Ладонь, расписанная хной — страница 41 из 67

Я накладываю Лалиту водянистую капусту, и несколько капель желтоватого отвара стекают в канавку его белой тарелки.

Он быстро останавливает ложку волосатой рукой:

— Спасибо, достаточно.

— Это всё?

Вот интересно, разве капуста не состоит в основном из воды? А раз так, почему бы не съесть ее побольше?

— Всё. Мне надо следить за макроэлементами.

— Макроэлементами? Это сорт макарон?

Они все начинают смеяться. Озабоченная здоровьем семейка потешается над робким фитнес-новобранцем.

— Я обратил внимание на твое чувство юмора еще на встрече возле храма, — говорит Лалит.

Так, значит, шутка зашла. Вот только надо будет погуглить, что такое макроэлементы.

Положив на свои тарелки крохотные порции каждого блюда, мы приступаем к еде. За столом воцаряется полная тишина. Я ем медленно и аккуратно, стараясь не издавать никаких звуков и не задевать вилкой или ложкой тарелки. И даже не касаться ими рта. Господи, да я даже слышу, как стучат мои зубы, когда пережевываю эти проросшие ростки в непонятном соусе! Никто не кладет себе добавки, и я тоже не отваживаюсь, потому что не хочу показаться обжорой. Да мне и не хочется этой безвкусной, лишенной специй еды. По-моему, так кормят больных людей в госпиталях. Неужели мне придется всю оставшуюся жизнь провести на этой диете? Ну уж нет! Ни за что! Буду заходить в кафешки по дороге с работы, иначе я здесь просто не выживу.

— Зоя-бита, ты что-то ничего не ешь! — восклицает мать Лалита, глядя на мою тарелку, на которой еще лежит половина порции. — Тебе не нравится? Я старалась, готовила специально для тебя.

Правило договорных браков № 5: всегда, всегда хвалите стряпню вашей свекрови, даже если для вас это не еда, а сущий яд. Еще лучше хвалить ее перед другими членами вашей семьи.

— Ах нет, что вы! Мне очень нравится! Я просто… не тороплюсь. — Я мило улыбаюсь и начинаю смешивать рис с овощами и запихивать себе в рот будто лекарство. Жесткий рис ощущается как инородное тело, и мне даже кажется, что он разворачивает настоящие боевые действия с моими зубами.

— Лалит-бита, зачем ты смешиваешь фасоль с капустой? Кушай с рисом. — И его мать берет в руки миску, собираясь положить рис на тарелку сына.

Лалит прекращает смешивать овощи, и его рука замирает. Когда он поднимает глаза на мать, взгляд оказывается полным такой злобы, что я едва не отшатываюсь от жениха вместе со стулом.

— Что, теперь вы с папой еще будете мне говорить, что и как есть? — Он выплевывает каждое слово, словно ему в рот попало что-то горькое. — Оставьте меня в покое. Я уже сделал то, чего вы от меня хотели. — Лалит замолкает, вдруг вспомнив о моем присутствии, резко отодвигает стул и бросает: — Прошу прощения, кажется, у меня звонит телефон.

Быстрыми шагами он вылетает из гостиной и громко хлопает дверью своей комнаты.

Что это было? Значит, напряжение между ними мне не показалось. Я точно не слышала телефонного звонка, если только Лалит не обладает даром телепатии. Родители Лалита обмениваются странными взглядами, а потом смотрят на меня:

— Нам очень неловко, Зоя. Он так нервничает из-за работы, сама понимаешь.

Да я бы не сказала, что это было похоже на переживания из-за работы. Мне очень хочется задать им прямой вопрос, но я не могу этого сделать. Наши отношения еще слишком хрупки для таких разговоров.

— Может, мне стоит сходить к нему? Посмотреть, как он? Если, конечно, ему будет это приятно, — обращаюсь я к маме Лалита.

— Да, да, пожалуйста, сходи.

Я беру свою тарелку, намереваясь сначала убрать со стола, но она машет мне рукой, чтобы я оставила все как есть.

— Не беспокойся об этом. Просто иди туда! — И она кивает в сторону коридора.

Я слезаю со стула и ставлю его на место. Чтобы не шуметь, я даже поднимаю над полом этот стул, который оказывается на удивление легким. Тихими шагами я подхожу к недавно захлопнутой массивной деревянной двери с медной ручкой, думая, стоит ли мне ее открывать и будут ли мне за ней рады. Но я не могу остаться в стороне, потому что я будущая жена Лалита и должна поддерживать его в трудные времена.

С наигранной уверенностью я стучу в дверь:

— Можно?

Целых тридцать секунд мне никто не отвечает. Я нервничаю. Мне никто не объяснял, как себя вести, если твой жених ссорится с родителями во время твоего первого визита. И как быть, когда стоишь под его дверью и понимаешь, что, может, тебя никто и не ждал. Почему, как только в жизни что-то начинает налаживаться, обязательно должно произойти что-нибудь, что опять перевернет все с ног на голову?

Я торчу здесь целую вечность, на чем свет стоит ругая себя за то, что так мало знаю о проблемах своего жениха и не умею улаживать семейные конфликты. И наконец дверная ручка поворачивается. Передо мной появляется он, все еще в белой футболке и серых брюках. Вот только волосы у него растрепаны, словно он зарывался в них пальцами, забыв, что на них столько геля. На лице снова появились угрюмые складки.

— Можно войти? — снова спрашиваю я.

