С начала царствования Генриха VI жалобы на коррупцию, беспорядки, мятежи и злоупотребления судебной властью стали раздаваться все чаще. К пятидесятым годам XV века ситуация в стране ухудшилась настолько, что все слои общества стали требовать от правительства решительных мер, долженствующих положить конец творящимся безобразиям. Закон и порядок рухнули, а от преступности буквально не было спасенья. Многих солдат, вернувшихся с войны из Франции, родина встретила неласково. Обездоленные, привыкшие к насилию и избавленные от необходимости подчиняться воинской дисциплине, они часто выбирали поприще разбоя и злодеяний. Некоторых из них богатые лорды нанимали запугивать своих врагов, нападать на них и даже убивать, причем эти их враги часто принадлежали к сословию мелкопоместного дворянства-джентри и не могли защититься от вооруженных бандитов, взятых на службу теми, кто стоял выше них на социальной лестнице.
Вину за воцарившийся по всей стране хаос можно возложить непосредственно на Генриха VI, в обязанности которого входило контролировать своих вельможных феодалов и добиваться соблюдения закона и порядка. Но король, отнюдь не пытаясь избавить своих подданных от претерпеваемых ими бесчисленных бедствий, ничего не предпринимал. Мировых судей, вершивших правосудие от его имени, и далее запугивали или подкупали, и англичане, по праву гордясь своей системой законов и процветающей профессией юриста, отнюдь не закрывали глаза на творимые сильными мира сего злодеяния и признавали извращение правосудия величайшим пороком своего века.
Хронист Джон Хардинг писал:
Во всяком графстве правит хаос, облаченный
В доспех и шлем солдатский, и сосед разит соседа.
Большинству преступников, по-видимому, бесчинства сходили с рук. Они могли предстать перед судом, если их ловили с поличным, однако их часто оправдывали, а даже если нет, короли Ланкастерской династии, в особенности Генрих VI, даровали тысячи помилований.
Смертной казнью каралась государственная измена, считавшаяся тягчайшим, намного превосходящим прочие преступлением, а также убийство и кража предметов стоимостью более шиллинга. Изменников по закону полагалось вешать, выпускать им кишки, а потом четвертовать, и прибегали к этой варварской практике с XIII века. Изменников благородного происхождения обычно избавляли от полного набора ужасных пыток и казнили через отсечение головы, однако людей не столь знатных никак не щадили. Некоторые изменники не представали перед судом, а приговаривались к казни и лишению титулов, званий и собственности актами об объявлении вне закона, которые принимал парламент. Впоследствии значительное число этих актов о государственной измене отзывалось, позволяя обвиняемому или его наследникам вернуться на родину «живым и невредимым» или получить назад отобранные поместья.
Как замечал один итальянский наблюдатель, «в этой стране нет ничего легче, чем бросить любого в темницу». В тюрьмах содержались главным образом несостоятельные должники и уголовные преступники, тогда как совершившие преступления против государства обыкновенно томились в лондонском Тауэре или других крепостях. Полиции как органа охраны порядка не существовало. Надзор за соблюдением закона и порядка входил в обязанности шерифов и их констеблей на местах, однако зачастую они были продажны или бездеятельны.
Царящий в эту пору хаос не помешал купеческому сословию накопить немалые богатства. После 1450 года торговля шерстью медленно начала терять свое прежнее значение, однако одновременно за границей стал расти спрос на другие английские товары, например шерстяное сукно, олово, свинец, кожу и резные изделия из алебастра, изготовлявшиеся в графстве Ноттингемшир.
Принадлежащий англичанам порт Кале на северо-западе Франции был главным рынком, где продавалась английская шерсть. Так называемая Складская торговая компания[6] добилась получения монополии, которая позволяла ей продавать ввозимую в Кале из Англии шерсть купцам со всей Европы. Мир и спокойствие в Кале были необычайно важны для торговых сословий, однако мир этот часто оказывался под угрозой во время Войны Алой и Белой розы, когда враждующие феодалы избирали Кале местом своего изгнания или, еще того хуже, рассматривали этот город как своего рода плацдарм для вторжения в Англию.
Многие купцы, особенно жившие в Лондоне, разбогатели на ввозе предметов роскоши из Средиземноморья, куда стекались дорогие товары из еще более удаленных уголков мира: пряности, лекарственные снадобья, бумага, восточные шелка, рукописи, доспехи, вина, хлопок, сахар, бархатные ткани и драгоценные камни. Много веков англичане импортировали вино из Бордо и Гаскони, и, к счастью, завершение Столетней войны и победа французов не прервали этой торговли и даже не слишком сильно на нее повлияли.
Фортескью придерживался мнения, что «простолюдины в этой стране едят слаще и одеваются лучше, чем где-либо». Крепостное право после эпидемии «черной смерти» стало отступать, а из-за недостатка рабочих рук крупные феодалы и другие землевладельцы теперь соглашались платить крестьянам, готовым обрабатывать их угодья. Усилия правительства, пытавшегося установить предельную оплату крестьянского труда, не возымели успеха, а спрос на наемный крестьянский труд по-прежнему оставался высок. У многих лордов освободились участки земли для сдачи внаем, поскольку барщину быстро сменяла аренда, а плата за арендуемые наделы была соблазнительно низкой.
