Прячу банку с леденцами в седельную сумку и как-то очень лихо взлетаю на Фрейю, снова память тела. Офелия была неплохой наездницей, а я за всю жизнь от силы пару раз к коням в парке подходила, и то один раз это был пони, внуков катали.
Седло высокое, мужское, но очень удобное, привстаю, под попой расправляю юбку и сажусь, как королева. Страшновато с непривычки, лошадь высокая, если грохнусь, то мало не покажется.
Миша молча махнул рукой, и мы отправились в путь.
— А до города далеко? — самый важный вопрос-то я и не уточнила. Мы вообще с пустыми руками, только леденцы, хоть бы воды взять.
— Часа два, на перекрёстке есть трактир, это примерно полпути, отдохнём и дальше поедем. К открытию лавок успеется.
Он умело управляется с конём, и говорит с абсолютной уверенностью, что всё, что мы делаем — верно!
Очень он красивый, для деревенского сироты…
Смотрю на него и внезапно закралось такое подозрение, что если бы не утренний холод, то я бы испариной покрылась.
Миша тёмненький, волосы густые и слегка волнистые, глаза выразительные, губы тонковаты и нет ямочек на щеках, но всё остальное…
А не брат ли он мне? В смысле Офелии.
Где один бастард, там и второго нагулять любвеобильному графу-то…
Может, матери разные, но отец явно один.
Как бы спросить, чтобы не обидеть.
— Миша, а напомни, как ты появился в поместье? Кто твои родители? Если я, допустим, тебя заберу. У меня потом проблем не будет от кого-то из твоих родственников?
— От, вы, Офелия, ой, Лия Андреевна спросили, точно память отшибло, — он хмыкнул, как взрослый мужичок. Но сразу сделался серьёзным. — Моя мамка работала на графа, недавно померла. Потом и ваш батюшка, того, преставился. Я сирота, были б родные, наверное, забрали бы. Пацанчики в хозяйстве всегда нужнее, но я никому не нужен.
В моём сознании просвистела обжигающая мысль: «Вот ведь ёлки-моталки, он точно мой брат по отцу, ох старый грешник Андрей Васильевич. Теперь я физически не смогу оставить мальчика на произвол судьбы! В тот мир мне не вернуться, слишком отчётливо помню момент, как ледяная волна меня накрыла, утянула в пучину и вдохнула я только в болоте, в теле Офелии».
Выдохнула. Заставила Фрейю догнать Мишку и тихо ему сказала правду:
— Миш, мне кажется, мы с тобой брат и сестра, ты тоже бастард графа, посмотри, мы даже похожи. Потому ты мне нужен, мне! И я твоя родня. Прорвёмся, сделаем конфетную фабрику и утрём носы этим зазнайкам.
Смотрю на него, и у самой слёзы по щекам, и он вдруг зарыдал, протянул мне руку, и мы так и ехали некоторое время, крепко сцепив пальцы. Он догадывался, да только Офелия его не признавала, уж по какому принципу себя считала лучше, сложно понять. Но пусть это останется на её совести. Я детей не бросаю.
— Спасибо, я не подведу! — громко шмыгнув носом, прошептал мальчик и ещё раз пожал мою руку.
— Главное, не пытайся делать больше, чем можешь, ты хоть и мужик, но маленький.
И в этот момент меня качнуло, в сердце так кольнуло, что из глаз искры, поплохело, да так сильно, что я наклонилась на шею Фрейи.
— Что с вами, с тобой? — вскрикнул братец.
— Это ведь ты меня искал, ты не сдавался и упросил Федота проверить болотину, тебе я жизнью обязана? Ведь так? — сквозь слёзы простонала истину, какая до меня только дошла, как до утки на третьи сутки.
— Угу, — смущённо прошептал и опустил голову. Огромная детская слезинка скатилась по носу и капнула сюртук.
Всё, я не выдержала, остановила лошадь, спрыгнула и Мишка так же.
Обнялись и стоим на дороге, рыдаем. Видимо, впервые за всю недолгую жизнь.
Глава 10Еще одна причина уехать
— А если нас взаправду выгонят, куда пойдём? — после того, как мы немного успокоились, Миша задал резонный вопрос. О котором я и сама думала, да пока вообще никаких идей.
— Думаю, что сможем взять в аренду домик. Может, квартиру, всё зависит от нашей сделки, если конфеты и леденцы дадут нам шанс, то и подумаем, как нам лучше поступить. Я даже навскидку штук пять-семь вариантов рецептов придумала, а если как следует постараться, то, да сё попробовать, то мы и с десяток видов конфет сделаем. Потому нам нужно будет найти постройку с какой-то пригодной кухней, может магазин. Посмотрим.
— Мне кажется, что конфеты ваши до вечера расхватают.
— А цена? У меня есть немного денег, только я не понимаю, забыла расценки. Ты вот про пироги говорил.
— Ну, пирог с мясом и с кружкой киселя или морса — три копейки. Вот такая плошка мёда, давеча Федот торговался с пасечником, встанет в семь копеек.
Он сложил ладони лодочкой и показал довольно маленький объём.
— Если мы спросим по одной копейке за леденец, то это нормально?
— Если бакалейщик накинет сверху, то выйдет около двух копеек, думаю, что это подходящая цена. Но, может, и все три.
Миша рассуждает, как взрослый. Забавно наблюдать, как он загорелся бизнесом.
— Хорошо, эти конфеты самые простые. Будем делать замысловатые, то и цену поднимем. А откуда ты так хорошо разбираешься в делах?
