Мы походили еще немного по рынку, я сравнил цены с теми, которые знал в прошлой «поездке» сюда. Вывод, конечно интересный: при осаде — цены выше. Что, собственного, логично.
Вернувшись с рынка, мы провели остаток дня в дружной компании. Гор рассказывал про интересные случаи его службы в Царьграде, веселя Эстрид. Дядя поведал про доблестный поступок Эда по высвобождению девушки Софии из рук пьяного отвергнутого воина. Причем Радомысл сделал упор на «общении» воина и лекаря, один — на славянском, другой — на латыни. Метик, конечно, смутился и пытался оправдать свой импульсивный поступок.
Сегодня у нас был разгрузочный день. Феофил должен был донести до своего отца плод наших ночных посиделок — пакт о разграничении зон влияния между Царством Гардарики и Византийской империей.
А завтра мы встретимся с императорами на ипподроме. Ипподром был не только гонками. Здесь проводились самые разные мероприятия: от спортивных соревнований и охоты до представлений экзотических животных и театральных представлений.
Императоры часто использовали его, чтобы оценить общественное мнение, сделать объявления и даже подавить инакомыслие. Приветствия или насмешки толпы могли создать или разрушить имидж императора.
Что интересно, ипподром был плавильным котлом византийского общества. Люди всех социальных слоев, религий и национальностей собирались вместе, чтобы насладиться зрелищем и обсудить актуальные проблемы. Это было место, где формировались социальные связи и обменивался информацией.
Надеюсь, что Михаил, обожающий такие развлечения, будет благодушен. По крайней мере, Феофил на это рассчитывал.
Глава 19
Конец лета 827 г., Царьград
На следующий день я со всеми ближниками находился на ипподроме, в императорской ложе. Тут присутствовали оба императора с супругами и советниками. Аристократия развлекалась. Мне казалась роскошь ипподрома вульгарной, а рев толпы — раздражающим. Видимо, нервишки пошаливают.
Обширная арена под открытым небом была наполнена гудящей от волнения и жителями и гостями столицы. Внизу ревел ипподром, кипящая масса людей была увлечена зрелищем гонок на колесницах. Команды, обозначенные по цветам, яростно соревновались, доводя толпу до безумия.
Очередной круг скачек закончился шквалом пыли и криков, победитель превратился в пятно зеленого и золотого цвета. Толпа взорвалась, их крики эхом отразились от древних камней Ипподрома.
Император Михаил сидел на мягком троне со скучающим выражением на изнеженном лице. Он был одет в шелка и драгоценности. Не зная о его страсти к ипподрому, я бы никогда не подумал, что он сейчас играет на публику. Актер в нем пропадает изрядный.
Я сидел возле Феодоры, супруги Феофила. Эта была потрясающая девушка. Ее темно-каштановые волосы нежно обрамляли лицо, частично прикрытые вуалью из тончайшего шелка. Тонкие руки оливкового цвета скромно были сложены. Она была одета в струящиеся одежды насыщенного фиолетового цвета, украшенные сложной вышивкой и драгоценными камнями. На ее груди возвышается золотой крест. Царственная осанка выдавала ее статус.
С этой девушкой было приятно общаться. Она располагала к себе. Наверное, из-за этого меня и посадили возле нее. Сам Феофил при встрече подмигнул довольно скалясь. Видать, получилось уболтать Михаила на подписание соглашения. Поэтому я попробовал себя успокоить и вел светскую беседу с византийской императрицей.
— Как вам скачки, царь Ларс? — вежливо поинтересовалась Феодора.
— Ваше Величество, ваше сияние затмевает любые зрелища, — не растерялся я.
Нежная улыбка тронула ее губы. А что, я и так могу. В конце концов, пусть знает, что северный медведь тоже может быть галантным.
— Лесть от гардарского царя действительно редкий дар, — звонко рассмеялась императрица, — Добро пожаловать в Константинополь, Ларс. Могу ли я узнать, что привело вас в самое сердце империи?
— Сказания о великолепии вашего города достигли даже до далекого Хольмгарда, Ваше Величество. Я прихожу в поисках знаний, торговли и, возможно, проблеска мудрости, которая руководит вашим правлением.
Ха, я сам не ожидал, что могу так высокопарно изъясняться. Могу ведь, когда хочу.
— Мудрость — это путешествие, а не пункт назначения, царь, — ответила Феодора мелодичным голосом.
Какая интересная мысль, надо запомнить. Я по-новому взглянул на девушку. Меня приятно удивляет общение с теми, кто тут живет. Сначала Гор, потом Грамматик, сейчас Феодора. Кстати, будем льстить девушке, спасибо Гору, что располагаю информацией.
— Ваша борьба иконоборцами, Ваше Величество, говорит о том, что вы умелый путешественник.
Феодора снова рассмеялась. Видимо, я смог ее развлечь беседой.
— Вера — это основа нашей империи, царь, — сказала девушка, чуть задумавшись.
Ипподром пульсировал энергией гонок на колесницах. Шум толпы не мешал общению. Я заметил заинтересованные взгляды Феофила. Видимо, ему любопытно знать о теме нашей беседы. Пусть пострадает. Мстительный я, однако. Поведение Михаила на приеме задело меня.
