— Я сама не могу, — сказала девушка. — Я трусиха.
Ивар обнял её и прижал к себе.
— Проснись, девка, и засияй! — раздалось снаружи. Горцы подошли к пещере. — Тебя ждут!
— Вон отсюда! — крикнул Ивар.
— Жених выискался, гляди, — хохотнул первый, с факелом. — Тебя совсем другая невеста ждёт, женишок.
И он сделал шаг в пещеру. На мгновение Ивар был ослеплён светом факела. Потом его глаза выхватили сразу всё — шороховатости камня, морды горцев и чёрные волосы Леды, уткнувшейся лицом ему в шею. Ивар чувствовал её маленькие груди и биение её сердца. Вот здесь, вот эта ложбинка между рёбер…
— Отойдите, — сказал Ивар, — а то убью девушку.
— Врёшь, — уверенно сказал бандит. — Не убьёшь.
Леда вздрогнула.
Ивар вонзил шпильку ей в сердце.
Он успел ещё опустить тело на пол и прислониться к стене. Всё. Он не двинулся, когда бандиты схватили мёртвую за руки, оттащили прочь и ненадолго склонились над нею. Потом они оставили её. Потом один из них ударил Ивара ногой в висок.
Каким-то чудом не убили. Ушли. Хорошо… Только вот трудно разлепить веки. Словно каменья давят на лицо… Холодно… И нога… болит нога.
Ивар медленно открыл один глаз. Второй был непослушен. Сверху в пещеру падал очень слабый свет. Брошенный факел догорал у входа. На полу сиротливо валялась цепь, которой была прикована Леда. Хорошо. Теперь Леда может уйти. Нет. Она не может, она уже ушла. Она мертва.
Она лежала прямо у него под боком, брошенная у стены, словно кучка тряпья. Совсем неправильно лежала, не так, как лежат живые. Ивару стало до боли жаль её, и он хотел что-то для неё сделать, но, дотронувшись, понял, что это не Леда, а просто тело, которое вскоре застынет, потеряет все следы жизни и окончательно превратится в холодный труп. Да, труп. Господи, понял Ивар, это сделал я. Я уничтожил в её теле жизнь. Она меня лечила, она все силы мне отдала, а я её не защитил, я её просто убил. Убил её костяной шпилькой.
Его душу затопил ужас. Я ждал сколько мог, оправдывалось его я, но душа не соглашалась, душа трепетала, и совершеннейшей ерундой казалось его душе всё, что ему ещё предстояло, по сравнению с этим его преступлением. Когда же весь гнев и ужас выгорел до конца и ушёл, то страха за самого себя уже не было в нём, а была только безбрежная печаль и горе. Ивар стал ждать конца.
Один за другим текли медленные часы ночи, а за ним всё не приходили. Несмотря на тёплую одежду, Ивар давно продрог до костей и знал, что замёрзнет здесь если не сегодня, то завтра. Не убьют горцы, убьёт мороз. Тоже можно. Только почему его это не беспокоит?
А потому, что это неважно, да и маловероятно, подумал он. А почему неважно? Из-за Леды. А почему вдруг маловероятно?
А потому, сказал его отрезвевший рассудок, что всё это изначально странновато. Через горы послан отряд, состоящий из семи добровольцев; командир, и то не рыцарь. Это не так уж и странно; но оказалось, что отряд шёл по очень опасным местам, а ведь кто-то обронил, что бандиты уже ушли в горы, что эта тропа зимой не опасна. А кто обронил? А сам Ран. Главнокомандующий Обороны, который послал с отрядом письмо командиру крепости Берхолен. Письмо и подарок. Самовар. Где сейчас самовар? У бандитов. Только письмо вот оно, в сапоге Ивара. Почтальона. Между прочим, Ран обычно рассылает свои письма куда более краткими путями… Например, пытаясь переведаться с бандой неуловимого Барса… Кстати, а как зовут этого князя, для которого бандиты приберегли Леду?
Вот так начинает работать голова, когда ничего уже не надо решать, ни за что не надо отвечать и ничего уже не поправишь. Ивар стащил левый сапог. Хорошо хоть не правый… Он вытряхнул металлическую трубку на ладонь, сломал сургуч и вытащил пробку зубами. Свёрнутый листик бумаги был невесом. Факел давно потух. Ивар подполз под трещину в крыше и развернул письмо.
Некоторое время он ничего не мог различить и понял только одно: это не рукописные строки. Здесь какая-то карта или рисунок. Потом сквозь трещину на миг пробился яркий луч луны, и Ивар вздрогнул. С бумаги в глаза ему глянул волк. Нарисованный удивительно чёткими линиями, матёрый зверь был как живой. Его клыки были обнажены. Волк сардонически улыбался.
Ивар опустил рисунок наземь. А нас подставили, понял он без удивления и без обиды. Мы никакого письма не везли. Просто маленький отряд, опасная тропа. Это просто ловушка, а мы в ней — приманка. Нет никакого письма. Самовар — это для нас, чтоб ничего не заподозрили. Зато по следу идут. Идут волки… и Ран. С ними Ран. Это Ран нас подставил.
Сквозь трещину в своде пещеры на Ивара глядел чёрный ворон.
Дзинь!.. — нежно звякнула крышечка.
