1
Минеры спецбатальона развернули широкую диверсионную деятельность. Почти каждый день боевые группы отправлялись на вражеский берег. Но вскоре подрывники стали жаловаться, что им мешают пулеметные гнезда, а по одной группе фашисты открыли огонь даже из орудий. Чтобы облегчить работу минеров, надо было срочно выявить огневые точки врага, расположенные на берегу. Эти сведения необходимы были и авиаторам для нанесения удара с воздуха по артиллерийским и минометным батареям фашистов.
…Четыре боевые группы отправились в рейд.
Местами на льду поблескивали зеркальца воды, в которых отражалось голубое небо и закатное солнце. Температура была плюсовая, морозы отступили, и началась оттепель.
На первых санях сидели вооруженные красноармейцы, на остальных — только ездовые. На санях громоздилось что-то тщательно прикрытое белыми простынями.
Через два километра обоз остановился неподалеку от рыбаков.
— Вы, я вижу, тоже на промысел, товарищи саперы? — спросил председатель колхоза, опираясь на костыль.
— Угадали, дядя Митя! — ответил как давний знакомый Колокольцев. — Везем — вас ист дас…
— А почему же ваши вороные кверху копытами лежат?
— Военная тайна. Определенно! — вмешался в разговор Воскобойников.
— Знаем, сами когда-то служили. — Председатель колхоза поднял костыль, лукаво усмехнулся. — Что-то ваша военная тайна на наживу похожа.
Михалюта подошел к Зине. Она недовольно сказала:
— Все-таки настояла ваша Нина на своем! Отвезли Марьяно в госпиталь. Вчера я с женщинами ходила в Ейск.
— И как он?
— Лучше.
— Если еще пойдешь, то передай от меня привет.
— А у тебя как с Наталкой?
— Военная тайна, — Гнат приложил палец к губам.
— У вас всё военная тайна, — махнула рукой Зина. — Минеры по всем хатам облазили чердаки, искали шкуры для чучел, наготовили из фанеры и досок «машин» и «орудий» — и думаете, что об этом никто ничего не знает?
Гнат в ответ промолчал.
Обоз тронулся дальше.
Постукивали бузлуки по чистому льду, посвистывали полозья саней. А вокруг — белая пустыня под голубым небом. Лошади заметно устали. Ездовые то и дело подхлестывали их.
— Как думаете, капитан? — обратился Михалюта к Доминго, кивнув на сани, на которых лежали конские чучела. — Клюнут немцы на наживку нашего полковника?
— Клюнут. В Испании находчивость Илья-Рудольфа помнят и мы, и фалангисты.
— А я с ним готовил первый взрыв радиомины, — похвалился Михалюта.
— Полковник на роду написано быть минером! — уверенно сказал Доминго. — Наша мастерская гремел на всю республиканская Испания. Мы изготовляли мина разных типов, гранаты. Илья-Рудольф изобрел несколько замедлителей — «картофельный», «яблочный». А я был автор испанского «апельсинового» замедлителя. Тогда же мы создал и маломагнитный мина. Они хорошо держатся на металле и взрываются в зависимости от длины фитиля через пять — тридцать минут после установка. Мы использовали куски водопроводной труба, консервные банка, наполненный гвоздями и проволокой. Для взрывателя нужен был капсюли и бикфордов шнур. Но капсюля не хватало. И Илья-Рудольф сказал, что можно делать граната с черным порохом. Они взрывался без капсюля.
— Выходит, что наш батальон учился еще в Испании? — улыбнулся Михалюта.
— Да, — кивнул Доминго.
В небе послышался далекий гул самолетов. Михалюта запрокинул голову:
— Сюда, на залив, летят!
— Неужели знает, что мы идем на их берег?
— Зачем мы их пилотам, — сплюнул под ноги Колокольцев. — Для нас хватит и того, что немцы приготовили на берегу.
— Сие от нас не зависит, Сережа, — сказал Гнат и крикнул: — Передайте по обозу: «Остановиться и замаскироваться!»
Обоз остановился. Минеры накрыли сани простынями, спрятались под ними.
Гул самолетов приближался.
— Ни бугорка, ни ямки, — прошептал Воскобойников, — долбанет бомба, и… Определенно.
— Не долбанет! Они нас не заметят, — подбодрил его Нудьга.
Гул начал стихать.
— Вот видишь. Я же говорил. Пронесло. Можно вылезать из куреня.
