ли на берег. Люди радовались. Ещё бы, мы готовились к этой поездке почти два месяца. Иваныч и все техники колонии готовили машины, грузовики, автобусы, трактора. Мы выгребли кучу топлива, я и Кипп нашли и оборудовали промежуточный лагерь.
А доехали до берега моря за шесть переходов.
Киплинг осветил в своём стихотворении «Мы идём по Африке», послужившим некой основой для песни, такой сюжет — семь, двенадцать, двадцать две, восемнадцать лиг вчера, приводя очень конкретные цифры. В его случае это было сколько миль протопала по Африке охреневшая от марша английская пехота в ходе очередной колониальной войны.
Наши цифры были, конечно же, больше. Мы же на машинах, да и на жару не жаловались: 141−41–194–212−23–160.
И всё. Шесть, мать его, дней. На пятый проход был минимальным, мы весь день вгрызались в наносы.
А сейчас народ стоял на пляже и галдел, в том числе откровенно рассуждая о том, где они разобьют лагерь.
— Нигде, — перекрикивая «говорунов», выдал я.
— Что? Почему? Кто это сказал?
— Это Странник.
Народ был явно возмущён.
— Странник, ты опять за своё?
Я не отвечал на выкрики, а обходил толпу, ища Иваныча.
…
— Я, как посмотрю на карту, так это меня пугает. Мы посреди Азовского моря, — комендант смотрел на планшет.
Рядом бегал его сынишка Ростислав. Пацан радовался морю, как может радоваться только ребёнок. Ему было плевать на дорожные трудности, на опасности и умные разговоры взрослых.
Пацан просто кидал в море камушки, а море лениво шуршало волнами.
— Не хочу жаловаться, но народ там планы готовит далеко идущие, строить лагерь хотят и всё такое.
— Не хочешь, но жалуешься. Странник, твою грандиозную чуйку никто не оспаривает. Понятно же, что строить город посреди Азовского моря было бы грандиозной тупизной. Ты куда предлагаешь?
— Туда, где горы.
— Новороссийск? Там наверняка свои выжившие, там нас никто с распростёртыми объятиями не ждёт.
— Нет, в другую сторону, не Кавказ, а Крым.
— Почему? Предпочитаешь Судак вместо Туапсе?
— В Крыму море будет со всех сторон, эффект ЮБК. Понятно, что теперь-то мы не знаем, что там и в каком состоянии. Если Азовское море так перекрутило, там тоже могли произойти тектонические изменения.
— Давай устроим совещание в стиле «мы посоветовались, и я решил», — после длинной паузы выдал Иваныч.
Совещание произошло не сразу, не вдруг. Сначала Иваныч стал командовать расставить машины в круг на льду небольшого озера странного мутного цвета. Впрочем, тут всё было странным, как на другой планете.
Мы стали на возвышенности. Я притащил с собой Киппа, Дениса и Кабыра, Иваныч стянул дюжину сталкеров и водителей.
— Итак… — сказал Иваныч и на какое-то время замолчал. — Тут лагерем стать нельзя.
Тут же раздались возмущённые и несогласные голоса, но Иваныч только приподнял руку:
— Где вы тут собрались лагерь строить? Голой жопой в солоноватом льду? Вы посмотрели на море? Ну, молодцы. Не сильно очаровывайтесь, чтобы потом не разочаровываться. Саныч… Есть данные авиаразведки?
Он мог бы спросить об этом Климентия, который был буквально в каждом телефоне у присутствующих. Что интересно, Климентий уже умел чувствовать контекст социального взаимодействия (хотя это по-прежнему было для него трудно) и пока его не дёрнут, в разговор не вступал.
— Есть путь на запад, не совсем по берегу, но достаточно близко.
— Погодите! — вперёд шагнул один из водил, старый и опытный, я мало его знал, но про него говорили, что до Катаклизма он был дальнобоем, а в этой поездке он был очень ценен своим непростым и местами криминальным жизненным опытом. Звали его Витя Шифер.
— Говори.
— Мы катили сюда по зимнику. Докатили шустро, спору нет. Но зимник, то бишь, река, она текла к морю. И вот мы у моря, и вы со Странником теперь говорите, что надо ехать дальше? Куда? Ну чёрт с ним с «куда». Как? Зимник кончился, бляха-голяха⁈
— Резонно, — совершенно спокойно ответил Иваныч. — Но это не отменяет того факта, что тут мы жить не останемся. Это до Катаклизма было буквально дном моря.
— Мы уже все поняли! Азовское море мелкое, просто испарилось, замерзло.
— Зашибись. Поняли они. Пониматели юные. Витя, очнись, а что ты будешь делать, когда придёт Весна и всё начнёт таять? Жабры себе отрастишь?
Дальнобой стушевался.
— Так вот, что там авиаразведка?
— Есть путь на запад. Влияние моря таково, что оно топило лёд и снег, формируя плотный ледовый панцирь. Он неравномерный, так что быстрый путь как сюда, я не обещаю. И мне бы не помешали советы Виктора.
Дальнобой пару раз моргнул.
— А что, если нужна помощь, то я могу помочь. Мой автобус поведёт сменщик. Когда выдвигаемся?
— Завтра, — весомо сказал Иваныч. — На сегодня отбой. Купаемся, загораем, отдыхаем. А Виктор и Странник проработают маршрут, хотя бы начало пути.
