Мадам Берголь была частой клиенткой магазина с неутолимой страстью к чувственным романам, но при этом с привычкой заглядывать сюда каждый день, читать одну главу и уходить с пустыми руками; это сопровождалось еще и страшной тугоухостью. Митча ее присутствие не тревожило. Чтобы успокоить Вернера, он дождался, пока она доберется до тумбы с предметом ее интереса и погрузится в чтение с того места, где остановилась накануне, и крикнул:
– Мадам Берголь, как насчет прочесть нам вслух знойное местечко?
Та и ухом не повела.
– Ну, раз вы спрашиваете мое мнение, – зашептал Вернер, – то, как по мне, вы опасно играете со словами, друг мой.
– Профессиональная деформация, – отозвался Митч.
Вернер протянул руку, схватил Стейнбека и ловко спрятал в свою сумку.
– Поступим осторожно: вы ее мне одалживаете, я возвращаю ее вам в следующую субботу, так у меня будет неделя на обдумывание вашей идеи. Не говорю, что она плоха, но она требует изучения, особенно раз вам грозит запрет на торговлю.
Он простился с Митчем, прошел за спиной у мадам Берголь и покинул книжный магазин, чтобы ехать на урок танго.
Во второй половине дня в магазине было оживленно, не то что в обычные скучные будни. Пара со средствами, недавно из провинции, накупила целый рюкзак детских книг, очистила тумбу с детективами и не пренебрегла изящной словесностью. Митч сновал туда-сюда, отвечал на вопросы, старался всех обслужить. Под вечер, оставшись без сил, он подвел баланс, подготовил заказы на предстоящую неделю, навел порядок на тумбах и закрыл магазин в 18:30, сразу после прихода Матильды.
– Здесь загадочная атмосфера, когда пусто, – сказала та.
– У меня избыток загадочных дней, – ответил он, выпуская ее из задней двери.
Темнота во дворике сделала свое дело: Матильда уцепилась за его руку, но вместо того, чтобы поторопиться на улицу, сосредоточила все внимание на люке, поглядывая на Митча так, что понятно было, что ее интересует диванчик, о котором она не переставала думать после их первой ночи.
– Это вход в твою потайную пещеру?
– Не совсем, – ответил Митч. – Лестница ведет просто в подвал.
– Скажи мне правду, – не унималась Матильда.
– Идем, поужинаем, где захочешь, мне надо сменить обстановку.
Матильда серьезно на него посмотрела, уперев руки в бока.
– Если ты мне не доверяешь, это не страшно, но тогда я предпочитаю вернуться домой и больше тебя не видеть.
Даже если ее тон звучал фальшиво, Митч предположил, что она может исполнить свою угрозу. Было уже поздно, чтобы успеть на последний поезд, а ночевать в магазине у него не было никакого желания. Силуэт Матильды, наклонившейся над люком, предвещал неминуемое поражение. Он достал из кармана ключи и отпер замки.
– Спускайся первой, – сказал он, поднимая крышку. – Смотри, не упади, ступеньки шаткие.
Матильда спустилась в подвал, Митч за ней, опустив за собой крышку.
Старый антиквар, продавший свой магазин Митчу, наблюдал за ними из окна третьего этажа дома, задняя стена которого выходила на дворик.
Митч зажег в подвале свет, подошел к книжному шкафу и надавил на его внутреннюю стенку. Раздался щелчок, панель повернулась на оси. Матильда вытаращила глаза, как будто перед ней предстало чудо. Она пошла вперед медленно, собранно, как в подземную часовню. Походила, довольно безразлично пробежала взглядом по книгам на полках, зажгла лампу на столике и подошла к барной стойке, чтобы ловко запрыгнуть на нее и скрестить ноги.
– Это просто волшебно! – выдохнула она.
– Пришлось потрудиться, – бросил Митч.
– Это место заслуживает лучшего, – высказалась она.
Митч вздохнул, не успев его похвалить, она уже нашла, за что его упрекнуть.
– Не станешь же ты таскаться вверх-вниз и делиться этаким сокровищем по капле, как старый скряга?
– Хочешь, чтобы я повесил в витрине объявление: у меня в подвале имеются все запрещенные книги, я открыто плюю на власть?
– Что-то в этом роде, но, конечно, потоньше.
Митч слишком устал, чтобы отвечать на ее подтрунивания и играть в ее игры. Он выразительно посмотрел на лестницу, давая ей понять, что пора уходить. Матильда стянула с себя свитер, сняла майку, обнажив груди и бледную кожу, пахнувшую вечерней свежестью, поманила его к себе, обвила ногами.
– Давай без препирательств, – сказала она, целуя его.
После секса она повела его в одно из тех мест, секретом которых владела. Это был прокуренный джаз-клуб, где он быстро опьянел от табачного дыма и запаха марихуаны. Вечер закончился в студенческой комнате, которую она снимала в городе. В комнате ничего не было, кроме столика, стула и матраса на полу, с толстой периной. Ванная была крохотная, но она затащила Митча под душ. Он так вымотался, что сдался и растянулся на матрасе. Матильда, еще полная сил, прильнула к нему.