— Нельзя! — крикнул Михалюта. — Слышите, снова возвращаются. Все-таки ищут нас.
От рева самолетов, казалось, позванивал лед. Минеры притаились: вот-вот ударят пулеметы, со свистом и воем обрушатся на лед бомбы.
Но самолеты и на этот раз пролетели над головами подрывников, не сбросив ни одной бомбы. Вскоре их гул стал еле слышным.
Обоз тронулся дальше.
Через несколько минут бойцы услышали далекие взрывы и звонкие выстрелы зениток. Вражеские самолеты бомбили советский берег.
— Там ведь и наши рыбаки! — воскликнул с болью Цимбалюк.
— Зачем им рыбаки? — возразил Колокольцев. — Им нужны мы.
— Определенно! — поддержал его Воскобойников. — Не иначе как какой-нибудь лазутчик предупредил о нашем рейде.
Стало смеркаться. Небо постепенно засеивалось звездами. Над вражеским берегом одна за другой взлетело несколько ракет. По льду залива заскользили лучи прожекторов. В последнее время немцы, обеспокоенные взрывами на дорогах, каждую ночь устраивали подобные фейерверки.
Обоз остановился, как и всегда, в торосах. Пошел густой липкий снег. Он скрывал от вражеских глаз и бойцов и лошадей.
Вскоре боевые группы отправились к берегу. В торосах на этот раз остались не только ездовые, но и несколько минеров. Их задание — поставить на льду чучела лошадей, макеты пулеметов, орудий. А когда немцы, обнаружив «десант», откроют по нему огонь, — определить по вспышкам места расположения артиллерийских и минометных гнезд и занести их на карту.
2
Темно. Падает снег. На душе у бойцов тревожно. Где сейчас противник — далеко или ждет где-нибудь рядом, в окопе на прибрежной круче?
— Что-то вроде бы сильно стучат бузлуки? — прошептал Колокольцев.
— Ветер заглушает, за несколько шагов ничего не слышно, — успокоил его Михалюта.
— Что, Сергей, боишься ступать ножками? Так можно ползти и на пузе. Оно мягкое, стучать не будет, — пошутил Нудьга.
В кустарнике под кручей подрывники остановились передохнуть. Двое останутся здесь, будут ждать, пока им передадут «языка». Остальные отправятся на берег выполнять задание.
Тем временем на льду вдоль вражеского берега минеры устанавливали чучела лошадей, макеты орудий, пулеметов. Развешивали на палках старые мешки, рогожки, обливали их бензином.
Эту операцию подрывники до мелочи обговорили перед выходом в рейд. Провели несколько тренировок. Поэтому сейчас все делалось быстро. Ни одного лишнего шага, ни одного лишнего движения.
Наконец сани с минерами помчались от берега в глубь залива.
Вскоре лучи одного, потом еще двух прожекторов упали на лед, выхватили из темноты чучела лошадей, фанерные макеты людей, пулеметов. Прошло несколько секунд, и на вражеском берегу загрохотали орудия.
— Вас ист дас?! — воскликнул Колокольцев. — Во какой салют устроили гансы в нашу честь!
— Это Воскобойников и Цимбалюк с хлопцами заставили их салютовать, — улыбнулся Нудьга. — Молодцы! Значит, операция удалась…
— Тихо, — прервал его Михалюта. — Слышите голоса?..
Минеры залегли.
Неподалеку справа застрочил пулемет.
«Наверно, это то самое гнездо, про которое говорила Наташа!» — подумал Гнат и прошептал:
— Ползем к пулемету. Там и возьмем «языка».
Четыре белых привидения прыгнули в окоп на головы пулеметчиков.
Один из фашистов схватился за карабин, но даже поднять его не успел — Нудьга вонзил ему в спину штык. Другой гитлеровец открыл было рот, чтобы закричать, позвать на помощь, — к нему подскочил Колокольцев, сунул в рот кляп, стал связывать веревкой руки.
И только третий пулеметчик смирно стоял у стенки окопа с поднятыми руками и испуганно бормотал:
— Я румын… Я румын…
— Я немного знай румынский язык, — сказал Ангел Гаспар.
— Поговори с ним, — попросил Михалюта испанца.
К окопу подполз Мусафиров.
— Надоело ждать под кручей вашего «языка». Решил помочь вам. Ну как? Есть «ценная бандероль»?
