К нам прогромыхал Ага. Он с трудом слез с бедной животинки. Подойдя ко мне, он опустил голову. Эса, нервно теребя пальцы, смотрела на меня. Я осторожно взял здоровяка за предплечье и подвел его к Радомыслу. Дядя, перемещенный дружинниками на телегу, храпел так, будто старался передразнить кабанов во время «весеннего обострения». Усатый верзила, распахнув глазища, пялился на моего родственника.
– Ты рад видеть Радомысла? – спросил я Агу.
– Ага! – прогудел свое фирменное слово парень.
– Не беспокойся, я знаю, что ты переживал за его ранение, – успокоил я Агу.
– Ларс вызвал Радомысла из Ирия, – Забава гордо донесла информацию до ушей Сокола и Аги.
Ходячая бочка посмотрел на меня не менее удивленно и на радостях обнял мое мелкое тельце. Боясь за целостность моих костей, Эса освободила меня из захвата брата. Милена посмеялась и предложила поломать мне какую-либо кость, чтобы она снова ухаживала за мной, а то я снова попаду в какую-нибудь авантюру. Эса, мелкая пакостница, ее полностью в этом поддержала. Ага, к счастью, пораскинув мозгами, решил, что девушки шутят.
В хорошем настроении мы направились в Кордно. Сейчас столица кажется блеклым подобием себя дохазарской. Запах гари буквально впитывался кожей, а белый пепел норовил влезть во все щели одежды. Город выглядел откровенно жалко. Если Сокол, Эса и Ага видели нынешнее состояние столицы вятичей, то Ходот с Рогнедой устрашились тому объему работы, который необходим для приведения города в прежнее состояние. Ничто не намекало на тот красочно украшенный город, который я видел при первом знакомстве с Кордно. Милена даже прослезилась, заметив останки сгоревших людей.
К нашему приходу уже был засыпан небольшой пятачок у входа. Дорога к площади уже обрела название – «хазарская». Некоторые жители, возможно из лености, предлагали оставить все трупы в аппендиксе-дороге и закопать так, как есть. К счастью, Ходот пресек такие настроения. Теперь останки хазарцев и их лошадей отвозились за город. Там выкапывалась огромная братская могила. Местные торговцы умудрялись купить безделушки, найденные у трупов.
Мы разместились в детинце. Дядю поместили в отдельное помещение. Он стал ходить и пока не часто бодрствовал. Сон его лечил лучше многих лекарств. Забава совместно с местными знахарями поила и кормила Радомысла. Ее отношение к нему стало походить на отношение дочери к отцу. Может быть, она корит себя за то, что дядя стал безруким, а может на нее повлияло его «исцеление» моими руками, но она превратилась из нашего походного повара в лекаря. Мои скромные советы по гигиене и полезности кипячения она выполняла беспрекословно.
В течение нескольких дней, Кордно постепенно приходил в порядок. Да, о былой красоте еще не могло быть и речи, но чистота и порядок заметно улучшили внешний облик города. К счастью запах гари стал менее заметен после хорошего дождя, смывающего копоть и впитавшуюся в бревна кровь захватчиков. Правда дождь превратил хазарскую дорогу в болото, но жители уложили ровными рядами бревна, в связи с чем проблема была решена.
За стенами города расположилось смоленское войско, взятое из самого Смоленска и часть присоединившейся армии Рогволда. Сокол и Эса провели разъяснительную беседу с частью рогволдской армии. С этой стороны предательства ждать не придется. Надеюсь.
С глаза Забавы сошел отек и она стала носить маленькую повязку. Я обнадежил ее, что ее поврежденный глаз, не смотря на увечье, выглядит миленько. Сокол меня поддержал. Девушка вроде поверила, но в моем лице она обрела заступника. А я приобрел верного лекаря. Я ей рассказывал обо всем, что знал в области здравоохранения. Ее больше всего удивил такой обеззараживатель, как спирт. Сокол начал учить ее рунному письму, поэтому она обещала записать все мои «наставления».
Дядя шел на поправку, мы с ним беседовали о политике и дипломатии, а о его «исцелении» мы как-то избегали говорить. Я не говорил на эту тему, так как считал не скромным напоминать о его чудесном воскрешении. А почему он не говорил об этом, я узнал в один из последних вечеров в Кордно, перед отъездом домой.
Мы с дядей сидели на лавке во дворе детинца. Сокол и Ага тренировались в метании топора под чутким присмотром мастера – Эсы. Сокол хотел привлечь и меня к этому занятию, но Эса пообещала мне индивидуальные уроки. Звучало и страшно и загадочно одновременно.
– Ходот гордится своим зятем, – заявил Радомысл нежно и убаюкивающе держа обрубок левой руки.
У дяди появилась эта привычка – баюкать поврежденную руку. Может это фантомная боль, а может не молодые кости не так быстро заживают, как хотелось бы.
– Да нечему гордиться, – я оторвал взгляд от дядиной культи и посмотрел ему в лицо, – с моим приходом, у него только больше проблем началось, – с сожалением проворчал я.
– Это какие такие проблемы у него начались? – спросил дядя чуть щурясь.
