Касси оставила снегоход в сарае. Перекинув мешок через плечо, она заковыляла к станции. У нее болело все тело с головы до ног, внутри и снаружи. Даже ногти — и те ныли. Солнце парило на горизонте, как ему и предстояло делать каждый день — все меньше и меньше, пока оно не нырнет на всю зиму и не наступит полярная ночь. Косые лучи света превращали ее тень в снежного великана из эскимосских легенд.
Она его потеряла.
Сама не зная как, она потеряла медведя. Она все возвращалась мыслями к погоне, как будто это поможет ей увидеть исчезнувшие следы. Если бы она сразу же посмотрела повнимательней, вместо того чтобы бежать по замерзшему морю…
В дверях ее встретил Оуэн, станционный техник-лаборант. Она посмотрела на него. Пузатый мужчина с проседью в бороде. Очевидно, он ждал ее.
— Касси, чехол! — в отчаянии вскричал Оуэн. Она оглянулась на свою сумку: чехол из-под шприца болтался снаружи. Он был покрыт льдом. Касси поморщилась.
— Он сбежал.
Оуэн взял у нее сумку и ружье:
— Ты хоть знаешь, сколько они стоят?
Касси проследовала за ним внутрь через двойные двери. Захлопнув за собой внутреннюю дверь, она почувствовала, как густое, кисловатое тепло станции окатило ее удушающей волной. Это был запах дома: затхлый, душный и успокаивающе привычный. Как бы ей хотелось вернуться домой с победой.
Квохча над ружьем, Оуэн сказал:
— Тебе надо быть осторожней с этим оборудованием. Оно требует бережного обращения, как новорожденный младенец.
Она наблюдала, как он осматривает ее снаряжение, и сердце у нее уходило в пятки. Чего ей не хватало — так это еще одной причины для недовольства ее поведением. Мало того, что она в одиночестве каталась на снегоходе по паковому льду, так еще и неосторожно обращалась с оборудованием. Папа этому не обрадуется. Снимая с себя верхние слои одежды, она спросила:
— А где он? В радиолокационной комнате?
Лучше уж сразу с этим расправиться. Нет никакого смысла тянуть.
Оуэн не ответил. Он увлеченно чистил ружье. Было заметно, что он уже выкинул ее из головы. Касси чуть не расплылась в улыбке. Он любил свое оборудование так же, как она любила паковый лед. Оба они были немного… упертыми. Она признавала в себе эту черту.
— Джереми? — обратилась она к новому практиканту. Тот поднял глаза от стола.
— Он не то чтобы в восторге… — подтвердил Джереми. — Хочет поговорить с тобой. — Практикант кивнул на дверь в лабораторию. — Если хочешь, можешь спрятаться здесь, — добавил он участливо, указывая под стол.
Она выдавила из себя улыбку. В первую же неделю своего пребывания здесь отец отругал Джереми за то, что тот вышел на лед без надлежащего снаряжения, и теперь практикант испытывал некоторый трепет перед вспышками гнева папы Касси. Конечно, тогда он заслужил выговор. Ей было все равно, что он выпускник Калифорнийского университета. Какой идиот пойдет на лед без маски для лица? Она таких нелепых ошибок не совершает. Нет, подумала она, я специализируюсь на ошибках куда более серьезных, например, я могу потерять взрослого полярного медведя.
Касси толкнула дверь в лабораторию и побрела к отцу, огибая коробки и различную технику. Папин голос, глубокий и отрывистый, раздавался из радиолокационной комнаты. Ох, добром это не кончится. Здесь, в кисловатом домашнем тепле, вся история прозвучит так, будто она цитирует старую бабушкину сказку про Короля Полярных Медведей. То, что казалось почти возможным там, на морском льду, здесь, на прозаической полярной станции, будет совершенно нереальным. Здесь гораздо легче представить себе, что она придумала медведя, способного проходить сквозь лед. Жаль, что ей не привиделось, что она его потеряла.
В радиолокационной комнате папа сидел в своей обычной позе: примостившись на краешке стула, с двумя другими исследователями по бокам. Касси помедлила в самых дверях, наблюдая за ними. Ее отец был похож на солнце. Люди обыкновенно вращались вокруг него, даже не понимая, где находятся. Скотт и Лиам были самыми привычными спутниками. Интересно, а она тоже так выглядит со стороны — маленькой и бледной тенью? Эта мысль была ей не по душе. Касси прошла в комнату.
Дверь за ней захлопнулась, и папа повернулся на звук. Он опустил свой блокнот. Его лицо не выражало ровным счетом ничего, но она знала, что он в ярости. Она собралась с духом. Она объявит о случившемся так профессионально, как сумеет. А уж как реагировать, решать ему.
Скотт одарил ее улыбкой:
— А, наш маленький трудоголик.
— Джентльмены, с вашего позволения… — Обратился папа к Скотту и Лиаму. — У нас будет небольшой семейный разговор.
Ох, это плохой знак. Она сглотнула ком в горле.
Касси не в первый раз задумалась вот о чем: если бы мама не умерла, может, папа бы смягчился? Может, она бы смогла говорить с ним, не чувствуя, будто обращается к скале? Если бы ее мать была жива, многое было бы по-другому.
Двое ученых переводили взгляд с отца на дочь, словно внезапно заметив между ними напряжение. Оно так заполняло комнату, что его можно было вдыхать, точно воздух. Оба тут же исчезли.
