Лавров — страница 9 из 69

Весной 1859 года Лавров публикует в «Библиотеке для что по я» (№ 4 и 5) продолжение «Гегелизма» — статью «Практическая философия Гегеля». Здесь еще более определенно выражены его политические симпатии и антипатии. Это не было случайным: расстановка идейно-политических сил в стране стала несколько более определенной. Яснее выявилась к этому времени и неспособность Александра II стать подлинно государственным человеком.

Передовое русское общество все нагляднее, хотя и небезболезненно, убеждается в том, что «обещания, раз данные, могут быть не исполнены, даже если они даны свыше» (слова Лаврова). Целый ряд акций верховной власти свидетельствовал о том, что самодержавный государь то и дело выступает если не игрушкой, то, во всяком случае, орудием «плантаторской партии», а точнее — бюрократической «камарильи», той придворной клики, которую герценовский «Колокол» назвал «черным кабинетом». Отдельные повороты в царской политике влево, в сторону либерального, более или менее удовлетворительного способа решения крестьянского вопроса (передача подготовки реформы из рук Главного, «плантаторского» по составу, комитета редакционным комиссиям во главе с Я. Н. Ростовцевым) лишь оттеняли отсутствие четкой программы осуществления социальных преобразований. Не только для идейных вождей революционной демократии — Чернышевского и Герцена, но и для многих «прогрессистов», жаждавших радикальных перемен, очевидными стали грубые проволочки в деле осуществления крестьянской реформы, колебания правительственной политики, слабовольность Александра II.

Что касается Лаврова, то его настроение этого времени и его гражданская позиция достаточно отчетливо выражены в таких, например, отрывках из статьи «Практическая философия Гегеля»: «В жизни практической человек и общество должны решиться: идти направо или налево, действовать или ожидать — это все равно; какое- либо положение надо принять и надо решиться принять это положение… Конечно, лучше, чтобы борьба обошлась без крови и без гражданских бурь, но там, где противоположные практические стремления встречаются вне высшего примиряющего начала уважения к человеку, там борьба принимает трагический характер… Всякий член общества обязан стать в ряды той или другой партии и решительно отказаться от ее противников… Гражданин, который в минуту общественных смут не становится на ту сторону, в истину которой верит, есть изменник своему мнению. Он ослабил своих друзей, не становясь в ряды их, и может быть виновен в ожесточенном характере борьбы… Нерешительность, осторожность части приверженцев лучших идей вредила часто последним и замедлила торжество их гораздо более, чем распорядительность, таланты и беззастенчивость противников».

Жизненный нерв статей Лаврова о «практической философии» Гегеля — критика бюрократического, сугубо административного способа решения общественных проблем. Эта же идея проводится им и в других произведениях того времени.

В 1858 году в Петербурге появился новый еженедельник — «Иллюстрация. Всемирное обозрение». Его редактором стал В. Р. Зотов. Лавров не преминул воспользоваться добрыми с ним отношениями, чтобы на страницах и этого издания выступить с проповедью своих философско-нравственных идей.

«Почтеннейший Владимир Рафаилович, — давно мне хотелось послать какую-нибудь работу в Вашу «Иллюстрацию», но множество занятий до сих пор мешало мне исполнить мое желание. Не найдете ли Вы возможным поместить у себя статью, которой корректуру Вам посылаю…»

А посылает Лавров чуть подправленную им корректуру одного из «Писем о разных современных вопросах», не пропущенного в 1857 году цензором «Общезанимательного вестника». Новое название статьи — «Вредные начала» (она появилась в «Иллюстрации» в октябре 1858 года) — еще более подчеркивало основную мысль автора: о вреде, который связан с преклонением людей перед авторитетами как в личной, так и в общественной жизни. Где есть борьба, там жизнь и возможность развития. Но горе обществу, если оно подчиняется владычеству бесспорного авторитета. Тогда рассуждений не требуется — лучше спросить у авторитета. И мысли, и слова, и действия предписаны заранее. Поддержка авторитета есть здесь высшая и единственная добродетель. «Отчего не пограбить немножко, не пожать подчиненного, зачем дорожить словом и строго исполнять свою обязанность, когда нас мерят только мерою служения авторитету?» Так разврат проникает во все слои общества.

Сотрудничает Лавров и в других изданиях. В «Журнале для воспитания», издававшемся педагогом-просветителем Александром Александровичем Чумиковым, он публикует статью «Экзамены»; через Якова Полонского передает «Русскому слову», основанному в 1859 году графом Г. А. Кушелевым-Безбородко, большую работу «Современные германские теисты».

