[33]. В Адрианопольской битве 14 апреля 1205 г., когда войска Латинской империи были разгромлены болгарами, крестоносцы потеряли, по оценке Виллардуэна, 7 тыс. человек[34]. И императору Балдуину I (взятому в плен и погибшему там) и тем более его преемнику Генриху I было ясно, что рассчитывать на захват всех византийских земель с такими силами не приходится. А надежды на приток с Запада и из латинской Сирии воинов, клириков и колонистов не оправдывались. Напротив, нередко, а особенно при осознании опасности захвата Константинополя, рыцари покидали город, реже — феоды в Греции, и возвращались на Запад. Так, например, по подсчетам Д. Якоби, в Морее около 1205 г. насчитывалось всего около 450, а к 1338 г. — 1000 рыцарей. В Афинах в конце XIV в. было лишь несколько сотен «франков»[35]. Немногими переселенцами приехавшими в завоеванные «франками» земли были выходцы из гибнувших латинских государств в Сирии, из Бургундии, Шампани, Фландрии, Ломбардии, Монферрата, немногие — из Флоренции и Пизы, после 1302 г. — каталанцы, а также гасконские и наваррские наемники. Ожидавшегося массового притока воинов с Запада не произошло[36].
Венецианская колонизация, как и генуэзская, в основном носила торговый характер[37]. В ней участвовало довольно ограниченное число людей, оседавших на постоянное жительство в колониях и факториях. Наиболее интенсивно осуществлялась военная колонизация Крита, хотя и она не была массовой. По оценкам Ф. Тирье, к 1211 г. на острове было 1080, к 1252 г. — немногим более 2000 коренных венецианцев, к концу XV в. — 7000. Д. Якоби оценивает колонизацию XIII в. еще скромнее: к 1252 г. — 640 колонистов, некоторые — с семьями. В целом, по данным Ф. Тирье, возможно даже несколько завышенным, на Ионических островах и Корфу венецианцы составляли половину населения, или 1–1,5 тыс. человек, в Короне и Модоне 10 тыс. (включая и «натурализованных» венецианцев, т. е. местных жителей, получивших венецианские привилегии), в Константинополе — 2 тыс. человек, в Тане и Трапезунде — 800. В середине XIV — середине XV в. в Венецианской Романии жило около 20 тыс. западноевропейцев[38]. Постепенно на подвластных Венеции территориях Латинской Романии возрастало присутствие западноевропейцев невенецианского происхождения (каталанцев, фламандцев, выходцев из разных городов Северной Италии и Южной Франции)[39].
В Генуэзской Романии число выходцев из Лигурии было значительным в крупных городах, как Пера и Каффа, на Хиосе, но и там генуэзцы оставались в меньшинстве, по сравнению с местным греческим, армянским, татарским и иным населением. Вместе с генуэзцами в процессе колонизации принимали участие и переселившиеся в Геную жители других североитальянских городов. Однако преобладание среди переселенцев на Восток лигурийцев было значительным[40]. Относительно многочисленным, от 25 до 30 тыс. человек, было латинское, в ХІІІ–ХІV вв. преимущественно французское, население Кипра. Однако, и в этом случае оно не превышало четверти всего населения острова[41].
Малочисленность завоевателей делала их господство непрочным. В условиях, когда создавались очаги сопротивления их власти, в Малой Азии и на Балканах образовывались греческие государства, объявлявшие себя наследниками Византии, латинские правители должны были идти на уступки: поддерживать и консервировать старые общественные отношения, временами смягчать религиозный гнет и все шире привлекать к сотрудничеству греческих архонтов, включая их в новый господствующий класс в качестве его особого слоя[42]. Там, где устойчивого союза хотя бы с частью прежнего господствующего класса не удавалось достигнуть, господство «франков» становилось особенно шатким. Так, например, император Балдуин I изначально в самой резкой форме отклонил предложение византийских чиновников и воинов служить ему как новому государю, а затем столь же неосмотрительно отверг мирные предложения болгарского царя Калояна[43]. Это привело к страшному разгрому его войск при Адрианополе (1205 г.)[44], поставившему Латинскую империю на грань катастрофы. Преемник погибшего Балдуина Генрих I, умный и осторожный политик, меняет курс, стремясь привлечь на свою сторону жителей Константинополя. Он назначает правителями областей греческих архонтов Феодора Врану, Георгия Феофилопула и др. Становилось очевидным, что латинское господство не могло существовать без сотрудничества местной знати. А на то, что у ее части имелись такие настроения, указывает так называемое письмо греков к Иннокентию III (1204 г.)[45]. И тем не менее в самой Латинской империи такого союза с греческой верхушкой не сложилось: преемники Генриха I с крайним недоверием относились ко всем грекам. Балдуин II, в частности, в письме к французской королеве Бланш в 1243 г. с жаром уверял, что не пользуется никакими советами греков и прислушивается лишь к мнению «знатных и добрых мужей Франции», которые находились при нем. Слухи же о том, что у него было два советника-грека, ложны[46].