— Какая там «ценная», — недовольно буркнул Михалюта.
— «Ценная бандероль», Мусафиров, ездит в легковых машинах и сейчас спит в теплой хате. «Ценного» на кручу не пошлют, — добавил Нудьга.
Мусафиров взглянул на гитлеровца, показал пальцем на кляп:
— «Бандероль» с печатью.
Михалюта поднял вверх ствол пулемета, повернулся к Гаспару.
— Ангел, спроси у румына, знает ли он, в каких хатах квартируются офицеры? А я пока, чтобы все было в ажуре, немного постреляю.
Михалюта дал две длинные очереди в небо, снова повернулся к Гаспару.
— Ну как, знает?
— Знает. И где живет офицеры, и где живет староста, пан Анатоль.
— Очень хорошо, — кивнул Михалюта. — Мусафиров, забирай «языка» и иди в залив. Только смотри, чтобы он кляп по дороге не выплюнул. Такой крик поднимет, что на нашем берегу услышат.
— Я ему выплюну! — Мусафиров поднес к лицу фашиста кулак. — Понял, Ганс? Ком, вперед!
К полночи стрельба на побережье утихла.
Четверо минеров и пленный румын прошли немного по шоссе и свернули к хате, стоявшей над яром. Во дворе возле хлева остановились. Михалюта снял с плеча автомат.
— Ну что ж, пошли, друзья, к старосте в гости…
3
Каждую ночь немцы бьют из пулеметов и орудий по заливу, а на шоссе гремят взрывы. Как тут заснешь? Даже если выпьешь, все равно сон не приходит. Анатолий думал: как только женится на Наташе, сразу же и душа успокоится и жизнь пойдет веселее. Дудки! Ничего этого не случилось. Нет ни покоя, о котором он так мечтал, ни веселой жизни. Вот тебе и молодая женушка.
Дура! Выкинула очередной фокус — среди ночи оставила родную хату и ушла. Ясное дело, куда. Не к тетке в Мариуполь, а на тот берег. В этом нет никакого сомнения. Она давно собиралась туда. Уговаривала и его идти вместе с нею. И вот решилась…
Как же он, опытный педагог, не раскусил этого чертенка? Ишь, показала свои зубы, свой норов! Что она забыла на том берегу? Неужели ей не понятно, что немцы лишь временно остановились под Ростовом, временно отступили от Москвы. Придет весна, и они снова двинутся на восток и все-таки своего добьются. Юг страны нужен Гитлеру до зарезу: тут и уголь, и металл, и нефть, а из Баку рукой подать до Индии. Немцы знают, что делают.
Вот уж действительно дура. Ушла в метель. Даже о будущем ребенке не подумала. Конечно, вернется. Никуда она не денется. А пока придется всем говорить то же самое, что сказал начальнику полиции Назарову: «Жена пошла проведать тетку в Мариуполь».
Анатолий прислушался. Слава богу, орудийный грохот на берегу прекратился. Он снял сапоги, погасил на столе лампу. Нащупал в темноте постель и не раздеваясь упал на пуховую перину.
Вдруг в дверь постучали.
«Кого это принесло в такой поздний час?» — удивился Анатолий.
Стук повторился.
— Анатолий Петрович, я от Назарова. Не осталось ли у тебя что-нибудь выпить? — раздался за дверью чей-то хрипловатый бас.
— Осталось, — недовольно буркнул Анатолий. — Носит в такую пору! Как только патруль вас пропустил?
— А что патруль? Я пообещал налить и патрульным. Такой холод! Кто к ним будет принюхиваться!.. Вернулся с позиции обер-лейтенант Беккер. Хочет выпить. Вот Назаров и послал.
Анатолий зажег лампу, отодвинул дверной засов.
— Спать не даете…
В его грудь уперлось дуло автомата.
— Оружие есть? — спросил Нудьга.
— Н-нет… Пр-ростите… Есть п-пистолет под под-душкой, — пробормотал, заикаясь, Анатолий.
4
Узнав Михалюту, Анатолий еще больше испугался, весь съежился. «Все, это конец! Гнат встретил Наташу на том берегу, и вот пришел отомстить за то, что она досталась не ему…»
— Уже очухался? — спросил его Михалюта. — У нас мало времени.
— Вы ведь меня не… убьете? — Анатолий показал глазами на автомат. — Вам что-нибудь нужно от меня? Оружие я отдал вам добровольно. Своих людей я и пальцем не тронул.
