На дневных привалах дядя продолжал учить меня премудростям дипломатического искусства и быта славянских племен. Сокол же учил по вечерам двуручному бою на топорах. Либо я действительно делал успехи на этом поприще, либо на него так влияло присутствие Забавы, но учитель стал часто хвалить меня за успехи. Эса, наблюдая за тренировками, комментировала бои, как заправский футбольный комментатор. Удачные падения, подкаты и ложные замахи сопровождались улюлюканьем и аплодисментами. Ее всегда в эти моменты сопровождала Забава, наблюдавшая за действиями Сокола. Наши зрители заставляли нас выкладываться по полной. Соколу хотелось заставить меня максимально выложится, наверное, чтобы убедить зрителей в том, что я его лучший ученик.
С топорами я начал обращаться более уверенно. Если раньше мне было не очень интересно заниматься топоромашеством, то сейчас это переходит в разряд увлечения. Мне начинает нравится это. Думаю, это объяснимо тем, что я делаю значительные успехи. Когда у тебя, после упорных трудов, получается то, чем ты долго и нудно занимаешься, появляется чувство удовлетворения. Это своеобразный маркер, переводящий твою работу из любительского дивизиона в полупрофессиональный. И это касается всего, чем занимается человек. Нельзя быть профессионалом в каком-то деле и не любить свое занятие.
Так и в бою с топорами. Я сам начал понимать, зачем нужно то или иное движение, стал чувствовать оружие, его вес и баланс. Это сравнимо с вождением машины. Водитель-новичок, не чувствующий машину, при маневре не может как следует сориентироваться в пространстве. Опытный же водитель на инстинктах водит. До опытного топорщика мне далеко, но оружие я стал чувствовать, как продолжение своих рук, отсюда и позитивные результаты.
Вечером на пятый день путешествия, Сокол предложил взять боевое оружие на тренировки. Услышав это предложение, дядя был удивлен моими успехами. Он ожидал, что до тренировки с боевым оружием я дойду только через месяц. Тем приятнее было слышать слова Сокола, что мне скоро скучно будет на учебном оружии, нужно, чтобы я привыкал к тяжести боевого оружия. После этого, Радомысл сказал подождать его и не начинать тренировку, пока он не вернется.
Мы с учителем непонимающе уставились друг на друга. Наши зрители, сидя в стороне на поваленном бревне, что-то тихо обсуждали. Хитрющие глазки Эсы говорили о том, что она догадывается куда и зачем пошел дядя. Ох уж эта бестия.
Дядя довольно быстро вернулся. На вытянутых руках он держал продолговатый сверток, завернутый в материю. Взглянув на довольную Эстрид, я понял, что ее догадки подтверждаются.
– Не думал, что так рано тебе они пригодятся, – начал дядя, протягивая мне сверток, – твой отец и я мечтали, чтобы Сигурд овладел этим, но не сложилось.
Морщинистые веки Радомысла подозрительно блестели. Я раскрыл содержимое свертка. На серой ткани лежали два боевых топора. Короткие рукояти были обмотаны черной кожей и были снабжены дополнительной защитой в виде железных полос, которые назывались лангетами. На обухе каждого топора был граненый клевец, это ударная часть в форме клюва, предназначенная для точечного удара. Острая блестящая кромка была с чернением. Вдоль острия были размечены руны. На конце древка стояло клеймо в виде перечеркнутого глаза.
– Близнецы, – прошептал Сокол, он уважительно посмотрел на дядю.
– Подарок от мастера, – кивнул дядя.
– Тренировка сегодня будет немного другой, – вернулся на рабочий лад учитель, – к такому оружию нужно своеобразное умение. Будем его нарабатывать.
Я поблагодарил Радомысла. На радостях обнял его, чуть не задушив. На что он посетовал что-то в духе «сила есть, ума не надо». Эса, пытаясь рассмотреть оружие, аж на цыпочки вставала со своего места. Забава тоже не отставала в любопытстве от подруги. Еще бы на бревно свое залезли и оттуда посмотрели.
Я, красуясь, покрутил древком топора, как учил Сокол. Баланс идеальный, чуть смещенный в сторону, что позволяет придавать ускорение оружию при замахе. Близнецы-топорики вихрем покрутились в моих руках. Смотрелось эффектно.
Дальнейшая тренировка принесла мне непередаваемое удовольствие. С таким оружием любой враг ни по чем. По окончании тренировки, Эстрид кинулась разглядывать близнецов. В руки их, правда, не брала. Считается, что касаться такого оружия без позволения нельзя, можно обидеть богов. Эстрид посоветовала дать топорам имена.
С фантазией на этот счет у меня беда, поэтому отложил это «на потом».
Спать я ложился, чуть ли не обнимая близнецов. Сон долго не шел. То ли Ага своим храпом не давал уснуть, то ли у меня был избыток адреналина от полученного подарка. Рядом вертелся Аршак.
– Не спится тебе, византиец? – обратился я к нему.
– Надоело спать на земле, – повернувшись, проворчал он.
– Так торговцы же этим и живут. Бродят по дорогам, покупая тут, продавая там.
– Я – неправильный торговец, – хмыкнул Джуниор.
– Ну, ничего, разбогатеешь и купишь себе корабль, там обустроишься с комфортом.