– Ну, вот смотри, – я начал загибать пальцы, – дочь выкрали? Выкрали. Со смоленском поссорился? Поссорился. С каганатом связи разорвал? Разорвал. Гунульфа обидел женитьбой дочери на мне? Обидел. Столицу разграбили и сожгли? Конечно.
– Ларс, – Радомысл хекнул, – то, что дочь выкрали – ему только на пользу. Теперь он любому недовольному может сказать, что он бы рад отдать в жены ее, да вот незадача – умыкнули ее. А то, что умыкнул ее ты – еще лучше, ведь союз с твоим отцом стал не словами, а действием. По Смоленску – я стал князем этого города. Да, придется с кривичами договариваться, но это уже дело десятое. С хазарами, – дядя хохотнул, – еще лучше вышло. Теперь либо хазары убедятся, что с вятичами лучше не ссорится, так как с них ничего не поимеешь, а только полвойска потеряешь, либо бек Манассия разнесет по всему каганату, что бой был жуткий и никто ничего не поимел, ни хазары, ни вятичи. А то что столицу сожгли, так это разменная монета за все что я тебе до этого описал.
– А Гунульф?
– А что Гунульф? На двух стульях не усидишь. Ходоту рано или поздно нужно было выбрать сторону – он свой выбор сделал. Более того, – Радомысл понизил голос, – князь считает, что если вдруг выясниться, что это я тебя подговорил найти в купальскую ночь дочь вятичского вождя и умыкнуть ее, то он не сильно удивиться.
– Ходот считает, что это умыкание спланировано было? – я был удивлен.
– Да вряд ли он всерьез так считает, – Радомысл пожал плечами, – но уж больно выгодно это для нас, словенов, – дядя задумался, – мне не терпится твоему отцу эту историю рассказать, – старик хохотнул в предвкушении красочных описаний моего «умыкания» Милены.
– Лучше бы ты представил, как будешь оправдываться перед отцом за потерянную руку, – заявил я, но тут же пожалел о сказанном.
Опять я своими грязными лапами лезу в чистые местные души. Радомыслу же наверняка тяжело об этом говорить, а я ляпнул, не подумавши. Судя по лицу дяди, я прав. Его кислое лицо говорило само за себя.
– Прости, дядя, я не хотел обидеть.
– Ларс, – Радомысл заглянул мне в глаза, – я не могу обижаться на тебя, ведь ты мне спас жизнь.
Я попробовал было отнекиваться, но был остановлен дядей.
– Знаешь, – Радомысл перевел взгляд на небо, – мне на мгновение показалось, что я попал в Ирий.
Дядя немного помолчал. Я не хотел лезть к нему в душу. Все же, это сугубо личное, внутреннее. Если захочет, то расскажет.
К счастью или нет, но он ушел от этой темы, расспрашивая меня, как я сумел додуматься до «такого» способа ведения оборонительной войны. Мне понравилось, что дядя согласился с моим мнением о важности человеческих жизней, которые я старался сохранить, путем сдачи города врагу. Мне даже не пришлось убеждать его в ценности живых жителей в ущерб защиты стен какой-то точки на карте, именуемой городом или столицей. Подсознательно я был готов к долгой дискуссии о своем видении этих вопросов, но Радомысл приятно порадовал. Он разделял мою точку зрения.
Раз так хорошо ложится карта, я решил прощупать почву об устройстве союза словенов и его соседей и возможной реорганизации этого образования в некое подобие государства. Я был приятно удивлен согласием дяди на необходимость некой реформации союза. Вспоминая все самые интересные иерархии государственной власти, которая будет в будущем, я смог предложить интересный вариант.
Итак, иерархия государства выглядит следующим образом: первый уровень – Царь, второй – царский совет, третий – князья, наместники и судьи, четвертый – старейшины деревень и поселков.
Царь – единоличный правитель, его слово закон для всех.
Царский совет – орган при царе, выполняющий функции исполнительной власти. В совет входят царские советники в количестве шесть штук: военачальник, дипломат, торговец, тайный советник, верховный судья и верховный волхв.
Военачальник – лицо, которое будет руководить армией государства. Ему будут подчиняться все тысячники.
Дипломат – лицо, представляющее интересы государства за рубежом. Дипломат выполняет поручения царя по внешней политике.
Торговец – лицо, контролирующее экономику страны. Торговец вправе устанавливать цены и налоги в государстве.
Тайный советник – аналог разведки и контрразведки в одном лице.
Верховного судью назначает лично царь. Верховный судья соблюдает законы государства и является вторым после царя лицом, которое может отменить решения князей или наместников, нарушающих закон.
Верховный волхв избирается внутри собрания всех волхвов государства и получает титул верховного, что обязывает быть при дворе царя и защищать интересы царского народа и Богов.
Князья, наместники и судьи – звено в управленческой пирамиде. Князем может быть только лицо, назначенное царем, предложенное жителями города. Если кандидатура князя, предложенное народом, царя не устраивает, то он назначает наместника – своего ставленника. Наместника может назначить и выбранный князь, если он стал царским советником.
Вот такая иерархия, если не вдаваться в подробности, у нас с Радомыслом получилась. Больше всего сложностей вышло у нас при составлении основных положений законов государства. С учетом того, что письменности здесь еще не было, а Кирилл и Мефодий, если мне не изменяет память, только начинают свою деятельность, то воплощение законов возможно только в рунах.