Однако всего более в это время импонируют Петру Лавровпчу, по-видимому, «Отечественные записки». В них он начал печататься еще в 1857 году (№ 9, статья «По поводу вопроса о воспитании. Критериум для направления нравственного воспитания»). А к лету 1858 года с их редактором — Андреем Александровичем Краевским — у Лаврова складываются довольно тесные отношения. Основу их составляло не идейное содружество и даже не обоюдная симпатия, а скорее взаимная выгода: опытному журналисту либерального толка Краевскому Лавров с его эрудицией, знанием языков, быстрым, хотя и не очень ярким, пером представлялся весьма подходящей кандидатурой в качестве редактора отдела иностранной литературы; Лаврова же, вероятно, прежде всего привлекала почти неограниченная возможность публиковать собственные, обычно очень обстоятельные, объемистые статьи. Вскоре Краевский и Лавров и в самом деле заключат соглашение о сотрудничестве, а пока, в апрельском номере «Отечественных записок» за 1859 год, появляется новая философская работа Петра Лавровича — статья «Механическая теория мира».

В ней Лавров раскрывает историю материализма в его борьбе с религиозно-идеалистическими, спиритуалистическими учениями, подчеркивает его нерасторжимую связь с естествознанием, характеризует его отношение к важнейшим философским проблемам. В центре внимания автора вульгарный материализм XIX века, получивший особенно широкое распространение в Германии после революции 1848—49 годов, но имевший немало приверженцев и в других странах, в том числе и в России, особенно среди разночинного студенчества. Признавая роль теорий Молешотта, Фохта, Бюхнера в популяризации естественных наук и разрушении религиозных верований, Лавров вместе с тем справедливо упрекает этих философов и их последователей в том, что они не желают видеть ничего положительного в отрицаемых ими идеалистических системах, что, упрощая действительность, они пытаются свести духовные, психические процессы к видоизменениям движения вещества, игнорируют своеобразие и активность сознания, недооценивают эмоциональное и нравственное начала в человеке. В этой критике некоторых современных ему материалистов Лавров был безусловно прав. Но вот беда: сам он совершенно безосновательно отождествляет здесь же вульгарный материализм с материалистической философией вообще; и в этой статье, и в целом ряде последующих Лавров определяет материализм как разновидность метафизики, умозрительного верования. Лаврову представляется, что основной недостаток материализма, призывающего человечество «поклониться новому кумиру — веществу». связан с его невниманием к «миру человека». «Прошло время идеальных (то есть идеалистических. — Авт.) теорий, подчинявших природу сознанию и воссоздававших ее на основе категорий безусловной идеи (Лавров имеет в виду философию Гегеля. — Авт.). Но современная философия не должна пренебрегать явлением сознания и в точной системе психология должна искать дополнения теории внешнего мира. Только весь человек, в целости явлений его жизни — истинный предмет философии».

Такое понимание предмета философии обнаруживает знакомство Лаврова с антропологической философией Фейербаха, а также его стремление строить собственную теорию на началах антропологизма. Напряженная работа в этом направлении имела результатом «Очерк теории личности», который в конце 1859 года Лавров направляет Краевскому в «Отечественные записки».


Инициатором создания «Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым» — сокращенно его называли Литфондом — был А. В. Дружинин. В ноябрьской книжке «Библиотеки для чтения» за 1857 год он обнародовал свои «Несколько предложений по устройству русского Литературного фонда для пособия нуждающимся литрам ученого и литературного круга». В декабрьском номере «Современника», назвав эту статью «превосходною», II. Г. Чернышевский горячо поддержал идею создания фонда: «Основание «Литературного фонда», — писал Чернышевский, — имело бы своим добрым последствием не одно то дело, к исполнению которого он прямо назначается: автор статьи в «Библиотеке для чтения» прекрасно объясняет то благотворное влияние, которое «Литературный фонд» имел бы на сближение между всеми органами и деятелями науки и литературы; мы желали бы, чтобы столь же справедливо было его мнение о том, что в настоящих отношениях между ними нет никаких препятствий к соединению для общего доброго дела. Но если и существуют какие-нибудь угловатости, нет сомнения, что они скоро сгладились бы, когда явилась бы возможность союзной деятельности, как это мы видим во всех литературах Европы, где даже различие в направлениях, не говоря уже о личных чувствах друг к другу, нимало не мешает соединению всех литераторов в одно целое, как скоро то нужно для достижения целей, полезных всей литературе… Во всяком случае, мелкие личные несогласия должны быть отброшены в сторону, когда представляется возможность соединиться для дела, которое принесет пользу не одним нуждающимся литераторам, но и может возвысить положение всей литературы…»

2 февраля 1859 года на квартире Ивана Сергеевича Тургенева одиннадцать литераторов (среди них были, конечно, и Дружинин, и Чернышевский, а также Краевский, Никитенко, Павел Васильевич Анненков) поставили свои подписи под проектом устава «Общества…». После необходимого в подобных случаях прошения министру народного просвещения (им был в то время Евграф Петрович Ковалевский) и прочих прохождений по ступеням бюрократических согласований устав — с незначительными изменениями — был утвержден Александром II. Упомянутые одиннадцать литераторов пригласили е