Рози торжествующе улыбается мне, но её улыбка тут же сходит на нет, когда она дрожащими пальцами берётся за ручку дверцы.
– Отступать уже поздно, – говорю я ей, но сразу же жалею об этих словах. Я обхватываю себя руками. – Хотя подожди… что, если ведьма вырвалась из шкатулки? Ты же выпустишь её, если откроешь шкаф.
– Если она выбралась из шкатулки, то дверца её не удержит.
Рози поджимает губы и сверлит взглядом дверцу:
– А если тот звук издавала не она, то нам хотя бы будет спокойнее, когда мы увидим, что шкатулка по-прежнему закрыта.
– А если это была она?
– Тогда придётся поймать её заново.
Рози закрывает глаза, собирается с силами и открывает дверцу. Уголёк, затаившийся у меня в ногах, рычит, но больше ничего не происходит. Рози открывает глаза и с облегчением выдыхает.
Я опускаюсь на корточки рядом с ней и заглядываю в шкаф. Деревянная шкатулка лежит вверх ногами на доске Уиджа. На боках у неё поблёскивают чёрные символы: различные заклятия, которые нужны, чтобы держать внутри духов или других существ. У меня сердце уходит в пятки, когда Рози берёт шкатулку в руки, вертит её и осматривает крышку, на которой нарисована большая пятиконечная звезда, вписанная в круг.
– Ну? – спрашиваю я. – Крышка плотно прилегает?
Шкатулка дёргается у Рози в руках, и, взвизгнув, она роняет её на пол. Ахнув, я отшатываюсь, чувствуя, как от страха сводит мышцы. Я представляю, как призрак просачивается из-под крышки и улыбается нам жуткой улыбкой на тыквенном лице. Уголёк орёт и бежит на лестницу, взлетает на верхнюю площадку и оттуда смотрит на нас горящими зелёными глазами.
Рози нервно усмехается и, подняв стратагему, сжимает её так крепко, что белеют костяшки. Она внимательно изучает крышку:
– Хех. Да, это было страшно. Но крышка вроде в порядке. Только… ты же чувствуешь, что витает в воздухе? Призрачная ведьма.
Я стараюсь дышать глубже, чтобы сердце перестало так колотиться, но понимаю, что Рози права. Воздух вокруг нас словно сгустился, стал тяжёлым от ярости. Я откашливаюсь.
– Ну, за это её сложно винить. Фактически она сидит в тюрьме.
Рози хмурится:
– Знаю. Я думала об этом. Мне даже немного совестно перед ней. А тебе?
– Есть такое. Но потом я вспоминаю, что она устроила в поле. Как гонялась за нами в кукурузе.
Рози кривит губы:
– Верно. И ей не было совестно за то, что пугала нас, правда? – Рози переворачивает шкатулку и показывает мне её обратную сторону. Там вырезано два слова: Олвен Просперус.
Странно. Раньше я их не замечала.
– Олвен. – Рози проводит пальцем по слову. – Это имя одного из тех, кто входил в старый ковен Дред Фоллз. Я поискала информацию в Сети: последних пятерых участников звали Хейзел, Никс, Уилнот, Блейз и Олвен. Хейзел была Верховной Жрицей – так они называли своего лидера.
Мне стало не по себе:
– Странные имена.
– Почти все ведьминские имена такие. – Рози понижает голос, будто опасается, что призрак нас услышит. – Все они исчезли летом 1989 года при загадочных обстоятельствах. По слухам, они ушли в горы совершить какой-то ритуал у водопадов и не вернулись. Потом на месте нашли только втоптанную в грязь пентаграмму, пять сгоревших свечей и мёртвую крысу.
– Мёртвую крысу? – Я передёргиваюсь и перевожу взгляд на стратагему. – Ты думаешь, это она? Олвен Просперус?
– Наверное…
До нас вдруг доносится скрип гравия снаружи, а затем хлопает дверца автомобиля. Это мама!
Я машу руками на Рози:
– Убирай её! Быстрее!
Если мама узнает, что мы снова залезли в шкаф, она очень расстроится. Как и в прошлый раз. Честно говоря, я тоже гордости от этого не испытываю. Но после тех ударов мы должны были проверить стратагему. По крайней мере, крышка, похоже, прилегает плотно, несмотря на то, что внутри беснуется призрак.
Рози запихивает стратагему обратно в ящик и захлопывает дверцу, а я в это время подбираю книги и ставлю их на место. Мы обе бежим обратно в гостиную и плюхаемся на диван ровно в тот момент, когда мама открывает дверь.
– Привет, девочки, – радостно говорит она, отбрасывая с лица каштановую прядь длинных волос. От усталости у неё поникли плечи, но для нас у мамы всегда находится улыбка. Мама бросает рядом со шкафом экосумку и снимает шерстяное пальто, оставшись в синей больничной форме. – Хорошо проводите вечер ужастиков?
– Ага! – отвечаем мы с Рози.
– Очень страшно! – добавляет Рози.
Я толкаю её локтем, но мама только усмехается и переводит взгляд на телевизор. Её лицо светлеет:
– О, «Семейка Аддамс»! В детстве я её обожала. Странно и страшно.
Мы с Рози переглядываемся. Я качаю головой, чтобы она не вздумала рассказывать маме про взбесившуюся стратагему. Мама последнее время и так выдыхается в больнице, работая по две смены медсестрой в реанимации. Не стоит беспокоить её из-за пустяков.
Ведь так и есть. Волноваться не из-за чего. Призрак не может вырваться на свободу. По крайней мере, без заклинания Сары. Я беру со стола ведёрко с попкорном, и тут из шкафа доносится слабое поскрипывание.
