссис Айер превращается в папарацци, гоняющегося за сенсацией. Причем из всех видов связи предпочитает громкий крик, чтобы оповестить сразу половину улицы.
— Зоя! — раздается мамин крик с нашего балкона. — Немедленно поднимайся домой!
Взмахом она велит мне войти с черного хода.
— Чем это ты там занималась? — набрасывается она на меня, как только я переступаю порог. — Ты так пневмонию подхватишь! Что на это люди скажут?
Да что с ней такое? Почему она так нервничает? Я никогда ее такой не видела.
— Ну, они скажут, что у меня пневмония, и что? Что тут такого? Там всего лишь идет дождь… — нараспев отвечаю я.
— Тише! А то Шармы услышат. Они уже здесь, в гостиной. — И она начинает вытирать меня полотенцами.
— Кто?
— Давай быстро переодевайся. Я положила платье тебе на кровать. — И она торопливо толкает меня из коридора в комнату. — И, пожалуйста, приведи голову в порядок, чтобы не выглядеть перед ними загадкой джунглей.
Она уходит, тихо бормоча поднос: «Если все пройдет хорошо, то я пожертвую тысячу рупий храму Сидхи-минаяк».
«Я буду с тобой, как был рядом всегда…»
Из гостиной доносятся голоса, и их слишком много для обычного буднего вечера.
Самосы!
Кто-то жарит самосы. О, горячие жареные пирожки под шум дождя — это же блаженство! И не простые, с картошкой и горохом, а самосы с паниром.[11] Я чувствую их аромат даже здесь, в своей комнате. Это значит, что их нажарили целую гору. Но зачем повариха Мала так расстаралась? Наверняка все время ворчала, что ее постоянно заставляют перерабатывать. Но я отвлеклась. Нью-Йорк.
«Я буду рядом, потому что ты всегда была рядом со мной…»
Из гостиной выскальзывает Шейла Бу и снова возвращает меня к действительности. Шейла Бу никогда и никуда не выскальзывает в принципе: она королева громкого выхода на сцену. Сейчас она показывает мне на кровать.
«Я буду рядом…»
Я прослеживаю ее горящий взгляд, и песня затихает. Платье! Оно зловеще переливается под ярким светом ламп. Оно лежит, как предмет искусства на выставке, и его бледно-розовое великолепие вытесняет из моего сознания виды Манхэттена. Эта длинная шифоновая туника и легинсы со стразами — мой самый любимый наряд. Но такие вещи, роскошные и очень тяжелые, надевают только на свадьбы. Или в тех случаях, когда женщине необходимо выглядеть самым лучшим образом. Скрепя сердце, я одеваюсь. Шейла Бу улыбается и все также тихо выходит из моей комнаты. Моя кожа еще не высохла после дождя, волосы взлохмачены, и я наверняка пахну мокрым пыльным асфальтом.
Зачем я сейчас это делаю?
Выглядеть как можно лучше. Шармы.
Да что тут происходит? И кто такие эти Шармы?
— Мам! Какого черта тут происходит? — вопрошаю я, выскакивая в коридор.
С моих губ соскальзывает не самый вежливый вопрос, но мама так напряжена, что даже этого не замечает. Она быстро заталкивает меня обратно в комнату, а сзади на нее напирает Шейла Бу, почти падая сверху.
— Эй, Шейла-диди, осторожнее! Ты же не хочешь раздавить мать невесты, не дав ей дожить до свадьбы?
Нет! Этого не может быть!
В шарик моей американской мечты ткнули иголкой, и он громко лопнул.
Ко мне привели молодого человека. Именно сегодня. Он сидит в гостиной, в самом конце коридора. Откуда-то от сердца или от желудка, как кипящая лава, к горлу подошла желчь, и мне приходится крепко зажать рот рукой, чтобы меня не вырвало прямо на розовый наряд и мое желтое покрывало.
Дыши. Просто дыши.
Они знают о Нью-Йорке?
Вдох. Выдох. Спокойно.
Так знают или нет? Выходит, вот что они делают, когда кто-то отваживается хотя бы подумать о самостоятельной жизни? Хотят поскорее выдать замуж, пока я не «натворила дел»?
Буря в животе приобретает вселенские масштабы.
Стоп, Зоя. Это глупо. Про Нью-Йорк еще никто не знает.
— Мам! Это что, шутка?
В висках начинает пульсировать боль. Недосып, усталость и потрясение вдруг разом оседают у меня на плечах.
— Не переживай. Они просто зашли, чтобы поздороваться, — успокаивает меня мать. — Им всем понравился твой профиль на сайте, вот они и позвонили сегодня.
Поздороваться? Мне не пять лет, чтобы верить в эти сказки. Хотя даже нынешние пятилетки, любители айпадов, не поверили бы таким объяснениям.
Шейла Бу, подплыв с мягким полотенцем, вытирает мне волосы.
— Это просто у тебя первая встреча, — заговаривает она самым нежным в ее представлении голоском, а на самом деле все тем же скрипучим голосом, но на одной десятой обычной скорости. — Поэтому ты так и волнуешься. Это как езда на велосипеде: чем больше тренируешься, тем лучше получается.
При чем тут велосипед?