«А Наташину мать разве не ты свел в могилу?!» — хотел крикнуть Гнат, но промолчал.
— Ишь какой свой нашелся! — хмыкнул Колокольцев. Взяв со стола тарелку с колбасой, он повернулся к пленному румыну: — Бери, Ионеску, угощайся.
— А-а, — протянул Анатолий. — Ионеску здесь? Он у вас за проводника?
— Это не имеет значения, — бросил Михалюта.
— А почему ты не поинтересуешься Наташей? — спросил вдруг Анатолий и снова весь съежился: он был уверен, что Наташа на советском берегу.
Гнат сделал вид, что только теперь вспомнил о Наташе.
— Действительно, что ж это я… Где она? Что с ней? Вы же вместе ездили копать окопы.
— Ничего о ней не знаю с тех пор, как в последний раз виделись под Гадячем, — с расстановкой произнес Анатолий, глядя в глаза Михалюте. А в селе я никому не сделал зла. Я ведь не полицейский, — добавил он.
— У немцев же служишь! — вмешался Нудьга.
— Но зла никому из своих не причинил.
«Ну и подлец! — Михалюта стиснул зубы. — Так врать про Наташу! Живет же в ее хате! Или думает, что я не знаю, из какого она села?»
— Вот консервная банка. Ее надо вымыть горячей водой — в ней недавно были шпроты, — сказал Нудьга.
— Зачем? — удивился Анатолий.
— Сюда будешь класть листочки бумаги с сообщениями: какие воинские части проходят через село в Таганрог, то есть на фронт, и какие в Мариуполь. Желательно, чтобы были и номера частей и фамилии командиров. Пиши все: количество орудий, автомашин, какой груз везут, сколько походных кухонь и прочее. Запомни, это твой единственный шанс спасти свою жизнь.
— А где прятать банку? — со страхом прошептал Анатолий.
— Мы вместе пойдем в яр. Выберем место. Только без вранья! — предупредил Михалюта. — О новых заданиях мы будем сообщать через тот же «почтовый ящик»… Но это еще не все. — Михалюта прошелся по комнате. — Если появится необходимость, то я поселюсь у тебя на чердаке или в погребе на несколько дней.
— А вдруг немцы пронюхают? Вы это вправду? Ведь это же рискованно для обоих, — развел руками Анатолий.
— Смотрю я на тебя, староста, — покачал головой Михалюта. — И никак не могу понять: такие мы разные с тобой.
— Да что вы… Я ведь ничего… Я ведь, Гнат, за твою жизнь беспокоюсь… Я согласен… хотя и боязно… С какого дня станете на квартиру?
— Всему свое время.
— А я, если хотите… Я тоже хотел пойти на тот берег.
— Почему «тоже»? Кто-нибудь уже пошел?
— Это просто с языка сорвалось… Хотел, да побоялся, что ваши меня к стенке поставят как врага народа, хотя я ничего и не сделал против Красной Армии. Я даже с фронта не убегал. Я не был мобилизован. Истинную правду говорю.
— А почему же не сказал, где твоя жена? — с насмешкой спросил Гнат.
— Что? — вздрогнул Анатолий.
— Где твоя жена, спрашиваю? И как ты попал в хату Наташи?
— Виноват. Вот тут я сказал неправду. Натали поехала к тетке в Мариуполь… Ее отвез один майор, инженер…
— Инженер? Откуда такая осведомленность?
— Фридрих Францевич. Совсем мирный человек, на «мерседесе» ездит по металлургическим заводам. Однажды у меня обедал с начальником гарнизона… Наташа поехала с ним…
— Хватит! — оборвал Анатолия Гнат. — К тетке так к тетке. За ее жизнь ты отвечаешь головой!
— Я все понял. Все.
— Если продашь нас немцам, то мы повесим тебе на шею медальон величиной вот с эту консервную банку! — пригрозил Нудьга.
Вскоре все вышли из хаты и огородами направились в сторону яра.
5
Подрывники в сопровождении Ионеску шли по улице с таким видом, будто несли патрульную службу.
Возле дома Беккера их остановил часовой.
— Это я, Фридрих, — сказал ему по-немецки Ионеску. — Выпить хочешь?
— О, гут, гут!
— Вот эти солдаты несут пакет обер-лейтенанту Беккеру. Он дома?
