Шум и суета на стене привлекли внимание от моих размышлений. Осажденные скинули со стены толстую веревку, по которой слезло пять воинов. Ворота не открыли — еще один штрих в пользу осажденных, говорящий о уме полководца. Подстраховались.
Я спешился. Некрасиво будет общаться с переговорщиками верхом на коне. Дядя с дедом остались в седлах. Ага слез с бедной животины и встал рядом.
Приближающаяся пятерка воинов была в добротном обмундировании. Чувствовалась системность. На плечах виднелась фибула, скрепляющая плащ. На головах шлемы различных форм. На груди металлические доспехи, кольчуги и лорики. Типичное обмундирование византийских воинов. Но лица были явно не имперские. Раскосые глаза, смуглая кожа и черные как смоль бороды выдавали в них выходцев с восточных земель.
Один из них вышел вперед. Он отличался от товарищей. Его внешний вид олицетворял властность. Передо мной стоял высокий мужчина с гордой осанкой. Он носил бороду, его лицо было с умным и решительным выражением. Его обмундирование было практичным, сочетая в себе элементы восточного стиля с элементами военной экипировки. Острый взгляд остановился на мне.
— Я готов повторить вопрос. Чего тебе надо? — произнес воин.
О как! Я же говорю, умный человек. Про рогатое животное не упомянул. Не удивлюсь, если осадой именно он руководит. Но это не дальновидно с его стороны идти ко мне с такой жалкой охраной. Я с Агой в два счета раскидаем их. Наверное.
— Для начала, — я хмыкнул, — было бы вежливо представится. Я — Ларс, царь Гардарики.
— Я — Саладин, временный воевода Корсуни.
— Куда же делся предыдущий?
— Сейчас это не имеет значения, — с заминкой ответил воевода.
— Я предлагаю избежать лишних потерь на обеих сторонах, — кивнул я.
— Мы не собираемся сдаваться. Мы имеем достаточно продовольствия и воды, чтобы выдержать осаду. Если ты хочешь нас заставить сдаться, то переговоры можно считать оконченными, — твердо заявил Саладин.
— Лучше сдаться сейчас, — мягко сказал я, — на приемлемых условиях, — выделил я последнее, — чем погибнуть в бесполезной битве.
— Не надо угрожать, мы не станем легкой добычей. Лучше отведи свои войска и уйди, пока не поздно.
— Какой-то разговор глухого со слепым, — проворчал я.
— Ты хотел переговоров, а не мы, — справедливо заметил воевода, пожимая плечами.
— Мои предложения, — устало произнес я, — город покидают все, кто не хочет жить в моем царстве. Я разрешу жителям унести свои пожитки.
— Вряд ли это будет интересно нам.
— В противном случае, я рано или поздно захвачу город. Византия свои войска убрала. Каганат пал. Полуостров захвачен. Я не понимаю, чего вы хотите добиться?
— Освобождение от налогов. Право беспошлинной торговли. Свободный выбор князя жителями Корсуни.
— Даже так, — протянул я.
Я оглянулся на дядю с дедом. Они тоже выглядели удивленными.
— Это желание жителей города, — со вздохом добавил Саладин.
— И кто будет представлять их интересы?
— Совет старейшин Корсуни.
Разговор перетек в деловое русло. Мы обговорили организационные моменты и пришли к выводу о том, что необходимо провести переговоры с новоявленным Советом. Договорились завтра поутру на этом же месте собраться и решить спорные моменты. Для меня было удивительным такое стечение обстоятельств. Мы уже готовы были перейти к грязному способу ведения войны, к биологическому оружию. Видимо, жители хотели показать зубы, чтобы выторговать более комфортные условия дальнейшего существования. Глупо, на мой взгляд.
Договорившись встретиться завтра, мы распрощались и я сел в седло.
— Кстати, — обернулся я к уходившим корсуньцам, — а что там про «козла» кричали со стен? — не упустил я «шпильку».
— А это же не оскорбление, — не растерялся Саладин, — многие из нас выходцы из Византии. И не всегда мы воспринимаем такое именование за поругание.
Видя мое непонимание, корсуньский воевода, разъяснил свою мысль и рассказал интересную историю.
Несколько веков назад, византийцы осадили Тифлис, в те времена её называли Шурис-Цихе — «Завидная крепость» — неприступная. Имперцы долго не могли взять ее. Со стен крепости кричали оскорбления в адрес византийского императора Ираклия. В частности, назвали его «козлом».
Тот не растерялся, процитировал в ответ Ветхозаветную книгу Даниила: «Косматый козёл» — царь Греции сокрушит «Овна» — «царя Персидского». Хороший знак, победа будет за нами, уверил своих сторонников византийский император'. Тогда Тифлис был частью Персии.
— А через несколько дней крепость пала, — закончил Саладин, — ругательство, которое Ираклий посчитал хорошим предзнаменованием, действительно оказалось таковым.
Открытая улыбка воеводы заставила и меня усмехнуться находчивости самого Саладина. Вывернулся все-таки.
— Я помню про это, — заметил Радомысл, — там еще было интересное завершение истории. Полководец византийцев пленил начальника этой крепости и наполнил ему рот золотыми монетами, затем снял с него живого кожу и отправил этот «подарок» императору.