С исчезновением крепостничества крестьяне получили бóльшую личную свободу и свободу передвижения, однако их участь нередко оказывалась печальной, особенно зимой, когда им угрожал голод и холод. Многие крестьяне жили в крохотных хижинах, состоявших из одной-двух горниц, с земляными полами, маленьким оконцем и всего несколькими предметами обстановки. Скот держали тут же, в доме. Многие влачили жалкое существование в нищете и зависели от милостыни, подаваемой церковью или богатыми мирянами.
Впрочем, не так много крестьян пострадало от нужды в результате сельскохозяйственной депрессии, которая продлилась с конца XIV до примерно шестидесятых годов XV века и сопровождалась передачей пахотных земель под пастбища для овец. Депрессия привела к падению арендной платы за землю и цен вообще, а значит, крестьянское сословие, труд которого был столь востребован, стало преуспевать, как никогда прежде. Многие фермы оказались заброшены, особенно на севере, и землю можно было купить дешево. Отличительной чертой этой эпохи стал добившийся всего сам крестьянин, сумевший выкупить свою землю и процветающий. Один подобный фермер из Уилтшира получил большие прибыли от изготовления шерстяного сукна и по завещанию оставил своим наследникам две тысячи фунтов, огромную сумму для того времени.
Крестьянин в среднем зарабатывал от 5 до 10 фунтов в год; в 1450 году батракам платили по 4 пенса в день, тогда как искусные ремесленники зарабатывали от 5 до 8 пенсов в день. Построить крестьянский дом можно было примерно за 3 фунта 4 шиллинга (3,2 фунта). Впрочем, продукты питания по сравнению с XIV веком подешевели в два раза; например, яйца стоили 5 пенсов за сотню, молоко или пиво – 1 пенс за галлон, деликатесы вроде красного вина – 10 пенсов за галлон, сахар – 1 шиллинг 6 пенсов (0,075 фунта) за фунт, а перец 2 шиллинга (0,1 фунта) за фунт.
Управление страной осуществлял королевский cовет, который заседал почти непрерывно и состоял из лордов светских и духовных, а также из способных людей не столь высокого происхождения. Король иногда председательствовал на совете, однако его присутствие не всегда требовалось для бесперебойного функционирования этого органа; впрочем, любые решения принимались от имени монарха.
Главное назначение совета заключалось в том, чтобы помогать королю формулировать политику государства и выполнять текущие задачи управления страной. Долгое несовершеннолетие Генриха VI повысило престиж и полномочия совета, как и могущество вельможных феодалов, надолго пробудив в них вкус к верховной власти, утолить который им будет нелегко.
Королевством управлял именно совет, а не парламент. Парламент не играл столь важной роли, хотя на протяжении XV века его полномочия непрерывно возрастали. Парламент включал в себя три сословия королевства: лордов духовных и светских, а также общины, представленные в парламенте рыцарями из графств, управляемых от имени короля, или гражданами из городов, имеющих самоуправление. Главными задачами парламента были введение налогов и рассмотрение ходатайств. Кроме того, парламент выполнял функции Верховного суда.
Король мог созывать и распускать парламент, как ему заблагорассудится, однако существовали случаи, когда он не имел права действовать без его одобрения. «Не заручившись поддержкой своего парламента, король не может вести войну, – писал Коммин. – Это весьма справедливое и похвальное установление, и короли, опираясь на парламенты, обретают силу и лишь выигрывают. Король объявляет о своих намерениях и просит помощи у подданных; он не может ввести никаких налогов в Англии, кроме как на военный поход во Францию или в Шотландию или на какое-либо сравнимое предприятие. Это они одобрят с большой охотой, особенно если речь пойдет о нападении на Францию!» А еще без согласия парламента нельзя было принимать новые законы. Впрочем, выборы в парламент нередко фальсифицировали, а вельможи, когда это могло затрагивать их собственные интересы, не стесняясь протаскивали туда множество лиц из своей свиты.
Парламент можно было созвать на заседание в любом месте королевства, но обыкновенно он заседал в чудесном Расписном покое Генриха III в Вестминстерском дворце. Иногда палата лордов собиралась в Белом покое или в Маркульфовом зале дворца, а палата общин – в Трапезной Вестминстерского аббатства.
Центром решений в аппарате управления страной выступал необычайно влиятельный королевский двор, состоявший из собственно двора и различных государственных департаментов, в числе каковых наиболее важными считались Суд лорда-канцлера, Казначейство, Личные покои монарха и Гардероб. Они несли ответственность за юридические, финансовые и административные аспекты управления, а также обеспечивали всем необходимым двор и удовлетворяли официальные и личные потребности короля и его семьи, вплоть до предоставления ему лошадей, одежды и еды. Следовательно, королевский двор был неким политическим «мозгом» страны, а придворные служащие пользовались огромным влиянием просто в силу своей близости к монаршей особе.