— Вера — мощный инструмент, императрица, — прокомментировал я, — В плохих руках она может быть столь же разрушительной, как осадное оружие.
— И в умелых руках она может осветить путь к прогрессу и процветанию, — возразила Феодора, встретившись со мной взглядом.
— Бесспорно, — я развел руками, соглашаясь.
— Ваш народ стремиться к прогрессу и процветанию? — прямо спросила девушка.
Ух ты! Так она хочет распространить свою веру на мое царство? Это такой трюк, чтобы получить влияние на меня и мой народ? Хитрó! Я бы даже сказал — коварно. Это сейчас ее личное предложение или мнение императоров? Я задумался над вариантом, когда подписание нашего пакта о разграничении зон влияния стало бы под обязательным условием принятия христианства. Согласился бы я на это? Только в том случае, если Царьград и титул Патриарха стали в зоне моего влияния. Это дало бы независимость самому царству. Можно было бы не отвлекаться на вопросы веры и отдать это все в руки народа. А в противном случае Гардарики стали бы зависимыми от воли константинопольского патриарха. А оно мне надо? Нет, такое условие мне не подойдет, хотя бы потому, что брать себе Царьград, с его клубком интриг и заговоров, я не хочу. Пусть Византия станет буферной зоной между моим царством и натиском арабских завоевателей.
— Мой народ жаждет знаний, Ваше Величество, — осторожно ответил я, — Мы стремимся находить взаимопонимание с Византией, искать компромиссы между нашими культурами. Но в вопросах веры должна быть свобода, — я многозначительно посмотрел на Феодору, — никто не должен навязывать свою веру. У каждого народа свой путь к процветанию. У Византии — свой, у Гардарики — свой.
Некоторое время она изучала меня, выражение ее лица было нечитаемым.
— Говорят, что вы считает нашу веру греховной, — она сделала паузу, — поэтому вы против нашей веры на своих землях?
— Императрица, — я вздохнул, — я ничего не имею против вашей веры. До вас не верно довели информацию. Греховными я считаю деяния ваших церковных иерархов, а не саму веру. И эта огромная разница. Согласны со мной?
Феодора нехотя кивнула. Суть она уловила. Надеюсь я не убедил ее в подозрении о моем участии в «несчастных случаях» патриаршества.
Чтобы как-то сгладить свой отказ в насаждении своей веры в моем царстве, я подозвал Агу. Еще в Плиске я собрал небольшой подарок для таких случаев. Ага передал небольшой сверток обернутый в шелк, купленный вчера Радомыслом. Я выклянчил у него отрез ткани для подарка. Я развернул сверток. За моими действиями с интересом наблюдала не только Феодора, но и императоры, с любопытством наклонив головы в нашу сторону.
— Я не могу представить себе никого, более заслуживающего такого украшения, чем императрица Византии, — с гордостью заявил я.
Раскрыв сверток, я показал потрясающее украшение. Это было круглый кулон, сделанный из золота, украшенный драгоценными камнями. Роль веревки выполнял тонкошерстный мех из соболя. Кулон украшали драгоценные камни малинового цвета, которые были искусно огранены и напоминали крошечное пламя. Когда я немного повертел кулон, свет огня заиграл на гранях камней, создавая иллюзию тлеющего угля, заключенного во льду. Это было украшение одновременно красивое и тревожащее.
Феодора ахнула, ее пальцы легко провели по замысловатому узору.
— Это изысканно, Ларс, — восхищенно заявила она, — Действительно, подарок, достойный императрицы.
— Пусть он послужит символом связи между нашими землями, — провозгласил я, — и напоминанием о том, что даже среди хаоса мира всегда можно найти красоту.
Искренняя улыбка тронула губы Феодоры, когда она приняла кулон.
Я услышал хмыканье Михаила, но смог проигнорировать это. Феофил с улыбкой на губах буркнул что-то про гардарскую щедрость, которая заставляет императоров придумывать более изысканные щедроты дабы переплюнуть подарки северных царей.
Я обменялся веселыми взглядами с Феофилом, и мы посмеялись над его реакцией. Самоирония — редкое качество среди правителей, насколько я знаю. Радует, что Византии повезло с таким императором.
Рев толпы затих, когда объявили, перерыв в состязаниях. Императоры со свитой направились отдыхать от шума и обсуждать зрелища. Мы спустились на один уровень, под навес. Пылинки танцевали в лучах солнечного света, освещая стол, уставленный закусками, фруктами и прохладным вином.
Император Михаил, поглаживая бороду, указал на угощения и гостеприимно пригласил отведать кушанья.
Императоры пригласили меня за отдельный стол, где без лишних ушей Феофил, под молчание Михаила сообщил решение Византии. Они согласны заключить пакт о разграничении зон влияния Гардарики и Византии без каких-либо дополнительных условий. Я, честно говоря, не ожидал такого ответа. Мне казалось, что придется еще долго и нудно бороться за каждый пункт нашего соглашения. Но судя по открытому лицу Феофила, он провел огромную работу с отцом.