Тэн дрожащими руками взял чашку, пролив немного чаю на полированный столик.
– Придя сюда днем, – начал судья Ди, – я заметил, что вы плохо себя чувствуете и явно расстроены, однако ничем не мог помочь. Признаюсь, меня очень обеспокоило ваше состояние, и позже я спросил Пань Юдэ, не мучает ли вас какой-нибудь недуг, но он ответил, что утром вы ни на что не жаловались и выглядели прекрасно. Тогда я подумал, что, вероятно, незадолго до моего прихода случилось нечто, весьма огорчительное для вас. Я вспомнил, что, когда домоправитель осведомился о вашей супруге, вы ответили, что во время дневного отдыха ее неожиданно вызвала к себе старшая сестра, а слуга возразил, что спальня госпожи заперта. Это показалось мне странным. Почему ваша жена, уходя из дому, заперла дверь в свои покои? Ведь прислуге надлежало войти туда, чтобы убрать постель и вообще навести порядок. Тогда же слуга уведомил вас, что в покоях вашей супруги кто-то разбил старинную вазу, но вы восприняли эту новость совершенно спокойно, хотя впоследствии Пань сказал мне, что это была драгоценная семейная реликвия. Таким образом, стало очевидно, что вы уже знали об этом происшествии и ваши мысли занимает нечто совсем другое, куда серьезнее разбитой вазы. И я пришел к выводу, что во время дневного отдыха в спальне вашей жены случилось что-то в высшей степени неприятное. А поскольку ваши семейные дела меня не касаются, я выбросил это из головы. – Судья Ди отпил глоток чаю и, пользуясь молчанием Тэна, продолжал: – Потом совершенно случайно мне в руки попали драгоценности, святые одним побирушкой с тела убитой женщины, которое, но его словам, лежало на болоте. Среди этих украшений оказалась пара серег в виде серебряных цветов лотоса в очень изысканной оправе из золота и рубинов. А так как цена оправы раз в двадцать или тридцать превосходит стоимость самих серебряных цветов, было ясно, что лотос имеет какое-то особое значение. И я с ужасом подумал, что серьги могли принадлежать вашей жене, чье имя Серебряный Лотос. Конечно, я не мог быть уверен, что в городе нет другой женщины с таким именем, но, вспомнив ваше волнение, равно как неожиданный и странный отъезд вашей супруги, счел, что между всем этим есть какая-то связь.
Не успел я обдумать дальнейшие действия, как мне сообщили, что на постоялый двор пришел ваш начальник стражи и разыскивает меня. Я повял, что вы хотите посоветоваться со мной, но, испытывая необходимость предварительно разузнать об убитой, спешно покинул постоялый двор черным ходом и отыскал человека, способного проводить меня к болоту. После осмотра тела у меня не осталось никаких сомнений, что жертва была знатной особой, а полное отсутствие одежды свидетельствовало о том, что ее убили в постели. Судя по состоянию тела, убийство произошло во время дневного отдыха. Болото – совсем рядом с судебной управой, и я сделал вывод, что это тело вашей жены, убитой в собственной постели во время полуденного сна, с наступлением темноты вынесенное из дому. Известно, что по ночам на болоте никого не бывает, а кроме того, в вашем дворце есть потайной выход на всегда пустынную улочку, поэтому тело можно было перевести без особого риска. Я прав?
– Все ваши выводы совершенно верны, Ди, – с трудом выдавил Тэн, – но…
Судья Ди предупреждающе поднял руку:
– Прежде чем вы добавите хоть слово, я хотел бы уверить вас в искреннем желании помочь, независимо от того, что здесь произошло. Но имейте в виду: ни на какое нарушение закона я не пойду и не стану препятствовать свершению правосудия. Поэтому заранее предупреждаю: все ваши объяснения я буду рассматривать как показания и сошлюсь на них в суде, если меня вызовут свидетелем. А теперь решайте сами, угодно вам продолжать этот разговор или нет.
– Я понимаю вас, – без всякого выражения проговорил Тэн. – Эту ужасную историю, безусловно, следует довести до сведения окружного судьи, но вы мне очень помогли бы, позволив все рассказать и посоветовав, как строить защиту, ведь я сам убил свою жену.
– Почему вы сделали это? – спокойно осведомился судья Ди.
Правитель уезда устало откинулся на спинку кресла:
– Чтобы ответить на этот вопрос, надо вернуться к событиям более чем семидесятилетней давности…
– Я думал, вам – не более сорока, а вашей жене – лет двадцать пять! – удивленно заметил судья.
Тэн кивнул.
– Вам не приходилось изучать военную историю, Ди? – спросил он. – В таком случае вы, быть может, запомнили имя Тэн Куояо?
Судья Ди нахмурил густые брови.
– Тэн Куояо… – задумчиво протянул он. – Дайте подумать. Был один талантливый полководец с таким именем и прославился редкой отвагой во время похода в Центральную Азию. Ему сулили большое будущее при дворе, но герой неожиданно покинул службу из-за… – Судья Ди вдруг умолк и с ужасом посмотрел на собеседника. – Милосердное Небо, этот полководец был вашим дедом?
Тэн кивнул:
– Да, это мой дед, и позвольте назвать своими именами то, что вы сейчас не решились произнести. Он до времени ушел на покой, так как в приступе безумия зарезал лучшего друга. Деда оправдали, но, конечно, ни о какой службе речи быть не могло.
В комнате надолго воцарилась гнетущая тишина.