– Думаешь, бывают места с особым предназначением?
– Для чего? – спросил, зевая, Митч.
– Для хорошего, для плохого, для любви, для ненависти, для проклятия, для спасения.
Митч закатил глаза. Он был убежденным атеистом, даже если их с Матильдой любовь имела райский привкус.
– Тебе никогда не случалось, войдя куда-то, почувствовать себя божественно и не желать уходить, или, наоборот, задыхаться и рваться вон? – не успокаивалась она.
– Возможно, – ответил он с тяжелыми веками.
– У меня есть объяснение. – Она повернулась к нему, оперлась о локоть, подложила под щеку ладонь.
– Стены заряжаются энергией, положительной и отрицательной. Например, есть места – настоящие любовные гнездышки, а есть – преддверия разлуки. Когда где-то произошли ужасные вещи, это чувствуется, то есть я такое чувствую, а ты? Митч, если ты уснешь, я тебя выставлю!
Он открыл глаза и обнаружил, что глаза Матильды искрятся нетерпением. Ей хотелось поделиться чем-то важным для нее, до того важным, что она не могла себя побороть. Матильда делала, что хотела и когда хотела, и не допускала возражений.
– В XVI веке один плотник строит на опушке леса домишко. В те времена плотникам было положено ампутировать руки-ноги раненым, а так как происшествий было полно, он отвел под это дело угол своей мастерской. Когда он умер, его дело продолжил сын, а потом дом и мастерскую уничтожил пожар. Спустя несколько десятков лет лес вырубают, чтобы построить на его месте поселок. Начинается война, в сарае устраивают лазарет – в том самом месте, где раньше жил плотник. Поселок разрастается в городок, лазарет превращается в сельскую лечебницу. Проходит столетие, городок становится большим городом, лечебница – больницей.
– Что за больница? – спросил Митч.
– Университетский больничный центр нашего города, можешь себе представить?
– Где ты все это узнала?
– В самом больничном центре… Где я, по-твоему, учусь? Это место изначально было предназначено для ухода за недужными. А теперь поразмысли: то, что ты нашел под своим магазином, не плод простой случайности.
– Моему подвалу было предначертано стать подпольным книжным магазином? – спросил Митч с легкой иронией в голосе.
– Что там происходило до того, как ты пробудил его ото сна?
– По словам прежнего владельца, там перепродавали краденое. По-моему, там собирались, чтобы выпивать, танцевать и играть на деньги во времена, когда беспутство было под запретом.
– Что я тебе говорила! Твоя потайная комната создана для того, чтобы там шла борьба за свободу.
И Матильда поспешила поведать Митчу, что он должен предпринять, чтобы не остаться просто мечтателем, а внести свой вклад в то, что она уже называла решающей борьбой за справедливость.
У Матильды была способность побеждать лень, будить в мужчинах амбиции, о которых те не подозревали до того, как лечь с ней в постель.
7Профессорша литературы
Вернер был невысокого мнения о своей карьере. Он был так же тверд с самим собой, как со своими учениками, среди которых никогда не находил гениев. Попадись хотя бы один – и он счел бы оправданным свое существование, посвященное обучению. За десять лет до пенсии Вернер еще не отчаивался, но не ждал больших открытий о самом себе, поэтому вполне логично, что он считал очень важным конкурс в школе танго, отборочные соревнования перед которым проходили по четвергам уже несколько недель. После ужина он включал у себя в домашней гостиной стереосистему, ставил виниловый диск и репетировал па «Кумпарситы». Он танцевал один, с прямой спиной и со слегка согнутыми ногами; главным было овладеть точными, чувственными движениями, исполненными эмоциональности. После многих лет упражнений на счет Вернер видел, наконец, шанс на победу. Но после прошлых выходных почти все его мысли были заняты разговором с Митчем.
В следующий четверг Вернер явился в книжный магазин под конец рабочего дня с таким тяжелым чемоданом в правой руке, что смахивал на Пизанскую башню в старом плаще и в стоптанных мокасинах.
– Вы куда-то уезжаете? – заволновался Митч.
– Не говорите глупости, дайте отдышаться, – ответил профессор, подходя к нему.
С большим трудом он поднял чемодан и водрузил его перед Митчем, рядом с кассовым аппаратом. Когда он открывал его, у него дрожала рука, взор ненадолго затуманился, он ухватился за прилавок, будто у него подкосились ноги.
– В честь этого стоит выпить, – сказал он, указывая хозяину книжного магазинчика на полсотни книг в своем чемодане. – Тут есть чем обогатить вашу коллекцию, я порылся в своей библиотеке, все они входят в список.
Митч поспешил закрыть входную дверь на задвижку, заодно заперев в магазине и мадам Берголь, погруженную в эротический роман и ничего вокруг себя не замечавшую. Митч крикнул ей из вежливости, что просит ее посторожить магазин, у него с клиентом важное дело и он ненадолго отлучится. Мадам Берголь лизнула указательный палец, перевернула страницу и бесстрастно продолжила чтение. Вернер, наблюдавший эту сцену, пожал плечами. Митч шагнул за прилавок, взял чемодан и поманил профессор