Папа долго молчал. Лицо его было непроницаемым. Глаза спрятались под густыми седыми бровями, а рот — в бороде, как у северных охотников. Со своим ростом под два метра он выглядел несокрушимой скалой. Касси подняла подбородок и встретилась с отцом взглядом.
Наконец он сказал:
— Могла бы и сообразить, что в одиночестве на паковый лед выходить не надо. Я вырастил тебя умной девочкой.
Это была правда. Папа всегда следил за тем, чтобы она не забывала законов ледяного мира. Пока она была маленькой, он во многом оставил ее воспитание на других. Мама Касси умерла вскоре после рождения ребенка, а бабуля ушла со станции, когда девочке исполнилось пять. Ей пришлось взрослеть самостоятельно. У нее была команда эрзац-родителей: папа, Макс, Оуэн и любой, кто в то время находился на исследовательской станции. Однако отец позаботился, чтобы она знала, как вести себя за пределами станции, и за это Касси была ему благодарна.
— Я знаю, — сказала она.
— Ты могла упасть в расщелину. Мог обрушиться ледяной торос. Ты могла наткнуться на полынью, и тебя бы унесло прямо в воды океана.
— Я знаю, — повторила она. А что еще оставалось сказать? Она не собиралась оправдываться. Может, несколько лет назад и стала бы, но теперь она не была ребенком. Если ей хотелось, чтобы с ней обращались, как с профессионалом, то и вести себя надо было соответствующе.
Отец все хмурился.
Касси почувствовала, что покраснела, но принудила себя не отводить взгляд. Отец ее не запугает.
Папа вздохнул и сказал:
— Отчитывайся.
— В этом медведе есть что-то необычное… — Сделав глубокий вдох, Касси принялась описывать, как выследила медведя и как он исчез во льдах. Она рассказала папе о том, как искала его среди ледяных хребтов и как не нашла следов, ведущих наружу. Она сказала, что обшарила все окрестности, мили и мили пакового льда, но медведя не было нигде. Заканчивая рассказ, она мысленно приготовилась к тому, что отец разобьет ее в пух и прах.
Но вместо этого злость мало-помалу сошла с его лица. Он уронил на стол папку и обнял ее:
— Я мог тебя потерять.
Это было нечто совершенно новое.
— Папа. — Она заерзала в его объятиях. Гнева она ждала, но никак не объятий. В их семье такое было не принято. — Папа, ну ты что. Со мной все в порядке. Я знаю, что делаю. Тебе не стоит переживать.
Отец отпустил ее. Он покачал головой:
— Я должен был знать, что этот день настанет. Твоя бабушка была права.
Она неловко потрепала его по плечу и пообещала:
— В следующий раз я не пойду одна. И я поймаю медведя, вот увидишь.
Казалось, он ее не слушает.
— В этом году подавать заявление уже поздно, но у меня есть друзья в Аляскинском университете, и они передо мной в долгу. Можешь поработать у них в какой-нибудь лаборатории, а в следующем году податься в тамошний университет.
Что? Они же договорились, что она будет учиться заочно. Она не уйдет со станции.
— Пап…
— Ты можешь жить у бабушки в Фэрбенксе. Она будет просто счастлива и вдобавок сможет сказать мне: «А ведь я же говорила…» С тех пор как тебе стукнуло пять, она уговаривала меня так и поступить, но я, эгоист, хотел оставить тебя при себе. Я свяжусь с Максом, чтобы он тебя отвез.
— Но я не хочу уезжать, — проговорила она, не отрывая от отца взгляда. Она любила станцию! Вся ее жизнь была здесь. Она хотела — нет, должна была быть рядом со льдами.
Папа посмотрел на нее, словно видел впервые:
— Ты уедешь, — объявил он, и в голосе его прозвенела сталь. — Прости, Касси, но это для твоего же блага.
— Но ты же не можешь вот так решить за меня…
— Если бы твоя мама была с нами, она бы поступила так же.
Касси будто ударили под дых. Он отлично знал, как относилась Касси к маме, как жалела, что совсем ее не знала. Использовать ее чувства, чтобы выиграть спор… Это было просто бесчестно. Касси потрясла головой, словно стараясь вытряхнуть его слова.
— Я остаюсь, — сказала она. — Это мой дом.
Ее отец — тот самый отец, который так сторонился любых чувств, что перепоручил воспитание дочери ее бабушке, а в подростковом возрасте оставил Касси наедине со стопкой учебников по биологии — стоял перед ней со слезами на глазах.
— Теперь уже нет, — мягко проговорил он. — Теперь это невозможно.
Два
Широта 70º 49'23'' N
Долгота 152º 29' 25'' W
Высота 10 футов
КАССИ ПОСМОТРЕЛА НА БУДИЛЬНИК: ТРИ УТРА. Что там вообще происходит? Звучит так, словно за ее дверью все сотрудники станции столпились и топочут. Она могла бы поклясться, что слышит рев самолетного двигателя. Касси сбросила одеяло и пробежалась пальцами по волосам. Она знала, что выглядит, как рыжеголовая Горгона Медуза, да и мешки под глазами, наверно, размером с мячики для гольфа. Она была одета в теплые пижамные штаны, разные носки и мешковатую футболку с надписью: «Аляска: место, где мужчины мужественны, а женщины побеждают в гонках на собачьих упряжках». Касси натянула штаны и свитер и высунула голову за дверь. И заметила Оуэна, который бежал по коридору.