о предельному возрасту и тихо доживать свой век в родовой усадьбе в Житомире. Современный читатель, ценящий комфорт, вероятно, предпочел бы этот вариант судьбы нашего героя.
Но революция перевернула и бешено ускорила жизнь страны. Она трагически сократила годы жизни А. М. Щастного, но подарила ему политическую биографию и широкую известность.
Глава 2
Политическая школа
К концу 1916 г. среди флотских офицеров, служивших преимущественно в Морском генеральном штабе (МГШ), сложилась группа, имевшая вкус к политической деятельности. Недоброжелатели иронически прозвали их «младотурками Генерального штаба». Сам термин «младотурки» возник в европейской печати еще в первой половине XIX в. как аналогия с младочехами, младогерманцами и тому подобными политическими течениями. Под младотурками поначалу понимали вообще всех сторонников европеизации Османской империи, а в XX в. этот термин закрепился за офицерами, совершившими «младотурецкую революцию» 1908 г. В переносном смысле младотурками называли бесцеремонных и бескомпромиссных реформаторов, отличающихся сплоченностью, энергией, пренебрежением к авторитетам.
Общественная активность части офицеров флота возникла как попытка найти ответы на вопросы, порожденные проигранной Русско-японской войной. Как писал капитан 2 ранга Гаральд Карлович Граф (1885–1966), «не дожидаясь почина свыше, они проявляли свою инициативу, создав Санкт-Петербургский морской кружок для научной разработки военно-морских вопросов. На его собрания собирались самые выдающиеся офицеры. Среди них были – кн[язь] А. А. Ливен, А. А. Эбергард, А. И. Русин, Н. О. фон Эссен, А. Н. Щеглов, В. К. Пилкин, Е. А. Беренс, гр[аф] А. П. Капнист, М. М. Римский-Корсаков, М. А. Кедров, А. В. Развозов, М. К. Бахирев, П. В. Гельмерсен, В. М. Альтфатер, А. В. Немитц, А. Д. Бубнов, А. В. Колчак, кн[язь] М. Б. Черкасский, Б. И. [фон] Бок, В. И. Руднев, Н. М. Григоров, А. И. Непенин, М. И. Никольский и много других. Председателем кружка был А. В. Колчак. На собраниях обсуждались и вопросы реорганизации управления флотом и постройки новых кораблей. Высшее начальство, узнав про эти собрания, сначала косилось на них, так как это было необычным явлением во флоте, но участие в кружке видных офицеров заставило его прислушиваться к ним. Впоследствии почти все эти офицеры выдвинулись в первые ряды и явились воссоздателями флота»[107]. В этой цитате смешаны несколько временных пластов. Например, известно, что А. В. Колчак не был руководителем этого кружка, он выдвинулся позднее. Но характерно широко распространившееся после Цусимы сознание, что спасение флота – дело самих офицеров флота, а не высшего начальства. От подобной установки было легко перейти и к рассуждениям о политике.
Если до Первой мировой войны «младотурки» скорее симпатизировали Германии из-за бурного развития ее флота, то во время войны флотское офицерство искренне переместилось на антантофильские позиции. Были, правда, единичные исключения: например, в марте 1915 г. лейтенант барон Борис Николаевич Гойнинген-Гюне (1883–1918) был отчислен из школы юнг и направлен в состав действующей армии. Причиной тому стали «нетактичные разговоры с юнгами и любовь ко всему германскому»[108].
О внутриполитических взглядах морских офицеров времен Первой мировой войны ярко свидетельствует рассуждение из записки 1906 г. офицера МГШ Михаила Михайловича Римского-Корсакова (1872–1950), впоследствии капитана 1 ранга[109]. Записка была посвящена подготовке к будущей войне с Японией, но попутно автор замечал: «Что будет происходить внутри нашего отечества, нас (военных. – К. Н.) не касается, и мы не можем и не имеем права входить в обсуждение этого. Будет ли образовано думское министерство с представителями крайней левой, центра или правой во главе; будет ли введена военная диктатура; произойдут ли внутренние события еще большей важности – это все равно, и задача, которая должна быть возложена на военную силу, остается все та же – обеспечить целость и независимость нашего отечества (курсив Римского-Корсакова. – К. Н.). Пусть внутренние события развертываются в нашем отечестве естественным ходом, пусть люди, призванные заниматься внутренней политикой, пытаются направлять эти события, но деятельность их должна быть гарантирована от внешних давлений и вмешательств и независимость государства должна быть сохранена»[110]. Понятно, что фразой о «внутренних событиях еще большей важности» М. М. Римский-Корсаков признавал возможность и допустимость установления в России республики, а дальнейшими рассуждениями авансом оправдывал офицеров, которые останутся на службе Российской республики. При этом подразумевалось, что положение офицерского корпуса останется неизменным – что в монархии, что в республике.