– Вряд ли, – с сомнением протянул он, но увидев мою приподнятую бровь, пояснил, – у меня «морская болезнь». Это такая…
Увидев, что я захрюкал, захлебываясь от смеха, он насупился и замолчал.
– Ты и правда неправильный торговец, – отсмеявшись произнес я.
– Я хочу создать торговый дом, в который люди сами будут приходить и покупать все что нужно. Это как рынок, но все товары мои. Мне не нужно будет лично скитаться по миру, мои люди сами будут это делать и привозить товары в дом.
Да ты ж посмотри-ка на него. На дворе девятый век, а этот ушлый тип только что изобрел торговый центр. Что же, мне будет, чем его зацепить. Стоит намекнуть, что можно построить многоэтажное здание, в котором будет и банк, и ресторан, и торговые ряды. А если подкинуть идею, что не обязательно брать свои товары, а можно сдавать места в аренду, так он будет мой не только по зову долга и обязанностей, но и по зову сердца. А сколько таких идей из моего мира я могу еще ему преподнести – уйма.
– Я могу тебе в этом помочь. Я многое могу тебе рассказать на эту тему.
Аршак заинтересовано глянул в мою сторону.
– По поводу письма от отца, – начал он ни с того, ни с сего, – он клянется, что у него не было другого выхода.
Парень хочет раскрыть мне душу, чтобы между нами не было недосказанностей, наверное. Доверительные отношения с ним нужны и мне. Пора учить латынь. В Византии это государственный язык.
– Не бери в голову. Мне все равно, что он написал. Встретимся с ним и поговорим втроем, не скрывая ничего. Если не было выхода, значит, будет прощен. Разговор как-то сам стих.
– Спасибо, Ларс, – Аршак прикрыл глаза, засыпая.
Я же долго ворочался. Сон не идет совсем. Давно такого не чувствовал. Пришлось встать. Попробую размяться, помахать топорами. Может быть, если ушатаю тело до состояния изнеможения, мозг даст команду на отбой.
Я отошел немного в сторону от лагеря, кивнув дернувшемуся дозорному и пояснив, что все в порядке. Близнецы ласкали ладони. Свет звезд был достаточным, чтобы не потерять из виду наше расположение. Я залюбовался небом. Звезды в этом веке ярче что ли? Млечный путь четко вырисовывается над головой.
Не знаю, сколько времени я так простоял, но отвлек от созерцания шорох листьев. Характерный шорох. Не тот, который ветром скрежещет по земле, а шорох раздавливаемых сапогом, листьев.
Я аккуратно перетек из позы «охренеть какое небо» в позу «порву в клочья топорами-близнецами». За счет чернения топоры не отсвечивали. Послышались тихие голоса. Кто-то, буквально в метре от меня, полз в сторону нашего лагеря. Два воина, с луком в одной руке и колчаном стрел в другой, по-пластунски направлялись к дозорному.
Нужно что-то предпринять. Необходимо сначала приголубить этих гостей и успеть крикнуть караульному, чтобы трубил тревогу. Два ночных гостя ползли мимо меня. Я рассчитывал, что они проползут еще полметра, тогда мне удобнее будет замахнуться. Но судьба решила иначе. Один из этих субчиков, видимо почувствовал что-то, оглянулся назад. Ничего не заметив, он повернул голову обратно. Но на середине этого движения, его взгляд зацепился за меня. Не повезло. Действуя на впрыске адреналина и отточенных тренировками замахе, я по-простому, словно по полену рубанул, взмахнул топориком в тыковку ближайшего, ничего не подозревающего, врага. От таких ран не выживают. Минус один.
– Рота подъем, – крикнул я дозорному.
Второй ползунец не растерялся. Перекатился на бок, бросая колчан и натягивая стрелу. Я, не ожидая такой прыти, глупо кинул в него второй топорик без замаха. Наверное, это было разумно, так как не ожидавший такой подлости, стрелок, инстинктивно пытался увернуться от брошенного оружия. Его стрела улетела в никуда. Второй попытки я ему не дал. Кинувшись в его сторону, я хотел зарядить кулаком, вот только окружающее пространство посчитало, что это будет не честно и подсунуло мне под ноги какую-то вязкую субстанцию. То ли это была глина, то ли звериные фекалии, не важно. Важно то, что поскользнувшись, я полетел головой вперед на бедолагу-стрелка. Оказалось, моя голова-таран прилетела в челюсть врагу. Минус два. Ну ладно, полтора, не убил же я второго.
В это время дозорный поднял тревогу. Со всех сторон послышались крики и топот врагов.
Нас окружили грамотно. Отрезали пути к лошадям. Почти убрали часового, я помешал. Наши проснулись. Послышался окрик Сокола. Безумный рев Аги вспугнул даже меня. Причем так, что кровь застыла в жилах. Надеюсь, его не ранили. Эса показалась возле кричавшего дозорного. Я побежал в лагерь. Наш отряд сбился в кучку. Эстрид метала ножи преимущественно в стрелков, поэтому нападавшие быстро потеряли преимущество дальнего боя.
Ага, схватив бревно, орудовал им словно косарь в поле, собирая врагов штабелями. По сути, бой выиграли Эса и Ага. Нападавшие, почуяв наше превосходство в живой силе, сразу ретировались. Несколько дружинников, в горячке боя решивших преследовать беглецов, получили оплеухи от Эсы.