– Мой отец был исключительно здоровым и нормальным человеком, – проговорил наконец Тэн. – Кто же мог знать, что мне передалась но наследству эта болезнь?! Восемь лет назад я женился на Серебряном Лотосе. Думаю, нечасто встретишь мужа и жену, столь беззаветно преданных друг другу. Если меня и считали довольно нелюдимым, то лишь потому, что я не нуждался ни в ком, кроме любимой жены. И вот однажды – семь лет назад – Серебряный Лотос нашла меня лежащим без чувств на полу в спальне. Тогда-то я и понял, что болен. Обрывки чудовищных видений проносились в моем воспаленном мозгу. И после долгих сомнений и колебаний я все-таки рассказал жене правду. Во время того приступа мне грезилось, будто я зверски убил человека и наслаждаюсь этим кровавым деянием. Я сказал Серебряному Лотосу, что на мне лежит родовое проклятие и ей нельзя жить с сумасшедшим, а потому я постараюсь как можно скорее дать ей свободу.
Тэн закрыл лицо руками, и судью Ди охватило глубокое сочувствие к убитому горем собрату. Мало-помалу тот все же сумел справиться с собой.
– Серебряный Лотос решительно отказалась от развода. Она заявила, что никогда меня не оставит, будет ухаживать за мной и следить, чтобы не произошло ничего дурного, а случится новый приступ, – если это, конечно, был приступ, – для посторонних придумаем какое-нибудь правдоподобное объяснение. Я возражал, но когда жена стала настаивать и пообещала покончить с собой, если я с ней разведусь, я, жалкий негодяй, сдался… К тому времени мы не успели обзавестись детьми и сочли, что это во благо. Мы думали, совместная литературная работа поможет забыть, что мы отказались от счастья увидеть плоды нашей великой любви. Так что, если я показался вам замкнутым и довольно холодным человеком, полагаю, теперь вы понимаете причины.
Судья Ди молча кивнул. Что можно сказать, когда сталкиваешься с таким горем?
– Четыре года назад у меня случился второй приступ; еще два года спустя – третий. Тогда я метался в полном неистовстве, и жене, во избежание какого-нибудь несчастья, пришлось насильно всыпать мне в рот сонный порошок. Ее верность и неизменная поддержка были моим единственным утешением. И вот две недели назад случилось то, что лишило меня и этой радости. Отныне я больше не мог делить с женой свое горе. Лакированная ширма взяла надо мной верх.
Правитель уезда указал на высокую, покрытую красным лаком ширму, стоявшую за спиной судьи Ди. Тот повернулся и посмотрел. Мерцающий огонь свечи отбрасывал причудливые и таинственные тени на покрытую тонкой резьбой поверхность.
Тэн закрыл глаза.
– Встаньте и вглядитесь повнимательнее! – сказал он почти равнодушно. —А я опишу ее вам. Я знаю эту ширму наизусть – каждый цунь!
Судья Ди встал и подошел поближе. Ширма состояла из четырех створок, причем каждая являла собой изящную картину, мастерски инкрустированную па лакированной поверхности кусочками зеленого нефрита, перламутра, серебра и золота. Воистину бесценное старинное сокровище! Судья подумал, что ширме лет двести, не меньше. Он остановился и стал слушать ровный, почти лишенный интонаций голос:
– На четырех створках, как это часто бывает, изображены четыре времени года. Первая слева – это весна. Весенние грезы кандидата в сюцаи, заснувшего над книгой на крыльце своего дома в тени сосны. Пока мальчик-слуга готовит чай, ему снятся четыре девушки. Все они – красавицы, но лишь одна тревожит его сердце.
На второй картине изображено лето – время созревания. Теперь кандидат повзрослел и едет в столицу, чтобы сдать последний экзамен и стать чиновником. Вот он – верхом, в сопровождении мальчика-слуги.
На третьей створке – осень, время исполнения желаний. Молодой человек, сдав последний экзамен, удостоился высокого ранга. В судейском облачении он возвращается домой в коляске, а слуга держит над хозяином большое опахало, что свидетельствует о завидном положении последнего. На террасе чиновник видит четырех девушек своей мечты, и среди них – ту, что собирается сделать женой.
И наконец, четвертое изображение зима, время самоанализа, тихой радости, более глубокого осмысления достигнутого. Перед нами – картина семейного счастья.
Судья Ди посмотрел на любящую пару за столом в богато обставленном доме чиновника: супруги сидят, тесно прильнув друг к другу, мужчина одной рукой обнимает женщину, а другой подносит к ее губам чашу. Судья повернулся, собираясь снова сесть, но Тэн поспешно остановил его:
– Подождите! Я отыскал эту ширму в одной из столичных лавок незадолго до женитьбы на Серебряном Лотосе и сразу купил, хотя стоила она невероятно дорого, и мне даже пришлось кое-что заложить. Пони маете, на четырех створках этой ширмы отражены четыре самых главных этапа моей жизни. Когда я учился в родном городе, мне тоже приснились четыре девушки. Потом я отправился в столицу, а там, проезжая мимо двухэтажного дома, увидел тех самых четырех девушек своей мечты. Как оказалось, это был дом отставного правителя округа Ву. И я женился на его второй дочери —Серебряном Лотосе, девушке, которую выделил среди других во сне! Эта ширма стала самой дорогой для нас вещью. Куда бы мы ни ехали, всегда брали ее с собой. Как часто мы сидели перед ней вместе, рассматривая каждую картину, вспоминая о моих ухаживаниях и нашей свадьбе!