На наш взгляд, это рассуждение – один из ключей к пониманию того, как вообще морские генштабисты и морские офицеры делали свой политический выбор в «эпоху войн и революций». Разумеется, офицеры, рассуждавшие о политике во время Первой мировой войны, и в страшном сне не могли увидеть той политической реальности, которая сложилась в нашей стране после Февраля 1917 г. Очевидно, что свержение монархии они представляли себе в лучшем случае по португальскому образцу. В октябре 1910 г. в революции в этой стране принимали активное участие моряки, два боевых корабля даже обстреливали королевский дворец. Юный король Мануэл II (1889–1932) был свергнут. При этом матросы остались в подчинении офицеров, никаких эксцессов не было[111]. Не прошло и года, как Учредительное собрание выработало новую конституцию Португалии, и жизнь вошла в привычное русло. Другое дело, что португальская революция 1910 г. не разрешила кризиса, в котором находилась страна, но об этом флотские офицеры не задумывались, надо полагать, и в самой Португалии, а не то что в России.
Важно отметить, что «младотурки» МГШ отличались особым единством взглядов на решение военно-морских (а возможно, и политических) проблем, так что мнение, высказанное одним из них, можно с большой долей уверенности распространить и на других[112].
В историографии высказывались предположения, что такие офицеры, как редактор «Морского сборника» капитан 2 ранга Константин Георгиевич Житков (1883–1920), сотрудники штаба Балтийского флота капитан 1 ранга князь М. Б. Черкасский, капитаны 2 ранга И. И. Ренгартен и Федор Юльевич Довконт (1884–1960) и некоторые другие, составляли тесный кружок, имевший свои взгляды на политическую ситуацию в стране. Вероятно, к этому кружку был близок и А. М. Щастный.
До Февральской революции их политические симпатии склонялись к октябристам. Характерно, что политическая программа кружка Черкасского – Ренгартена заключалась в создании правительства, ответственного перед специально созданным представительным органом, образованным из слияния существовавшей Думы с Государственным советом, то есть перед более правым органом, чем была IV Дума сама по себе[113].
«Младотурки» активно интриговали в высших сферах. В октябре – начале ноября 1916 г. осуществлялась придворная интрига с целью провести морского министра адмирала Ивана Константиновича Григоровича (1853–1930) в премьеры[114], однако она не увенчалась успехом, и правительство (в ноябре-декабре 1916 г.) возглавил Александр Федорович Трепов (1862–1928)[115]. Одновременно развивалась успешная интрига с целью сделать командующим Балтийским флотом вице-адмирала А. И. Непенина. Главным ее двигателем был капитан 1 ранга В. М. Альтфатер, занимавший должность начальника Военно-морского управления при главнокомандующем армиями Северного фронта, которому в оперативном отношении подчинялся Балтийский флот. Тогдашний командующий адмирал Василий Александрович Канин (1962–1927) не устраивал «младотурок» как неэнергичный.
6 сентября 1916 г. вице-адмирал А. И. Непенин стал командующим Балтийским флотом. От предшественника ему достался начальник штаба флота контр-адмирал Николай Митрофанович Григоров (1873–1944), который, очевидно, полностью устраивал А. И. Непенина. Вторым лицом в штабе флота уже в это время был князь М. Б. Черкасский (флаг-офицер по оперативной части), полностью поддерживавший А. И. Непенина, так же как и члены его кружка.
А. И. Непенин, несомненно, знал А. М. Щастного. В 1903–1904 гг. они вместе служили на канонерской лодке «Манджур». В 1911–1916 гг. А. И. Непенин был начальником Службы связи Балтийского моря, в то время как А. М. Щастный в 1909–1914 гг. был вторым минным офицером (отвечавшим за радиотелеграфное дело) в штабе флота. Несомненно, А. М. Щастный должен был тесно соприкасаться с А. И. Непениным по службе в 1911–1913 гг. Учитывая выдающиеся достоинства А. М. Щастного как офицера, А. И. Непенин не мог не обратить на него внимание.
Вероятно, у А. И. Непенина были планы переместить А. М. Щастного в штаб флота. Неслучайно 2 марта 1917 г.
А. М. Щастный был назначен офицером для поручений штаба. Февральская революция уже началась, и 4 марта около 13 часов 40 минут А. И. Непенин был убит в воротах Свеаборгского порта (ныне угол ул. Сатамакату и ул. Катаяноканлайтури в Хельсинки). Это событие обросло множеством слухов и домыслов. Остается до конца не ясным, было это убийство случайным или требование расстрела адмирала выдвинул матросско-солдатский митинг[116]. На короткое время офицеры штаба флота были арестованы матросами. В общей сложности в Гельсингфорсе было убито 37 флотских офицеров, а еще один был тяжело ранен и умер летом 1918 г.[117] Несомненно, самосуды произвели сильнейшее впечатление, прежде всего потому, что боевые потери Балтийского флота к этому времени не превышали 100 офицеров.
Наиболее поразительным событием 4 марта стало избрание матросами нового командующего флотом – вице-адмирала Андрея Семеновича Максимова (1866–1951), ранее занимавшего должность командующего минной обороной Балтийского моря. Это избрание было утверждено Временным правительством. Через несколько дней в отставку ушел Н. М. Григоров. Короткое время начальником штаба флота был контр-адмирал Дмитрий Николаевич Вердеревский (1873–1947), а в мае исполняющим обязанности начальника штаба флота был назначен князь М. Б. Черкасский.