Чуть побледневший воевода, видимо был в курсе этого уточнения. Посмеявшись над ситуацией, я еще раз попрощался с корсуньцами и направился в свой лагерь. Пусть живет, пройдоха воевода. Умные люди царству Гардарики нужны.
Глава 11
Середина лета 827 г., граница Болгарского ханства.
Армия была на марше. Мы двигались вдоль северного берега Русского моря. Позади осталась Таврида, которая с моей подачи переименовалась в Крым. Метик, князь Крымский, был официально титулован.
Переговоры с корсуньцами были короткими. Я согласился практически на все условия, за исключением того, воеводу Корсуни будет назначать лично князь полуострова. А когда Корсунь была объявлена столицей новоявленного княжества, все дебаты сошли на нет. Открывшиеся перспективы — стать центром притяжения торговых путей региона — были глобальнее всего того, что хотели выторговать корсуньцы. Тем более Метик сходу назначил Саладина воеводой Корсуни. Все удачно разрешилось и для местных, и для нас. Пришлось немного задержаться в княжеской столице Эда, пока он чуть освоится в управлении, да и отдохнуть нужно было армии.
Сейчас же мы двигались в сторону Болгарского ханства, которая уже является частью царства. Омуртагу, наместнику ханства, уже был отправлен гонец, предупреждающий о нашей скорой встрече. В Плиски мы направляемся с целью подождать там Ходота с Эсой. Как раз, к тому моменту и эсовы лазутчики прибудут с уточненной информацией о текущем местонахождении Милены.
Буривой объявил привал. Дед назначен мной главным в походе до Плиски. Старику приятно. А нам не сложно, ведь не первый день в походах. Как говорил великий Сувовров: «Каждый солдат, знай свой маневр».
На привале Умата-Умку учу писать и читать. Мой «оруженосец» становится верным слугой, окреп и даже, как мне кажется подрос. Планомерное питание и физические упражнения идут на пользу. Я заметил, что Умка копирует меня. Это выражается во всем, начиная от поведения за столом, заканчивая попыток «фехтовать» двумя топорами.
С одной стороны — это забавно, а с другой — накладывает дополнительную ответственность, приходится себя контролировать, дабы не «упасть в грязь лицом». Даже в носу теперь не поковыряешься. Никакого уединения.
Природа здесь, конечно, живописная, с красивыми пляжами на берегу моря. Названное в моем будущем, Черное море у берегов Болгарского ханства обладает темным цветом воды, что обуславливает его название. Море обычно спокойное, с мягкими волнами и чистыми водами. На побережье можно встретить разнообразную морскую фауну. На таких привалах получается иногда поймать морских раков.
Сочетание живописной природы, приятного климата и теплого Черного моря сделает этот берег привлекательным местом для туристов. И чего я туристов вспомнил?
Иногда нахлынивает на меня будущее. Отсутствие интернета и прочих благ цивилизации уже не так сильно давит на подсознание, но частенько ловлю себя на таких «приходах». С грустью вспоминаю о желании сбежать от проблем в Византию. А ведь я вел себя как обычный, среднестатистический человек из двадцать первого века. Под идеей «не навредить истории России», больше всего таилось банальное «пошли вы все лесом со своей ответственностью». Вся эта политика, махание мечом и смерть от любого наемника — да зачем оно нужно? Ответственность за людей — это же тяжко. Будь я воспитан по-другому, либо с иным складом ума, характера, то возможно упивался бы властью и вседозволенностью.
— Чего хмурной, Ларс? — Эд подошел с миской, активно работая челюстями.
Я сидел на небольшом бревне, на берегу. Рядом Умка тренировался с Агой. Похлебку с мясной кашей я уже умял. А наш лекарь все на ходу питается. Лука, Буривой и Радомысл прилегли в тени небольшого дерева, вдалеке. Неподалеку гордо вышагивал Дастан, радуясь свободе.
— Да навеяло, — неопределенно махнул я, — иногда находит.
— Живописно здесь, — Метик присел рядом, продолжая орудовать ложкой, наполнять свою утробу, — Так чего навеяло то?
— Будущее, — вздохнул я, — либо прошлое. Тут и не поймешь.
— Это да, есть такое, — Метик закончил поглощать кашу и облизал ложку, — я иногда тоже путаюсь. Для всех мое прошлое — их будущее.
— Я хочу их будущее сделать лучше, — неожиданно поделился я.
— Мы находимся в странное время, где еще вчера мы изменили историю, сделали Крым нашим задолго до того, как это сделали в нашем прошлом. Тут невольно заставляешь себя задуматься о необходимости изменять ход истории, — Эд устремил взгляд на волны прибоя, — На твои плечи, Ларс, легло бремя тяжелой ответственности, нужно изменить будущее страны. Этот «эффект бабочки» в духе Рэя Брэдбери, — он пренебрежительно махнул рукой, — полная хрень. Я каждый день встречаюсь с древней историей нашей страны. В наших руках будущее. Мы способны преобразить действительность и оставим след в истории, настоящей и будущей.
— Высокопарно, конечно, — хмыкнул я.