Часовой кивнул и хотел что-то сказать, но ему заткнули рот шарфом, вывернули руки назад и связали тонкой веревкой. Колокольцев перерезал телефонные провода, тянувшиеся от столба к окну. Михалюта постучал в дверь.
— Пакет из штаба, герр обер-лейтенант!
— В такой поздний время? — послышался полусонный голос за дверью.
— Срочно!
— Надо был позвонить.
— Обрыв на телефонной линии, герр обер-лейтенант!
Дверь открылась.
Увидев черные дула автоматов, обер-лейтенант испуганно вскрикнул:
— Майн гот!
Минеры вбежали в дом.
Семь кроватей в трех комнатах были пустыми. Колокольцев взял с тумбочки планшет с документами и какими-то камнями. Спросил у Михалюты:
— Высыпать камни или прихватить с собой?
— Бери! — приказал Гнат и обратился к обер-лейтенанту. — Господин Беккер! Это планшет майора?
— Да.
— А где он сам?
— Инженера пригласил ужин начальник гарнизона, командир наш артдивизион.
Колокольцев достал из вещмешка мину, выдвинул нижний ящик письменного стола и положил ее туда. Ящик закрыл на ключ.
Нудьга свою мину привязал под столом к перекладине в офицерской столовой. Еще одну мину спрятали за портрет Гитлера, висевший в большом зале. Подрыватель поставили на семь часов.
Задворками минеры с пленными Ионеску и Беккером выбрались на шоссе.
Михалюта поправил на боку тяжелый планшет.
«Интересно, что за бумаги хранятся здесь у инженер-майора? Да еще и камушки какие-то. Может, драгоценные?..»
6
Подрывники из группы старшего сержанта Михалюты ставили мины на шоссе. Когда появлялись патрульные солдаты, бесшумно расползались, прятались в придорожных кустах.
Последнюю мину устанавливал Арон Бабаян. Закоченевшими от холода пальцами он начал вставлять в заряд детонатор.
И вдруг вспышка.
— Только детонатор, — скривившись от боли в правой руке, прошептал Бабаян, чтобы успокоить товарищей.
Установка мин требует навыков, опыта и внимания — их-то и не хватало Бабаяну. Ему еще повезло, что детонатор взорвался не в мине.
…Подрывники под кручей ожидали возвращения Михалюты из разведки.
Вскоре послышался голос Колокольцева:
— Вас ист дас? Где вы там?
— Здесь мы! — крикнул негромко Мусафиров.
— Чего стоите такие поникшие? — подойдя к минерам, спросил Михалюта.
— Бабаян ранен.
— Что с ним?
— Детонатор взорвался в руках.
— Все-таки не обошлось, — покачал недовольно головой Нудьга.
Когда все уже были на льду, Бабаян обратился к Михалюте:
— Меня, наверное, спишут из батальона?
— Не знаю.
— Замолви за меня словечко. Пусть оставят хотя бы ездовым.
— Попробую.
К ним подошел Колокольцев.
— Арончик, я хотел попросить у тебя рекомендацию в комсомол.
Бабаян остановился. «Надо же, я сокрушаюсь, что меня теперь спишут из батальона, а Сергей — с такой просьбой. Значит, есть еще надежда…»
— Дам, Сережа. Вот только рука. Пальцы покалечил, — с сожалением сказал Бабаян.
— Это не беда. Напиши левой, — простодушно посоветовал Колокольцев.
Гнат мысленно похвалил Сергея. Как будет с Ароном дальше, неизвестно. Но то, что боец переживает, казнит себя, видят все. И просьба Сергея очень своевременная. Бабаян сразу почувствовал, что он нужен, что не все еще потеряно.
Пленный обер-лейтенант от холода еле держался на ногах, то и дело пританцовывая в хромовых сапогах, хватался руками за уши — байковые наушники не очень-то помогали.
— Вас ист дас? — показал Колокольцев на его наушники. — Что же ваш Гитлер такой скряга? Даже шапками солдат не обеспечил. Пусть мерзнут арийские уши? Так, что ли?
Обер-лейтенант в ответ только махнул рукой.
Когда подошли к своему лагерю в торосах, начало светать. Там собрались уже все группы.
Обоз саней тронулся в обратный путь.
Михалюта достал из трофейного планшета блокнот, раскрыл его. Вся страничка была исписана формулами и цифрами. Гнат чуть не вскрикнул от удивления: формулы были ему знакомы.