— Так, на побегушках, то купи, в деревню сбегай, сё принеси, это продай.
Смеюсь и снова протягиваю ему руку.
— Другими словами, ты незаменимый человек в усадьбе. Курьер!
— Вроде того, не знаю слово «курьер», что-то с курами связано? — он так искренне признался и улыбнулся, что я снова рассмеялась.
— Нет, это как почтальон, человек, который доставляет товары.
— А-а-а-а! Ну выходит, что я при усадьбе курьер и был. Вон, впереди-то харчевня, уже есть хочется, и это, я сбегаю за пирогами и чайком, а вы от коней не отходите. Ушлых людей много тут ошивается.
— Обращайся ко мне на ты, мы ведь родные.
— Хорошо, — и убежал в харчевню.
Я всё же спустилась с Фрейи, привязала её под деревом и решила умыться у колодца, и хоть немного размять ноги. Час езды уже начал сказываться, особенно после вчерашней рабочей нагрузки.
Миша что-то задерживается в харчевне, уже думала зайти и узнать, может, денег надо или обидели его…
— От, она! Краля! Офелия, кикимора болотная, босоногая графиня! Из-за тебя, моего сынка давеча хлыстом какой-то ухарь стеганул. Ну я тебе сейчас также порку устрою.
Я ошалело обернулась и увидела тучного мужика, красномордый, крепкий, и долбанутый на всю отмороженную голову.
— Извините. Вы это мне? А не с дуба ли вы упали, любезный! Твой ушлёпок кричал мне вслед гадости, и я теперь понимаю, в кого он такой придурок уродился. Я хоть и босоногая, но графиня, а ты — мужик. Руку поднимешь, мало не покажется.
— Сучка, я этого так не оставлю, — не стесняясь свидетелей взревел хам и сделал шаг навстречу, и да, в его толстой ручище плётка!
— Стоять, я так понимаю, что ты какой-то староста в деревне? Так вот, тот человек, что отхлестал твоего дурака сына — новый управляющий. И он цветочек, в сравнении с теми князьями, кто со следующей недели въезжает в поместье. Это меня вы жадные уроды обкрадывали и за человека не считали. А Петрович с вас семь шкур снимет. Я уезжаю в город, навсегда. А вы в этом году все долги отдадите, без штанов останетесь, потому что княгиня — мегера, наймёт опричников, и будут они вас бить каждый раз, и уму-разуму учить. Пока не научитесь уважать и платить налог. Не цените хорошее, получайте г… А теперь проваливай! Пёс смердящий! Урод, руку на одинокую, беззащитную женщину поднять… Тьфу. Стоять рядом противно!
Вот это я выдала базу этикета. Да так громко и ёмко, что несколько мужиков, что стояли у телег, заслушались и тут же подняли на смех разгорячённого старосту. Уж они прошлись по его мужскому самолюбию так, что у меня уши в трубочку свернулись.
А тот замер. Видать, не в курсе про княгиню. Ну вот пусть теперь задумается.
Мишаня выбежал, крикнул, что ждал свежие пироги, только из печи и одну большую кружку с напитком нам на двоих. И мы, гордо подняв голову, прошли на лавочку у того дерева, где наши лошади привязаны.
— У-у. Мерзкий мужик, староста деревенский, его сыночка вчера новый управляющий стеганул. Он вас, тебя обидел? — прошептал братец, кивнув в сторону красномордого.
— Да, обидел, но я ему дала отпор, видишь, как его заклинило. Напугала новыми хозяевами, они нас не уважали, вот теперь княгиня из них дурь выбьет. А нам с тобой это лишний аргумент в пользу переезда в город.
Уже не обращая внимание на старосту, откусываю очень вкусный пирог, капуста и мелко рубленная курятина. Тесто пышное, корочка ровно такая, какая должна быть. И напиток вкусный. Молча уплетаем свой завтрак, а этот хам так и стоит. Видать, хочет спросить, но после нашей стычки замялся.
Какой-то городской мужчина на бричке и в кителе, наверное, почтальон. Не выдержал и подошёл к нам.
— Барышня, простите, что прерываю ваш завтрак, но очень уж некрасивая ситуация, вы почему одна? Вот таких на дороге-то много, если желаете, можем вместе до города.
Мы с Мишей переглянулись и кивнули.
— Да, только сейчас доедим, мы с братом в город по делам, а одни, потому что наш батюшка помер, родных нет, слуг решили не дёргать. Видать, зря.
— Вот именно, такая красивая девица и одна. Осторожнее надо быть. Я тогда тоже в таверну наведаюсь, а вы обождите.
— Хорошо, дяденька, вы идите, мы за вашей бричкой присмотрим, идите, — Миша, наконец, прожевал пирог и тоже вставил свою копейку в разговор.
Стоило почтальону уйти, староста, решился:
— Это что ж получается, новые хозяева над нами? А как теперь? — довольно громко и грубо, но в голосе яркое недоумение появилось.
— А меня не волнует, как. Мне надоело вас терпеть. Поезжайте, радуйте своих, делу уже не поможешь, я отказную еду подписывать. И надеюсь, что вашу физиономию больше не увижу! И надеюсь, что княгиня и её деспотичный управдом обломает вам рога. Прощайте и не мешайте нам с Мишей завтракать!
— Ай! — в сердцах махнул рукой и, поднимая пыль, потащился к своей бричке, что-то матерное крикнул своему конюху. Вскарабкался, уселся, заставив повозку просесть, и умчался в сторону деревни.