Я смотрю в ту сторону – и скрип прекращается.
Вот именно. Призрак никуда не денется.
Глава вторая
Мы с мамой отвозим Рози домой, и, когда возвращаемся к себе, Уголёк встречает нас у дверей. Сдавленно мяукнув, он привстаёт на задние лапы, а передние ставит маме на ногу.
– Ох, Уголёк. Подожди минутку. – Мама аккуратно обходит его, снимает куртку и вешает её вместе с сумочкой на крючок у двери. Уголёк мяукает и путается у неё под ногами. – Что это с ним?
Я пожимаю плечами, снимаю пальто и вешаю рядом с маминой курткой:
– Просто Уголёк у нас такой. С ним такое случается.
Бум… бум…
Я сглатываю. Или он боится призрака.
Мама смахивает с лица кудрявую прядь и морщит лоб:
– Что это было?
– Что?
Бум!
Ахнув, мама хватается за среднюю полку шкафа.
– Это из нижнего ящика! Милая, ты раньше слышала какие-нибудь звуки оттуда?
Если бы кошки могли пригвоздить к месту обвиняющим взглядом, Уголёк бы сейчас именно так и сделал. Он мяукает так, словно подтверждает мамины подозрения.
Я вздыхаю и потираю локоть.
– Ну… да. Но не думаю, что из-за этого стоит волноваться. В смысле призрак не может сбежать без того заклятия, о котором говорила Сара, верно?
– Верно… – Мама с неуверенным видом закусывает губу.
Дверца шкафа трясётся, и мама бледнеет ещё сильнее. Почесав веснушчатый нос, она выуживает из кармана ключи:
– Я посмотрю, что там.
Затаив дыхание я смотрю, как мама, присев на корточки, возится с замком. Уголёк, мягко ступая, подходит к ней и выглядывает из-за локтя. Когда мама открывает дверцу, он пронзительно шипит.
Я беру кота на руки и прижимаю к груди. Уголёк извивается, но я держу крепко.
Мама заглядывает в ящик и хмурится:
– Странно. Стратагема лежит вверх ногами.
У меня перехватывает дыхание. Это Рози её так положила или опять перевернул призрак?
Мама берёт шкатулку и вертит в руках, не заметив недавно появившуюся на ней надпись. Пока она изучает крышку, я спускаю Уголька на пол, и он идёт к маме.
– Бабушка когда-нибудь говорила о ковене? Может быть, она знала кого-то, кто в нём состоял? – осторожно спрашиваю я.
Мама почти ничего не рассказывала мне о жизни хранителей. Только то, что мой дедушка был одним из лучших. Но он погиб в автокатастрофе, когда мама была ещё маленькой девочкой, поэтому я его не знала.
Мама по-прежнему вертит стратагему в руках и будто разглядывает сигилы – но её глаза при этом устремлены куда-то вдаль.
– Нет. Она не имела к хранителям никакого отношения – разве что была замужем за одним из них. Твой дедушка не посвящал её в свои дела. Их брак сам по себе был в каком-то смысле необычным. Хранители, как правило, не женятся на простых гражданах.
– Простых гражданах? – переспрашиваю я. – Ты говоришь так, будто хранители – это какая-то военная каста.
– Думаю, они себя таковыми и считали. – Мама поднимается, держа шкатулку в руке, и ногой закрывает дверцу. – Мне было всего десять лет, когда умер мой отец, а твоя бабушка с тех пор ни словом не обмолвилась о хранителях. Она не хотела иметь с ними ничего общего.
– А хранители ещё остались?
Мама, задумавшись, склоняет голову набок.
– Не знаю. Сара пытается их разыскать, но лично я не уверена, что хочу этого. Что, если они потребуют, чтобы мы с тобой присоединились к ним? – Маму пробирает дрожь. Свободной рукой она указывает на шкатулку. – Нам и этого более чем достаточно. Я знаю, милая, что этот призрак пугал тебя в кукурузном поле. Я подумала, может быть, тебе жутко оттого, что теперь эта шкатулка находится у нас в доме. Хочешь, я попрошу Сару забрать её? Она была бы не против.
Я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу:
– Зачем ей брать это к себе в дом?
– Полагаю, чтобы продолжить исследование насчёт её предков. И если она найдёт кого-нибудь из хранителей, может быть, они избавят её от этой штуки. – Мама идёт в тёмный коридор и включает свет.
Я иду вслед за ней к двери в подвал:
– Куда ты её несёшь?
– Знаешь, пусть лучше эта шкатулка побудет внизу, пока я не отдам её Саре, – отвечает мама. – Может, оттуда мы не услышим, как она стучит.
– Но не лучше ли присматривать за ней?
Мама ласково смотрит на меня:
– Не беспокойся из-за этого, хорошо? Я позабочусь обо всём.
Я скрещиваю на груди руки и искоса смотрю на неё:
– Мама…
– Я знаю. – Она машет на меня рукой. – Иногда можно подумать, что, будь у меня такая возможность, я бы где-нибудь забыла свою голову. Но я обещаю, что утром я в первую очередь проверю, как там стратагема. А ты, если услышишь ночью что-нибудь странное, непременно скажи мне, хорошо?
– Хорошо.
Мама кладёт ладонь на дверную ручку:
– А, кстати! Раз уж я всё равно иду вниз, взять тебе ту ведьминскую шляпу? Которую надевала Рози, когда вы ходили на фестиваль урожая. Я знаю, ты не хотела наряжаться на завтрашнюю вечеринку – но, может быть, шляпа поднимет тебе настроение до праздничного?