7
Километров за десять от берега минеров встретили три грузовые машины, высланные навстречу командованием батальона, чтобы забрать раненых и обессиленных. От шоферов бойцы узнали, что накануне фашистские самолеты сбросили бомбы на рыбаков. Троих тяжелораненых отправили в госпиталь.
Прибыв на берег, командиры боевых групп доложили о выполнении задания, а старший сержант Михалюта передал в штаб батальона обер-лейтенанта Беккера, немца-пулеметчика и румына Ионеску.
Ионеску сразу же заявил:
— Я все расскажу.
— Есть хочешь? — спросил его Мотыльков.
Ионеску кивнул.
— Ничего, сейчас вас всех покормят, напоят чаем, согреетесь.
Пленных увели.
— Что это? — спросил Веденский, листая блокнот, переданный ему Михалютой.
— Записи одного немецкого инженер-майора. Там есть схемы, рисунки и формулы. Я кое-что понял. Этот Фридрих Францевич часто употребляет слово «эрзац», то есть заменитель. Инженер занят поисками замены взрывчатых веществ.
— Где же он хочет найти этот эрзац?
— В атомном ядре. Заменить взрывчатые вещества должна энергия атома. Некоторые из этих формул знакомы мне еще по институту.
— Вон как. Выходит, блокнот этого Фридриха слишком серьезный.
— У меня в дороге было время подумать… Его идея меня испугала. В институте я учил, что энергия атома будет направлена служению человечеству. А тут идут поиски взрывчатых веществ в энергии атома, чтобы уничтожать людей. Блокнот надо передать нашим ученым.
— Мы передадим его в Государственный комитет обороны. Пусть ознакомятся наши специалисты. Ты сам отвезешь блокнот и пленных в штаб армии.
— Пусть прихватит и карты, на которые нанесены огневые точки фашистов на побережье, — добавил Мотыльков. — Молодцы! Весь вражеский берег разворошили.
— А что скажет об этом блокноте обер-лейтенант Беккер? — обратился Илья Гаврилович к пленному офицеру.
— Майор прибыл из Берлин на металлургический заводы. Вчера вечером он находился в Мариуполь, а завтра должен быть в Таганрог. Интересуется какими-то шлаками, — ответил Беккер.
— В его планшете есть и слитки шлака, — кивнул Михалюта.
— Я не специалист по энергетика. Мой дело артиллерия и связь. Но инженер-майор говорил еще и о поиск в этих краях какой-то тяжелый элемент.
— Жаль, что вы не прихватили с собой этого Фридриха, — вздохнул Веденский.
— Он случайно остановился в селе. Хорошо, что Колокольцев наткнулся на планшет, — сказал Михалюта. — Помните, Илья Гаврилович, еще в Воронеже мы говорили с вами о том, что физики многих стран бьются над тем, чтобы извлечь энергию из атома? Незадолго до начала войны сообщения во всех журналах на эту тему вдруг прекратились. Наверно, потому, что эти поиски пошли в другом направлении. Теперь их цель — извлечение энергии из атома для военных нужд.
— Как ведет себя муж Наташи? — после паузы спросил Веденский.
— Подлец он! Даже не признался, что Наташа ушла на наш берег. Видимо, боится, что мы начнем ее искать. Но согласился быть нашим информатором, договорились о связи.
— А верить ему можно?
— Можно, пока обстоятельства будут в нашу пользу. Такие люди готовы служить кому угодно, лишь бы не подставлять свою голову под пули. — Михалюта помолчал и неуверенно добавил: — Хотя этого и не поручали мне, но я все же решил узнать, возьмет ли он меня на квартиру с рацией. Хотя бы на неделю. Согласился.
— Да ты что! — скептически усмехнулся Мотыльков. — Как только явишься к нему, он тут же продаст тебя гестапо. Лучше бы послал его в разведку на Кривую Косу. Там, говорят, стоит большой гарнизон. Надо разведать. Если это так, мы бы договорились с морячками и ударили бы вместе по Кривой Косе.
— Интересная мысль, — поддержал комбата Илья Гаврилович.
— Неужели он не догадывается, что его жена у нас? — пожал плечами Мотыльков.
— Может быть, и догадывается, но не подает виду. Поэтому, наверное, и хочет нам угодить.
— Чужая душа — темный лес, да еще у отступника. Думаю, тебе не следует говорить об этой встрече с Наталкой.