Какая хорошая вещь, думал князь Барс. С виду обычный бронзовый чайник — а наполнишь его и накроешь правильно крышкой, так, чтобы совпал узор — и он греет сам, без огня. Снег растопит, воду вскипятит, сварит суп или чай или же разогреет вино. Бесовская штука, да — и отличная. И такая мастерская резьба — словно ледовый узор на стекле… Дух захватывает. Интересно, кто его сделал? Может, Ран. Или хуже…
Барс решил оставить чайник себе. Пусть ребята проникнутся отвагой князя, пьющего из колдовского сосуда. Потому что князь — высшее существо, и все чары ему нипочём. Да. Конечно, союзники не обрадуются, но союзники сейчас не в том положении, чтобы сыпать приказами.
Князь неспешно налил себе в чашку ещё кипятка. Наверняка чайник не будет работать вечно. Всё со временем кончается — сила, удача, жизнь — и даже волшебный самовар когда-нибудь охолонет. Как девка в пещере. Проворонили мои дурни, нет девки, её письмоносец убил. Жаль… Не буду я его пытать, решил Барс. Всё равно не знает ничего. Ездит себе туда-сюда, письма носит, небось ещё дома письма носил. Простая шестёрка. И времени не осталось. На рассвете уходим в горы, а он когда ещё заговорит… Крепкий орешек. И девку убил… Закончим с ним, подумал князь. Поблагодарим озеро.
С другой стороны озера щёлкнул лёд, и гребень стылой волны пронзила трещина. В горах не удержалась на выступе снежная шапка, упала и повлекла за собой всё большие массы снега, превращаясь в грохочущую лавину. Над пустынной горной тропой перекрикивались чёрные птицы, и через перевал пополз белый туман. В нём мелькали голодные тени. Ран спускался с перевала во главе своей армии, просачивался сквозь холод и ночь с нечеловеческой быстротой. Невидимый, неслышимый, беспощадный, он шёл по следу крови, оскалив белые зубы.
Когда за Иваром пришли, было уже очень далеко за полночь. Ему связали за спиной руки и толкнули острием в спину. Раненая нога пылала мучительной болью, но его заставили идти, и он пошёл.
— Ты зачем убил девку? — спросил горский князь возле тлеющего костра. Он пил чай, укутавшись в медвежью шкуру. Судя по голосу, он действительно хотел понять.
— А чтоб не досталась она тебе на потеху, — честно ответил Ивар.
— Дурень, — рассмеялся князь. — Нешто ей лучше гнить в земле, чем услужить собой воинам? У меня бы она жила, а теперь она падаль и достанется разве волкам.
Нет, подумал Ивар. Теперь она — дух небесный; но тебе этого не понять. Вслух он этого не сказал. Зачем метать жемчуг перед псами? И когда же его тут убьют наконец?
— Чем бы она ни была, — сказал он, — она не грязная тряпка для твоего паршивого хера.
Князь сделал вид, что не разозлён.
— А разница? Разница в чём? У вас же Единый браки не освящает, а значит, у вас нет ни жён, ни мужей. Всё равно б ей потаскухой быть там, как все.
— По своей матери судишь? — спросил Ивар.
Князю надоело.
— Ладно. Мехтан, в яму его.
Его бросили в яму. Ивар больно ударился о камень головой и увидел высоко над собой ледяную одежду озера. Здесь не было земли, и горцы начали засыпать яму мусором и камнями — сначала мелкими, потом покрупнее… Тяжесть камней стала давить ему на грудь и на лицо. Дышать было всё труднее. Потом воздух вдруг кончился. Кончилась жизнь.
Теперь тяжесть ушла, зато внутри него был лёд. Ледяной воздух жалил его плоть, кусал лёгкие, горло, рот. На веках, кажется, лежали скалы, и он долго пытался их сбросить. Потом наконец открыл глаза и увидел над собой колючие звёзды.
Он был закутан в медвежью шкуру. Горел костёр. Над ним в ледяной крыше озера зияла новая дыра. Вокруг лежали осколки. Ивар закрыл глаза. Кто-то осторожно положил руку ему под затылок и напоил его горячим чаем. Нога уже не болела. И голову, кажется, перевязали. Потом Ивар совсем очнулся, приподнялся на локтях и почувствовал запах крови. И вспомнил всё.
Ран, Главнокомандующий Обороны, сидел на камне, на котором раньше сидел горский князь, и методичными движениями счищал что-то со своего сапога. Поблескивал острый нож. Из темноты вокруг костра то и дело выныривали волки — огромные желтоглазые звери на сильных поджарых лапах. Их белая зимняя шерсть чуть-чуть серебрилась. Волки были сказочно красивы. Они неторопливо кружили по дну озера, исследуя пещеры, ямы, гроты. Многие из них улеглись почти у огня и грызли большие кровавые куски. Это были части человеческих тел. Ран наконец-то переведался с неуловимой бандой князя Барса.
С другой стороны костра, прикрытая курткой Рана, лежала мёртвая Леда.
— Верни её, — сказал Ивар.
Не отрываясь от сапога, Ран отрицательно качнул головой. Его кожа была бела, как волчья шерсть. Как снег.
— Верни. Ты можешь.
— Её нет. Она дождалась меня и ушла.
— Найди её, Ран. Приведи её назад.
— Найти? Где? Среди звёзд?
Ивар смотрел наверх.
— Их много, но они такие маленькие огоньки. Это не может быть так сложно.
— Они — раскалённые шары материи, каждый в десятки тысяч раз больше нашего мира. Расстояния между ними небывалые. Кроме того, слишком поздно. Её тело уже непригодно для жизни.
— Это я, — сказал Ивар. — Я убил её.
— Ты исполнил свой долг.
— Я убийца.