…
Есть такой принцип, того кто эффективен против себя, брать в союзники, подчинять единой цели. Не ломать, не спорить, не воевать. Виктор был упрям как чёрт, вредный и за время пути стал пользоваться авторитетом среди других водителей. Сейчас мы пересматривали данные схемки с коптера на моём ноутбуке и прикидывали маршрут.
— А можно его ещё раз поднять? — сопел Виктор.
— Он на зарядке, но через полчаса пустим. А что?
— Тут надо сильно правее взять. Видно, что наросла какая-то идиотская сопка, но, если заложить крюк, пройдём по ровному. Один плюс — снегоочиститель теперь не больно-то нужен.
— А минус? — спросил я.
— Ну, ты же видишь, Странник, там поверхность льда такая, что чёрт ногу сломит. Это ты на вездеходе пролетишь не глядя, а автобусам будет тяжело.
…
Иванычу потребовался весь его авторитет и некоторое количество мата, чтобы донести до выживших о том, что утром мы поедем дальше и что сейчас мы не в конце пути.
Были возмущённые голоса, кто-то принялся откровенно роптать, но Иваныч сказал, что он тут не Моисей, а они не еврейский народ. Кому не нравится, может остаться тут, на пляже вместе со своим спальным боксом и порцией зерна. Возможно, у такого желающего будет предварительно слегка набито лицо. От поведения зависит.
Желающих почему-то не нашлось.
А насчёт того, что об этом не предупреждали… Как-то удалось донести, что разведка была до моря, но без деталей. Так сказать, не на всю глубину глубин.
Утром мы тронулись в путь, и Виктор поехал со мной. Поскольку за рулём был я, он взялся сидеть на рации и полностью заполнил собой эфир информацией про путь, где разгоняться, где тормозить, где наклон и так далее.
В первый день мы шли, не отрываясь далеко от колонны, а снегоочиститель, грейдер и Кипп с мрачной рожей следовали за мной.
Потянулись трудные дни. Победа и результат — это плод усилий, работы, большого количества действий. Трижды пришлось поднимать упавшие на бок автобусы. Четыре раза они улетали в условный кювет, а дважды то же самое проделывали грузовики. Каждый километр давался с трудом и всё же трудолюбивые колеса, изобретение, которому уже пять тысяч лет (и до сих пор не утратило актуальности) катили и катили, пожирая километр за километром.
На третий день, если считать второй старт от Длинного пляжа, а условно мы назвали его так. Мы добрались, если верить карте, до Арабатской стрелки. А вот тут приходилось верить, потому что за ней следовала большая плоскость незамёрзшей воды — Сиваш. И нам пришлось катиться на юго-восток ещё пятнадцать километров к участку, где уровень Сиваша был настолько мелок, что вода оттуда испарилась и мы проехали буквально по слою высохшей грязи и соли.
Ехали быстро, потому что как сказал Виктор (и Климентий не стал это оспаривать), что высокая концентрация соли способна убить нам покрышки.
И это было бы проблемой, потому что шиномонтажа в окрестностях не водилось. Так что мы разогнались и прошли участок в три километра за пару минут.
Потом снова поползли, потому что снег, лёд и мучительное формирование маршрута.
Ещё два дня ушло у нас на то, чтобы добраться до гор. Был вечер, мы стали лагерем.
Горы были укрыты плотными снежными шапками и в свете вечернего солнца я достал планшет, чтобы показать их Климентию.
— Сможешь провести маршрут, пока Виктор ушёл добывать себе ужин?
— Доставай коптер. А вообще, как насчёт того, что его мнение бесценно?
— Его мнение иногда сидит у меня в печёнках, хотя оно и правда представляет большую ценность. Он ведь единственный настоящий дальнобой среди нас.
Я достал из салона заряженный во время пути коптер и выпустил. Повинуясь командам Климентия, беспилотник взмыл в небо, а я получил картинку прямо на свой планшет.
— Что скажешь, Клим?
— Скажу, что горы, согласно моим архивам, выглядят иначе.
— То есть?
— Землетрясения, которые произошли в момент активной фазы Катаклизма, подняли их, они стали выше. Хорошая новость в том, что они стали стеной в километр.
— А плохая? Всегда есть плохая?
— Старые дороги, даже если их не занесло снегом, разрушены. Проход затруднён или невозможен.
— Зашибись. Ну, ты там смотри. Тебе сверху видно всё…
Он показывал, я смотрел. Забрался в салон, поел сухпайка, выпил горячего чая.
Обычно Климентий глазастый и видит больше всех.
Я ткнул пальцем в одну из частей экрана.
— Подлети туда поближе, Клим.
Горы всегда неравномерны, всегда есть долины, проходы между горами, так что и тут они тоже были. Климентий её заметил и исследовал на предмет, насколько туда может проехать техника.
— Найди маршрут длиннее, в объезд. Пусть это будет не четыре километра до берега, а сорок. Но сначала сними мне этот участок.
— Зачем? — не понял Климентий.
— Надо. Только совсем близко не подлетай. И не спрашивай почему.
Искусственный интеллект задумался.
— Я тебя понял, Антоний. Там чужаки.
— Да. И основная группа туда не поедет. Умный гору обойдёт. А дурак, наверняка туда и двинет.