— А зачем ей говорить? Она и так все уже сказала.
Гнату снова вспомнилась заброшенная железнодорожная колея. Наташа на рельсах. Он вздохнул, посмотрел в окно.
Веденский заметил его волнение.
— Что тебя, Гнат, беспокоит: посещение старосты или записки немецкого инженера?
— Блокнот немца. Формулы в нем беспокоят.
— Так, — полковник задумался. — И меня тоже. В тридцать третьем году в Ленинграде проходил конгресс физиков. Я присутствовал на заключительном заседании. Как раз выступал французский ученый Жолио-Кюри. Он сказал, что последние исследования физиков могут использовать фашисты, которые уже дорвались до власти в Германии, господствуют в Италии. Ты, Гнат, представляешь?
— Что, Илья Гаврилович?
— Если какой-то инженер-майор фашистской армии вынюхивает на юге Украины руды тяжелых элементов, собирает шлаки на металлургических заводах, то чем тогда занимаются физики в самой Германии?
Известно чем. Поэт Павло Тычина в том же тридцать третьем году вот что написал:
Мы тревожим стратосферу,
атомное ядро и сферу —
о прекрасный час!
Неповторимый час!
— Прозорливый поэт. «Мы тревожим стратосферу, атомное ядро и сферу». К этому идет. Наши радиомины в Харькове свидетельствуют о том, что с помощью радио можно на огромном расстоянии управлять не только взрывами.
— А мне до сих пор верится, что мина в Харькове могла быть подорвана и сигналами из обычной, маломощной рации.
— Надо было подстраховать себя, — признался Веденский. — Я ведь говорил тебе, что у нашей мины много противников. Они считали наш замысел фантастическим, даже авантюрным… Но теперь это позади. Нам надо делать свое дело. Сегодня твоя группа получила благодарность за отличную работу в тылу врага. Колокольцев, которого Нудьга считал «ночником», подал заявление в комсомол. Люди растут. И не только как специалисты минирования. Вот что важно, Гнат.
Веденский достал из нагрудного кармана кителя письмо, положил его в планшетку.
— От дочери, — улыбнулся Илья Гаврилович. — Уже в шестом классе. А кажется, совсем недавно ей было восемь лет. Кажется, совсем недавно она провожала на Белорусском вокзале свою мать в Испанию… Пишет, что скучает по мне и маме. — Веденский помолчал. Вздохнул. — Ты, Гнат, проведай Наталку. Ей сейчас так нужна твоя поддержка! Что молчишь? Блокнот немецкого майора до сих пор не дает покоя?
— Рельсы и шпалы, — задумчиво произнес Михалюта и начал пальцем что-то выписывать в воздухе. — В голове железная дорога, по которой до войны ходил поезд Мариуполь — Ленинград и привозил Наталку из родного села в Харьков!
— Не понял, — развел руками Веденский.
— Пока что мы минировали шоссейную дорогу, военные объекты, — поднял Гнат указательный палец. — Разрешите, я пойду с группой к железной дороге Волноваха — Мариуполь. Если за ночь не успеем, останемся на вторую. А десяток мин замедленного действия под рельсы поставим. Немцы там непуганые. Нудьга и Мусафиров говорили мне, что у них руки чешутся поработать на железной дороге. У меня тоже. Это интереснее, чем на шоссе, и надежнее! Колеса паровоза не свернут в сторону, не объедут мину.
— Значит, ты уже думал об этом? Но до железной дороги больше пятидесяти километров, — Илья Гаврилович посмотрел на карту.
— Поэтому и надо нам три ночи, чтобы надежно было.
— Заманчиво! — воскликнул комбат Мотыльков. — Волноваха — Мариуполь — одна из двух железнодорожных веток, питающих прибрежные войска фашистов всем необходимым. Эта ветка имеет стратегическое значение для противника. Я — «за»! Но чтобы было, как ты говоришь, надежно, твоим минерам надо хорошенько потренироваться. Ближайшая от нас железнодорожная станция Ейск. Туда и пойдете дня на три. С вами поедет в Ейск младший лейтенант медслужбы Нина Аркадьевна. Дадим вам бойцов для прикрытия и охраны с двумя ручными пулеметами. Жалко, конечно, что там нет леса. Но что поделаешь…
— Так это хорошо, что нет леса, — прервал комбата Веденский. — Мины замедленного действия пока не очень-то приживаются в партизанских отрядах. Там отдают преимущество минам мгновенного действия. Они срабатывают на глазах, и виден результат работы. Но это хорошо в условиях, когда железная дорога проходит через лесной массив и когда она не очень сильно патрулируется. А вражеские эшелоны надо подрывать не только в зонах, где есть лес, но и в степи. И твоя, Гнат, группа должна это доказать. Значит, Волноваха — Мариуполь. Та самая железная дорога, по которой ездила Наталка?