Моя бедная голова! Туника Шейлы Бу с красными, желтыми и зелеными концентрическими кругами вдруг заполняет всю комнату. Все, что находится за ее пределами, становится темным и размытым. Взгляд цепляется за черные кляксы на внутренней стороне правой руки. Они правда там или мне кажется? Что это? Краска?
— Ну ты и скажешь порой, Шейла-диди!
Мама мягко обнимает меня за плечи:
— Просто познакомься с ними, как с обычными гостями. Это всего лишь юноша и его родители, а также его тетя с дядей.
— У нас что, цирк, что они приводят с собой всех, кого встретят по дороге? Зачем они пришли? Почему сегодня? Почему меня не предупредили?
Эйфория ушла, и пустота обрушивается на меня молотом. Руки дрожат. Страх и гнев, смешиваясь, превращают меня в ледяную глыбу. Может, меня отпустят в кафе, перекусить парой бутербродов? И не обратят внимания, если я вообще не вернусь домой? Скорее всего, нет.
— Тебе не обязательно давать ответ прямо сегодня, — начинает Шейла Бу.
— Со свадьбой никто не торопит. Просто посмотри на юношу, вдруг он тебе понравится, — вторит мама.
— Вы могли бы пригласить их в другой день!
— Ну не разворачивать же их было от порога! Как бы это выглядело? — ужасается мама.
— Ты в любом случае как раз возвращалась домой, ведь так? — подает реплику тетушка Бу.
Разговор становится похож на сказочную игру в пинг-понг, где в роли мячика — я. У меня нет права выбора. Как отказаться от участия в этой игре, если старшие — наши путеводные звезды? А путеводная звезда никогда не заманит путника в трясину. Неповиновение приравняют к богохульству, а мой протест сделает меня и семью вечной притчей во языцех. Всеиндийское радио, миссис Айер, раструбит эту новость по всему миру, а потом она будет записана в моем некрологе, даже если я выйду замуж за действующего премьер-министра, сына Ганди, он же красавчик, и положу начало новой политической династии.
Наконец мои влажные кудри усмирены, по крайней мере на макушке, что уже само по себе чудо. Может быть, сегодня — день чудес? Ливень и… Во всяком случае, кажется, в храме Шивы на соседней улице именно так и решили, судя по тому, как они лупят по колоколам.
Кудрявая макушка укрощена заколкой с бисером, ну а что до остального — увы, ничего не поделаешь.
Что случилось с моим платьем? Я пытаюсь почесать спину, но мне до нее не дотянуться. Нет, нет, я не поправилась. Весы не лгут, об этом все говорят. На этот раз они даже сделали мне комплимент. Относительный. Подумаешь, плюс-минус пара килограммов.
— О, я немного ушила твою тунику. Ну, знаешь, чтобы сидела по фигуре.
Мама выглядит смущенной, но Шейлу Бу такими пустяками не проймешь. Ох уж эта их дружба! Шейла Бу сияет, как галогеновая лампочка, крайне довольная собой и своими дизайнерскими идеями. Ну всё, теперь мне не раздеться без ножниц. Или стамески, потому что платье настолько тесное, что я чувствую себя бревном.
Мне удается совершить нечто невозможное с точки зрения науки: я не дышу целых пять минут, пока мама с тетушкой Бу что-то тянут, выщипывают, взбивают и поправляют, возвращая мне привлекательность. Когда они уходят к гостям, я понимаю, что мои волосы намочили на спине тунику, настолько тесную, что я выпираю из нее отовсюду. Интересно, как облегающая туника поможет мне стать хорошей кандидаткой в невесты? Ладно бы будущий муж присматривал себе жену, тогда буйство в декольте могло бы стать плюсом. Но свекры, которые выбирают достойную невестку, пожалуй, сочтут это распущенностью.
И чья это была идея: поставить узкое ростовое зеркало, которое отрезает мне бока? В нем я напоминаю себе бесформенный розовый куль. У меня болит голова, меня тошнит, мне тесно, все тело чешется, и капает с волос.
Хуже не бывает.
ГЛАВА 5НЕУДАЧНЫЙ ПРОСМОТР/ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ ИНДИЙСКИЙ ФИЛЬМ
— Как дела, Толстуха?
О, снова эта идиотская кличка! Но когда вы стоите перед целым вражеским батальоном, то нечто знакомое, как бы оно ни бесило, вызовет у вас ощущение тепла и безопасности. Хотя бы ненадолго.
Каран, мой кузен, парень, который ведет кулинарный блог и по совместительству незлобный брат злобной Тани, медленно просачивается в двери моей комнаты. Сначала голова с длинными нечесаными волосами, потом длинная тощая шея, которой гордился бы и жираф. За минуту до его появления мама с тетушкой Бу бросились в гостиную, чтобы решить экстренные вопросы, связанные с самосами, на ходу бормоча что-то о жадности. Судя по всему, жадные Шармы уже приговорили первое большое блюдо с двадцатью самосами с паниром.
Справка по родне из Пенджаба-101: кузины/кузены (хорошие) = родня/друзья, с которыми вас связывают кровные узы и глубокое понимание мук, причиняемых вам некоторыми членами вашего общего семейства. Кузины/кузены могут возникнуть на вашей кухне в любое время, особенно если у вас на столе появляется еда, качественно превосходящая диетическую обезжиренную гадость, которую принято есть в их домах.
Близкое соседство дома, в котором Каран живет с родителями и сестрой, открывает парню легкий доступ к жирным блюдам