Иваныч кивнул, хотя по нему было видно, что он не понимает, куда я клоню, и слушает он только из большого ко мне уважения.
— Итак, полтинник. Оставим сейчас эту мысль и перейдём к другой, — я сложил руки как католический священник, который ведёт проповедь, а в конце попросит всех скинуться на новую сутану и ремонт храма.
На самом деле я пытался сформулировать собственные мысли.
— Валяй, — он взял большую кружку с надписью «Сталинград» и со звоном помешал в ней сахар.
Наша колония была одной из немногих, кто настолько хорошо был снабжён сахаром, что добавляла его в чай.
— Сахар. Его хватит до Весны! — я показал на кружку.
— Да, Саныч и это благодаря твоему неугомонному характеру, мы перетаскали феноменальное количество и даже часть раздарили, чтобы и другие колонии не передохли.
— А что будет Весной, Иваныч?
— Птички запоют. Если они где-то выжили, конечно. И сахара есть некоторый запас на Весну. Или ты сейчас про семена?
— Нет, я про глобальное. Вот, к примеру, Великая отечественная война…
— Чего? Хера себе переход!
— Говорю в качестве аналогии. Немного кривой, но более подходящей нет. Пока идёт Война, ты сражаешься и среди прочего ждёшь, чтобы она закончилась.
— Да, в этом и есть смысл. И тогда, и сейчас.
— Чтобы вернуться к мирной жизни? И когда ты этого ждёшь, то рассчитываешь на такую же жизнь, как была до Войны.
— Ты сейчас о том, что мир изменился и это необратимо?
— Ну да. С того момента, как сдвинулись первые тонны лавы под Йеллоустоунским супервулканом, мир стал меняться, притом сильно и необратимо. Мир никогда не будет таким же, как до Войны. Мир никогда не будет таким же, как до Катаклизма, в том числе потому, что мы сами изменились. Но если мы говорим про Весну, на которую мы тайком молимся и ждём, тут есть очень практические изменения.
Я подал ему телефон с фото из того старинного учебника по геологии. Там, где было написано про болота, озёра и так далее.
— Ну, какова бы не была Весна, мы будем ей рады и новые условия переживём, — Иваныча написанное не впечатлило.
— А теперь, собственно, вторая мысль, которую я уже озвучивал парням своим. Где я хочу быть во время Весны? Где я хочу быть, когда эта эпоха закончится, а другая, довольно сложная эпоха, начнётся. А в том, что новая эпоха будет сложной, я ни на секунду не сомневаюсь.
— И где ты хочешь быть, Саныч?
— Не знаю. Но меня смущает, что есть только один вариант, тут. Ну или второй — в ледяных постелях. То есть формально мой выбор состоит только в том, чтобы умереть или нет? А я и так уже выбрал «не умереть» и притом не раз выбрал.
— Ладно, допустим. Особого выбора нет. А причём тут река?
— Река, да… Во-первых, если река течёт, то по ней можно сплавится до туда, куда она впадает.
— И куда она течёт по-твоему? Куда ты намылил строить плот?
— Это я и хочу выяснить. Очевидно, что снег выпал по всей планете. Очевидно, что всему человечеству пришлось туго.
— Не то слово.
— Но Весной всё начнёт меняться. Проводник… Мужик тот, я тебе рассказывал, он сказал штуку для него очевидную, что изменился не только климат, но и рельеф. Куда может впадать река?
— Другая река, бессточное озеро или море, — Иваныч перечислил очевидные варианты.
— Вот! Море. Моря не замерзли, хотя Август сказал, что они обмелели и уровень свой не вдруг восстановят. В любом случае, когда начнутся изменения, некоторые из которых будут убийственными, такими как затопления низин, вообще наводнение, заболачивание, когда ты окажешься посреди непроходимых топей. Короче, когда это чудо начнётся, я хочу быть к нему готов.
— И ты решил… Заметь, ты всё равно скатился к странствиям, на то ты и Странник-один, покататься по замёрзшей реке?
— Да. Нет, не совсем так. У нас же есть Климентий.
— Его пошлёшь? Автомобиль-дрон с хорошей связью?
— У отряда сто двенадцать был беспилотник самолётного типа.
— Ты рассказывал. Которому нужна полоса? ВПП?
— Но которую вычистить проще и безопаснее, чем кататься самому. Сколько отсюда до ближайшего моря?
Иваныч достал смартфон и запустил карту. Раньше, чем он принялся мерять вручную, ожил Климентий.
— До Каспийского моря в ранее существовавших границах, а текущие границы мне не известны, девятьсот двадцать два километра по прямой. До Таганрогского залива Азовского моря шестьсот восемнадцать по прямой. До Онежской губы Белого моря одна тысяча двести шестьдесят шесть километров.
— Э-э! Не надо до Белого моря. Проще тут замерзнуть, только забраться повыше. Короче, надо изучать.
— Ну, Саныч, шестьсот километров… Хотя никакого Азовского моря скорее всего нет. То, что не испарилось от дикого похолодания замерзло к херам. Азовское море глубиной было тринадцать метров. Считать надо до Чёрного моря.