Несколько иначе обстояло дело на Балканах и в других районах Латинской Романии. После завоевания большей части Пелопоннеса в 1205 г. начался раздел его территории на фьефы между участниками похода Гийома де Шамплита и Жоффруа Виллардуэна. Секвестру подлежал бывший императорский домен и владения фиска, поместья крупнейших представителей византийской аристократии, а также средних и мелких архонтов, отказавшихся подчиниться завоевателям и покинувших Морею. Отчуждалась и часть земель архонтов, признавших новый социальный порядок. Вместе с угодьями латиняне получали и крестьян-париков. За единицу рыцарского феода принималась земля с доходом 300 анжуйских ливров в год. Большие сеньоры получали столько феодов, сколько у них было рыцарей, а также земли для собственного домена[47]. В домен князя Морей из династии Виллардуэнов вошли Коринф, названный хронистом «ключом ко всей Морее»[48], большая часть Элиды и ряд замков, управлявшихся кастелланами. Князь признал себя сначала вассалом латинского императора, затем — неаполитанского короля. Но он был связан не столько выполнением обязательств по отношению к сеньору (его власть в XIII в. была номинальна), сколько соблюдением многообразных кутюм княжества и прав своих вассалов, которым он приносил присягу. Монарх не распоряжался территорией своего государства, и лишь парламент — ассамблея всех сеньоров (иногда вместе с представителями городов) — был правомочен вносить изменения в порядок распределения земель, мог отчуждать часть территории княжества. Верхушку иерархии составляли бароны, считавшиеся пэрами князя. Они имели от 4 до 24 рыцарских феодов. Далее, по системе иерархии, следовали рыцари-лигии (ближние вассалы), приносившие вассальную присягу (оммаж) князю или какому-либо барону. Лигии располагали собственной феодальной курией, могли иметь вассалов и, если владели фьефом «по праву завоевания», т. е. изначально, могли по своему усмотрению передать его по наследству. Воинская служба лития в пользу сеньора составляла 4 месяца в походе и 4 — в пограничном гарнизоне или крепости ежегодно. Какие это были месяцы, определял сеньор. Без особого разрешения вассал не мог покинуть территорию княжества и уехать «за море». Право суда над ним принадлежало не князю, а баронской курии или курии лигиев. Низшим слоем господствующего класса были щитоносцы-сержанты, использовавшиеся как вспомогательное войско и наделявшиеся половиной рыцарского феода.
Особую группу феодалов составляли вассалы «простого оммажа», К ней относились почти все греческие архонты, включенные в состав господствующего класса. Их возвышение до положения лигия или барона (например, семья Мисито) было редчайшим исключением и могло произойти не ранее XIV в., когда первоначальные установления уже начали подвергаться эрозии[49]. Слой архонтов был весьма влиятелен и играл важную роль в экономике и военной жизни княжества. Греческие архонты сражались под знаменами морейского князя даже против византийцев (в частности, во время войн 1259 и 1263–1264 гг.). Новым в положении архонтов по сравнению с византийскими порядками было то, что они за владения, бывшие в их собственности, приносили оммаж (по-гречески: 'ανθρωπεία). Но их зависимость от сеньора оформлялась письменным договором и была менее жесткой, чем зависимость лигия. Зато и объем юридических и «рыцарских» прав и привилегий был для вассалов «простого оммажа» сужен. Византийское влияние сказалось на порядке наследования имущества: если для лигиев действовало право майората, когда наследником земельной собственности становился старший сын умершего, то в среде греческих архонтов, а также при браке греческой «феудатарии» и латинянина правами на наследство обладали в равной мере все сыновья и дочери умершего[50]. Статус их владений восходил к иронии. На территории Морей, пограничной с Византией, существовала и особая форма феодальной собственности, когда латинские и греческие сеньоры совместно и нераздельно владели территорией деревни (casaux de parçons