Да-да, она так и сказала.
Видимо, поэтому отец так побледнел, вспоминая их молодость «до нас».
— Чувствую ноющим членом, что Кузнецова со своей подружкой совершит очередной пиздячок! — надрывно произношу в потолок.
Надо быть глухим, чтобы не услышать женский смех перед моей дверью. Я занял комнату Лёхи. У него в доме высохли полы. Тем более ему «тяжело» что-то стало здесь с приездом девушек. Понимаю. Очень понимаю. Вот трахну секретаршу на том самом столе – сразу полегчает и фантазия перестанет меня преследовать по пятам, донимаю лютой болью в яйцах.
После того как входная дверь с глухим звуком отрезала уличный шум и домовую тишину, рывком сбрасываю с себя тонкое одеяло.
— Миш, в дом кто-то забрался, — встречаю мать с ружьём на плече. Уже не страшно. Привыкаешь к подобному за много лет. — Прихлопну, подлеца!
— Ма-а-ам, — смеюсь в голос, что аж стены трясутся. — Девушки решили ночью погулять.
— Я Лёльке бутылочку вина дала, — качает головой она. — Ох, как бы беды не случилось с ними!
— Понял, — набрасываю на плечи ветровку и надеваю сапоги. — Верну в целости и сохранности.
— Что-то сердце не спокойно, — причитает. — Иди, сыночек. Они точно на речку пошли. Предчувствие.
С маминым «предчувствием» лучше не спорить.
Я шёл медленно, наполняя лёгкие «деревенским воздухом». Как подумаю, что ещё не скоро смогу выбраться из душного города – на душе становится как-то тошно. Не получается у меня работать здесь, как у Алексея. Мне привычней у руля. Так и разделился наш семейный функционал.
Когда передо мной открылась картина, как Серафима мешкается снять с себя трусики с кружевными вставками по бокам – лишился контроля над своим телом.
Смотрел, смотрел, смотрел… То, что я видел (а видел я только её, не замечая присутствия подруги) – сразило меня наповал.
Её грудь идеального для моих лапищ. Именно такую хочется сжимать перед сном в своей руке и плавно уплывать в сон. Сосочки переливаются в лунном свете, открывая женскую сексуальность Серафимы с другого для меня ракурса.
Хочется подойти поближе, да колется.
Случайно задел какой-то куст. Первая заметила Ольга. Она привлекла внимание Кузнецовой.
То, что я видел дальше, только ухудшало моё положение. Видеть, как подпрыгивают сиськи в воздухе, а Серафима при этом выполняет приёмы против огромного медведя, считая меня таковым – долго держался, чтобы не засмеяться до икоты.
Решил выйти и сразу получил три мощных щелбана по лбу. Не ожидав нападения, завалился на спину. Ударился затылком и на несколько секунд или минут выпал из реального времени.
— Надеюсь, что не убила, — Серафима меня сейчас доведёт до инфаркта! Её тугой сосок щекочет мне подбородок, когда она пытается меня перевернуть на бок и осмотреть затылок. — Божечки кошечки!
От выстрела в воздух Ольга вскрикивает, а Кузнецова наваливается всем телом, вновь не думая о последствиях. Я же кайфую от ощущения на языке тугой горошинки, что моментально втягиваю в себя под протяжный женский стон.
— Лёлечка, пошли со мной, девочка моя. Авось, у них что-то сложится.
МАМА!
Рекомендую заглянуть в ТЕСТ НА ОТЦОВСТВО.
На ночь глядя порог дома Соболевых переступила приёмная дочь маминой подруги. Зареванная. Преданная своим парнем и лучшей подругой. «Изменил мерзавец такой хорошей девочке!», — синхронно поддерживали несчастную мои родители.
— Сын, что я тебе вдалбливал в твою умную голову перед поступлением в медицинский? — деловито интересуется отец.
— Припомни, — складываю руки на груди, искоса поглядывая на Злату. От её ответного взгляда в жилах кровь стынет. Точно ведьма!
— О женской и мужской репродуктивных системах, их взаимосвязи и последствиях, сынок.
— Вспомнил, — ухмыляюсь я.
— Не о том, дурень, — даёт мне подзатыльник. — Мне в отделение нужна молодая кровь. Покажи Злате кафедру гинекологии. Такие люди как она на вес золота в нашей семье.
Выполнил всё, как было велено. Местами пришлось переусердствовать ради достижения результата... Батя мне голову оторвёт!
Продолжить чтение ЗДЕСЬ
Глава 12
Глава 12
Серафима
Перед тем как прильнуть к Потапову, я услышала над нашими головами выстрел и истеричный Лёлин вскрик.
Почувствовав тёплое влажное покалывание на ореоле соска, судорожно втягиваю прохладу леса через ноздри. В следующую секунду из меня вырывается протяжный стон моего удовольствия, что простреливает сладкой болью в промежность.
Мой босс приласкал мою грудь!
Левую, если быть точной.
— Лёлечка, пошли со мной, девочка моя. Авось, у них что-то сложится, — зажмуриваюсь до белых пятен, чтобы раствориться на своём боссе и исчезнуть под покровом ночи.
— Да-да, — мямлит подруга.
По шороху травы и удаляющимся голосам, приоткрываю один глаз.
Поверьте, что для меня это было, как отказаться от ужина и лечь спать голодной!
— Божечки кошечки, что же вы делаете?.. — аккуратно высвобождаю из его рта сосок. Знали бы вы, как мне тяжело не поддаться соблазну и напроситься на обоюдное согласие в виде секса. — … Михал Михалыч?..