— До Чёрного моря, до Керченского пролива восемьсот девяносто четыре километра по прямой, — сейчас же выдал Климентий, вечный участник любых разговоров, которые производились в присутствии устройств. Он с детской непосредственностью сам менял настройки и не стесняясь, слушал всех и всё время, в режиме двадцать четыре на семь.
— А вот Чёрное море, Саныч, оно одно из самых глубоких. Оно хрена с два замёрзнет. Ну может потеряет десяток-другой метров уровня. Понятно же, чтобы снега сколько падало и падало на поверхность суши, вода откуда-то должна браться. Но это море там, никуда не делось.
— Жаль, Клим, ты не можешь подсмотреть со спутников.
— Всё, что могу, уже выдаю. Часть спутников мне не доступны. Вернее сказать, я ими вообще не могу управлять, там свои запреты. А вот то, что получаю — всем делюсь.
— Всем делюсь, — повторил за ним Иваныч. — Короче, я тебя не удержу, да и особой опасности не вижу. Давай к практической части, что от меня хочешь, кроме моральной поддержки?
— Грейдер.
— А что грейдер?
— Ну, ты от него нож отцепил. Грейдер я перегнал обратно в гараж. Вот, прошу прицепить его обратно. А мы с парнями перегоним грейдер к базе сто двенадцать, заберём беспилотник, перетащим в Лидс, оттуда будем запускать. Грейдер нужен для строительства полосы. Всего два десятка ходок, и она будет готова. А то может поближе к реке переместимся, например, в Дом сектантов.
— Грейдеру я нож верну обратно, я же всё штатно откручивал. А чем беспилотник будешь перетаскивать? Какой у него габарит?
— Мы меряли, размах двадцать два метра.
— Кхе. Саныч, это твой проект, но… Чем ты собрался это бандуру тащить?
— Они разбирается на три части.
— Короче, надо съездить с тобой?
— Да мы сами…
— Саааами… — протянул Иваныч. — Сами вы посикать можете сходить, а что посерьёзнее вам уже бумажку нужно дать. Сломаете эту хреновину. Топливо на него есть?
— Он электрический, облегчённый, плюс у него есть солнечные батареи для подзарядки. Он наблюдательный, для мониторинга полей. Способен находиться в воздухе одиннадцать часов. Если запустить его за три часа до рассвета, он подсядет, потом зарядится. Но полёт как на Марс, без возврата.
— Клим, ты что скажешь?
— А что я? — очень по-человечески отреагировал Климентий, — Я проверял начинку, она работает. Система управления и девять камер. По его лётным способностям, дальности, скорости, состоянию основной батареи я ничего определённого сказать не могу.
— Короче. Завтра к утру у тебя будет грейдер и я готов скататься в ваши дальние дали.
— Иваныч, да не стоит…
— Неправильно ты говоришь. Правильно будет — спасибо, Иваныч, очень выручаешь, с меня магарыч и шапка денег.
Попасть на территорию базы сто тринадцать было не только трудно, но и опасно, с учётом того, сколько сюрпризов мы с Климентием сами же и оставили.
Беспилотник находился в отдельном ангаре, куда, впрочем, был проход из основных корпусов. Но, чтобы не связываться с неразорвавшимися минами и остатками хлора, решили раскопать ему отдельный вход.
Для перевозки беспилотника, который даже разобранным был охренительно длинным, использовали специально модернизированный под перемещение по снегу трал, который вешался на трактор (вместо грузовика).
Беспилотник был лёгким, даже очень лёгким. Иваныч разобрал его за сорок минут, а вот паковать его в плёнку и какие попало ткани пришлось целых два часа. Мы вытащили и погрузили летающий аппарат, привязали, даже перекрестили на дорожку.
Иваныч сел за рули трактора, на том простом основании, что это был его трактор (Иваныч прямо об этом не говорил, но он никого за рули свой техники не пускал). Мы выстроились в колонну и поехали. Крайней точкой был определён Лидс, а не Дом сектантов, потому что Лидс был хорошо оборудован, например, для целей выживания.
…
Когда мы доехали до Лидс, Иваныч безапелляционно заявил, что нужен шатёр.
Мы стали безропотно собирать шатёр из парашютного купола. Ну, шатёр-то был простой, одна длиннющая труба, воткнутая в снег и от неё растянуты края парашюта. Трал с белоснежным разобранным беспилотником загнали под шатёр.
На все эти телодвижения ушёл день. Ещё один день на то, чтобы собрать беспилотник, этим занимался Иваныч и Денис, а я, Кабыр и Кипп делали полосу.
Ночь.
Мой вездеход не смог въехать внутрь шатра, стал по краю и до беспилотника протянулись собранные из двух частей провода для заряда шайтан-самолёта.
Мы с Иванычем дежурили. Сидели в вездеходе, он пил чай и изредка курил. Сигарет в этом мире почти не осталось, но у него ещё оставались.
Мы с Иванычем развернули прямо в салоне вездехода специализированный чемоданчик, который был скорее саквояжем, внутри которого был ноутбук и система управления беспилотником. Ну, чтобы смотреть и видеть, куда ты летишь. Создатели беспилотника предполагали, что пилотировать будет специально обученный оператор с сертификатом.
Даже сейчас беспилотник транслировал на основной экран видео с центральной камеры, то есть просто неподвижный белый полог.