— Конечно! — Лалит жестом приглашает меня внутрь. — Прости за это… — Он кивает в сторону столовой.

— Ничего. У тебя все в порядке?

На самом деле я хотела бы задать ему больше вопросов. Например, поинтересоваться, о чем именно его просили родители и из-за чего он так сердит на них. Вот только я не уверена, что хочу услышать ответ.

— Да, все нормально. — Лалит придерживает для меня дверь и не закрывает ее за моей спиной.

Господи, комната, в которой я скоро буду жить, тоже сплошь безликая, как весь этот дом. Светло-кремовые стены, маленькое открытое окно с белыми рамами и бежевыми занавесками. Темно-серые наволочки на подушках и полосатое, серо-бежевое покрывало, аккуратно подоткнутое под матрас. По мне, серый и бежевый относятся к одному семейству скучных цветов. Я их вообще за цвета не считаю. Может быть, поэтому чувство, которое наполняет меня сейчас, кажется мне белым, каким-то зимним. Я непременно наполню свою спальню цветом. И начну с желтого.

Я кладу свой телефон на стеклянный прикроватный столик, будто это его законное место, но он кажется там каким-то грубым и чуждым, как красное пятно краски на картине в гостиной. Интересно, как часто горничной приходится начищать этот столик? Он так сияет, что, если бы не металлическая окантовка, мог бы стать невидимым. Внезапно я ощущаю такое жгучее желание вернуться домой, к своей уютной деревянной мебели и мягким диванам, что к горлу подкатывает комок. Дома на квадратном кофейном столике все время что-нибудь лежит или стоит: старые газеты, книги, разноцветные кружки с горячим чаем или папины ноги, когда он читает газеты.

Стоит нам оказаться вдвоем, как Лалит отходит от меня, направляясь к белому креслу в дальнем углу. Мой жених садится, хватает свой телефон и начинает демонстративно листать изображения на экране. Я понимаю, что с помощью телефона он пытается отгородиться от разговоров. Мне и самой это знакомо. Я так и стою возле белой кровати, и по какой-то непонятной причине мне начинает казаться, что, не умея справиться с этой ситуацией, я подвожу своих родителей.

Ну же, Зоя. Скажи что-нибудь, чтобы его поддержать и успокоить. Он же твой будущий муж! Вот только что я могу сказать? Я же почти ничего о нем не знаю. Так, с ним можно разговаривать о здоровье. Например, о том, как рисовое зерно забилось между моими зубами? Нет, не стоит. Как-то у меня не складывается с такими темами.

И тут мой телефон подает сигнал, который разражается в вязкой тишине настоящим громом, сотрясая прозрачную столешницу. Пришло сообщение от мистера Арнава:

«Простите, что не сразу ответил. Спал. Чувствую себя гораздо лучше, благодаря вашей заботе и кроцину. А.»

«Рада слышать. Поправляйтесь»

Лалит смотрит на меня поверх своего телефона, и я качаю головой, показывая, что послание не содержит ничего важного. На самом деле так и есть, как бы я ни ждала ответа мистера Арнава и ни беспокоилась о его самочувствии. Зато теперь я знаю, чем поднять настроение Лалиту. Ну конечно же, подарки, которые он отправил мне сегодня на работу! Как я могла забыть поблагодарить его!

— Эээ, спасибо большое за цветы и шоколад… — Я подхожу поближе, чтобы встать рядом с его креслом и открытым окном.

Он продолжает смотреть на телефон, словно ожидая, что тот чудесным образом оживет.

— Шоколад?

— Да. Тот, который ты прислал мне сегодня утром.

— А, ну да, да, конечно.

Он отвлекся, быстро печатая какое-то сообщение, а потом резко сунул телефон в карман. Ну да, признаюсь, я попыталась заглянуть в это сообщение, вот только он печатал так быстро, что мне не удалось особенно ничего увидеть. Только первые три буквы имени адресата: «Лоп». Что? Вы говорите о личном пространстве? Да ладно, я же выхожу за него замуж! Разве это не дает мне права заглянуть к нему в сообщение?

— Ты такой наблюдательный. Откуда ты узнал, что маргаритки — мои любимые цветы?

— А? Ах, ты об этом. Ну так, догадался… — Он пожимает плечами, даже не поднимая на меня глаз.

Надо же, какая прелесть! Он стесняется своих знаков внимания! Вдруг он вскакивает, засовывает руки в карманы и предлагает:

— Ну что, прогуляемся?

— Да, — откликаюсь я, радуясь, что приняла верное решение для себя и для своей семьи.

Прошла всего неделя со дня нашей помолвки, а он уже потрудился узнать, что я люблю больше всего, и сделал мне приятный сюрприз. Он — самый настоящий Бриллиантовый Жених! И что это, как не обещание хороших отношений?

Я подхожу к открытому окну и с высоты десятого этажа вдыхаю свежий воздух. Почему-то здесь он кажется чище и прохладнее. Внизу на улице шумит чья-то свадьба, гудят трубы и бьют барабаны. Разряженный жених сидит верхом на лошади, а его родственники танцуют вокруг него. Мимо печально проходят участники похоронной процессии.

Скорбящие и празднующие двигаются в разных направлениях. После тех и других асфальт усыпан лепестками маргариток. Вдалеке пролетает самолет, и его след в темнеющем небе можно определить только по мигающим огонькам. И тут в голову прокрадывается непрошеная мысль: этот самолет может лететь в Нью-Йорк. Я закрываю бежевые шторы, решительно отгораживаясь от с