— Та самая.
— Зайди к Наталке и передай привет от меня. Скажи, что она тоже наш боец… Почему помрачнел?
— Да как-то неудобно идти к ней.
— Будь мужчиной, Гнат! Она порвала все нити со своим мужем-старостой, многим нам помогла. Это — наш человек. Поверь мне. В людях я немного разбираюсь.
— Хорошо, Илья Гаврилович. Я зайду, чтобы… чтобы расспросить, как лучше подобраться к баржам, тем, что стоят у берега.
— Что-что? — насторожился Веденский.
— В первый наш выход Бельду, Колокольцева и меня немцы встретили огнем, когда мы шли с моря. Значит, к ним можно подобраться незамеченными с суши.
— Вон оно что? У тебя сегодня какое-то озарение. Идеи так и сыплются из головы. Подойти к баржам с берега. Интересно. Согласен с тобой. Обдумай хорошенько эту операцию. И мы ее потом обсудим.
Михалюта вышел из штаба. Низко над заливом в сторону вражеского берега летели краснозвездные штурмовики. Гнат улыбнулся. «Скоро вы, соколы, будете точно знать, где расположены артиллерийские и минометные позиции фашистов. Клюнули гансы на приманку Ильи Гавриловича».
Ему вдруг вспомнилось, как полковник говорил про свою дочурку-шестиклассницу. «Свою! — Гнат прикусил губу. — Но ведь она же не родная его дочь…»
8
Михалюта шел по знакомым улицам села и удивлялся: почему полковник так высоко ценит Наташу? Ведь она же изменщица.
К нему подошли Нина и Дмитро Нудьга.
— Что ты, как конь, понурил голову? — скуластое лицо Нудьги расплылось в улыбке.
— Думу думает большую, — пошутила Нина и лукаво повела глазами в сторону хаты, где жила Наташа. — У Наталки скоро крестины. Наверно, кумом будете, Гнат?
Нудьга тут же нахмурился:
— Зачем так, Нина!
Гнат с нарочитым безразличием заметил:
— Вы, Нина Аркадьевна, наверное, уже проведали Наталку? А что касается кумовьев…
— Прошу прощения. Я не хотела вас обидеть, — покраснела фельдшерица. — Просто нечаянно сорвалось.
— Хорошо. Не будем об этом, — примирительно сказал Михалюта. — Я только что от полковника. Наша группа командируется в Ейск на три дня. Вы, Нина, тоже едете с нами.
— Значит, разрешили! — радостно воскликнул Нудьга.
— Тогда я побежала собираться. До встречи! — Нина повернулась и быстро зашагала к санитарному пункту.
— Как у тебя с нею? — спросил Гнат, когда фельдшерица была уже далеко.
— Вроде бы нашли общий язык. Но мне кажется, что она в тебя влюблена.
— Брось ты! Нина мне не нравится.
— Правда? — Нудьга схватил Гната за руку, крепко сжал ее. — Вот спасибо. А я думал… Ты сходил бы к Наталке. Проведал бы ее. Тем более, она хорошо знает местность возле железной дороги.
— И ты о том же?
— А кто еще?
— Полковник. Да и Нина… Тебе, Дмитро, советую в Ейске не отходить от нее ни на шаг. Там знаешь сколько моряков! А они — хлопцы будь здоров!
— Учту твое пожелание, Гнат, — кивнул Нудьга. — Теперь, когда я узнал, что ты не соперник мне, предложу ей руку и сердце.
…В Ейске на Нину действительно заглядывались моряки Азовской флотилии. Но Дмитро Нудьга не спускал с нее глаз, был надежным телохранителем.
Гнат никому не давал поблажки. Шестнадцать бойцов до поздней ночи ползали по железнодорожной колее, копали под рельсами ямки, относили на плащ-палатке землю, ставили мины, маскировали их.
На четвертый день группа Михалюты вернулась из Ейска в Шабельск.