Давай, Серафима, прекращай стонать на боссе!
Очнись!
Ну же!
— Твою мать, Кузнецова, — рычит мне куда-то в шею Потапов и сжимает сосок второй груди, перекатывая его между подушечек пальцев.
Опомнившись, залепила ему звонкую пощёчину.
Я же согласия не давала!
— Бля-я-ять, — под отборный последующий мат, громко стонет от боли.
Неужели снова приложился головой?
«Конечно», — горько усмехаюсь про себя. — «В здравии он ни за что бы на меня не посмотрел как на женщину».
— Нужно к вашей голове, Михаил Михайлович, приложить подорожник! Должно полегчать! — обхватив руками своих «девочек», пытаюсь подняться.
Да, куда там!
Потапов – мальчик тоже немаленький, чтобы с него спрыгнуть и остаться в трусах. Если вы о них ещё не забыли, то они снова куда-то сползли.
— Лежать, — шипит мне губы, перекатывая на спину. — Ночью. В одних трусах. За подорожником?!
— Вы ранены, — ерзаю под ним. — Кто знает, какова была сила моих ударов вам по голове… И уберите уже эту палку!
— Это не палка, — в темноте его глаза как два тёмных оникса, что устремлены мне на губы. — Скатать рулончиком не получится.
— Я тоже уже не девочка, а шуточки про мужскую эрекцию отпускать так и не научилась, чтобы не краснеть, — по выражению его лица он меня хочет то ли убить, то ли поцеловать. Не знаю даже, что лучше в сложившейся ситуации.
— Что вообще это всё было? — дышать в разы становится легче.
Потапов, опираясь на руки, решил всё-таки подняться. Вот только не учёл, что я как лежала, так и продолжаю лежать на земле.
Он смотрит сверху-вниз так, что у меня пальчики поджимаются, а в груди и внизу живота разливается томительное тепло.
Бляха-муха!
Осталось только гостеприимно развести ноги, Серафима!
— Самооборона, — перекатываюсь на бок и чуть ли не ползком до берега, где остались мои вещи.
По тропинке к нам бежит Алексей.
— Ребята-а-а-а! — чтоб я провалилась. — Мать кипиш навела. Слышал выстрел отсюда. Ой… Э-э-э. Убивайте друг друга дальше. Извините за беспокойство.
— Вежливый какой, — уже рычу в голос волчицей, наплевав на всё на свете. Потапов уже успел всё разглядеть. Ничего нового он там не увидит.
Накидываю на дрожащее тело просторное хлопковое платье. Не пытаюсь смотреть в лицо мужчине, потому что мне СТЫДНО.
Надо сделать себе в уме зарубку. Этот день отмечу «разноцветным», потому что у меня проснулась совесть за своё поведение. Юмором теперь не прикрыться. А крыть больше нечем!
В носу щиплет. В глазах непрошенная влага.
— Что с вами? — босс сверлит меня своим фирменным взглядом «ПРИДУШУ!»
— Отрыжка!
В обратный путь до дома – почти по горячим углям. Он же мне в спину дышал как дракон, подгоняя к своей крепости.
Ни пить, ни писать – сразу спать без анализа того, что произошло.
— «Чтобы днем жена не кричала, заставь ее накричаться ночью», — хитро подмигивает мне Марфа Николаевна на моё молчание за столом. — Сердце теперь за Мишеньку спокойно. А там и внуки пойду-у-ут, — мечтательно тянет она.
— Кх, — прокашливаюсь в кулак. — Немного простыла, наверное.
Женщина бросает осуждающий взгляд на старшего сына. Качает головой. Цокает. Подливает мне в кружку горячего чая из пузатого стеклянного чайника.
— Лёль, передай лимончика, — мою подругу она тоже уже сосватала за своего младшего сына. — Лёша, ты посмотри на своего брата и тоже не считай ворон долго. Бабы все смеются, что сыновья у меня бобыли. Вместо внуков приводят… Хм… В этот раз отличились, мои соколики, — привстаёт на шум у ворот. — Очень интересно. Лёшка, сходи, проверь кого там принесло по нашу душу.
Все замерли за столом, ожидая «новостей с улицы», когда наши все дома.
— Лёшенька, любимый мой муженёк! Я как смогла, сразу прилетела сюда. Заждался?.. Я тоже по тебе скучала, родной, — какая-то брюнетистая вобла бросается Алексею на шею и смачно прикладывается своими губами к его.
Занавес.
— Лёля… Ты только дыши, подруженька, — а сама не дышу.
— Я услышала «любимый мой муженёк»?!
— Послышалось, — смотрю с надеждой сначала на Марфу Николаевну и ловлю утвердительный взгляд, а вот Михаил Михайлович… Да-а-а, детки не делятся с мамой секретами. — Или нет.
— Ой! — вскрикивает Марфа Николаевна под звук треска гранёного стекла в руке Лёли.
Нет стакана.
Нет больше надежды у подруженьки на одноразовый секс с Алексеем.
Она его сейчас кокнет при свидетелях.
Главная «медведица» была быстрее, чем подруга. Видимо не на шутку испугалась за своё потомство. Но подзатыльник сгоряча получили сначала один «соколик», а потом другой.
До отъезда мы просидели в комнате. Я хотела вызвать такси или другой транспорт, но Михаил Михайлович принял ситуацию в доме как чрезвычайное и сделать всё так, что через пятнадцать минут после инцидента мы с ветерком катили в сторону дома.