дома, а сумерки, наоборот, скрывают нищету и убогость. Ан нет. Мужчина невольно замедлил шаг: время хоть было и позднее, но он не ожидал, что в деревне будет царить такая тишина. Так ли было в поселке его матери, у которой они гостили с Никитой? Не помнит. Или, точнее сказать, не знает: сын, утомленный дневными развлечениями — прогулками по лесу, беготней во дворе, напитанный новыми впечатлениями, опьяненный чистым деревенским воздухом, засыпал в половине девятого. А Андрей после того, как сын успокаивался, не выходил гулять: либо читал в «большой» комнате, либо помогал матери.
—Как-то тут безлюдно,— высказала вслух то, о чем думал он, рыжая.
—Так мы и не на праздник явились,— несколько резко ответил Андрей.— Найдем гостиницу, переночуем, и все.
Дорога обогнула первое высокое здание, встретившееся им на пути — четырехэтажный квартирный блок, и поселок вдруг предстал перед ними совсем в ином виде, будто некто резко сдернул с него темное покрывало. Дорога дальше превратилась в асфальтированную освещенную аллею.
—Похоже на Дворец культуры или здание местной администрации,— кивнула рыжая на видневшееся в конце аллеи здание.— Уф… Выглядит уже не так устрашающе. Я уж было подумала, что мы не туда свернули.
Андрей не ответил, спустил с рук сына и взял его ладонь в свою.
—Дальше ножками, чемпион! Мы уже близко!— приободрил он Никитку. По логике, в небольшом поселке гостиница должна находиться неподалеку от здания администрации, то есть в центре. И он не ошибся. Аллея привела их к небольшой площади, в центре которой с высокого постамента великий вождь всех времен и народов указывал знакомым жестом путь в светлое будущее. За памятником находилось двухэтажное здание из белого камня, и правда оказавшееся зданием администрации. А справа от него, там, куда указывал вождь, находилось другое, тоже двухэтажное, здание с крупной надписью «Гостиница «Советская». Освещенные на нижнем этаже окна вызвали у путешественников коллективный вздох облегчения.
—Не заблудились!— обрадованно провозгласил Андрей.
—И, кажется, не закрыто,— поддержала его рыжая.
Они поднялись по трехступенчатой каменной лестнице на крыльцо, и Андрей толкнул выкрашенную в белый цвет деревянную дверь. На него пахнуло знакомым и забытым запахом. Это был особый аромат советского детства. Так пахло в фойе Дома культуры, и запах этот не исчез, даже когда все поменялось и по субботам вместо «Ералаша» стали крутить первые западные триллеры, а по вечерам устраивать дискотеки. Холодный запах мрамора, ковровых дорожек, деревянных дверей, пыльных тяжелых бархатных портьер. Вдохнув этот подзабытый запах, Андрей подумал, что название гостиницы очень символично, и с его языка едва не сорвалось восклицание, обращенное к девушкам: «А помните?..» Он осекся, решив, что начало их школьной поры как раз пришлось на финал советской эпохи. Их вряд ли принимали в пионеры, они уже не носили на школьных фартуках октябрятские звездочки, да и сама форма к тому времени, когда девушки пошли в первый класс, наверняка уже была отменена. Ему внезапно стало как-то одиноко. Одиночество ведь — это еще когда не с кем разделить воспоминания.
За стойкой напротив входа сидела женщина, при виде которой захотелось вытянуться в струнку, потому что она очень напомнила Андрею Фурию — школьную директрису, которая нагоняла страх не только на учеников, но и на педколлектив. На ней даже было платье того же фасона, туго, будто наволочка подушку, обтягивающее тело. Голову администраторши венчала «хала» из крашеных хной волос, а жирные стрелки на верхних веках не столько подчеркивали глаза, сколько делали взгляд более жестким. Андрей даже заробел, когда эта женщина вперилась в него глазами. Он приблизился к стойке и нарочито веселым голосом, которым надеялся немного смягчить даму, сказал:
—Доброй ночи! У вас есть свободные номера для нескольких пассажиров сломавшегося автобуса? Вот такая оказия приключилась: ехали мы и не…
—Сколько?— сухо перебила его администратор.
—Что «сколько»?— не поняла мужчина.
—Номеров сколько?
—Два,— ответила за него рыжая.
—Три!— раздался за их спинами голос. Путешественники дружно оглянулись и увидели вошедшего в холл запыхавшегося молодого мужчину в костюме с саквояжем и компьютерной сумкой. Мельком кивнув им, как старым знакомым, вновь прибывший приблизился к стойке и вытер со лба пот.
—Невозможно в этой глуши поймать машину!— пожаловался он, глядя на круглые часы за спиной администратора. Дама раскрыла толстую, напоминающую гроссбух, тетрадь.
—Фамилии?— прокурорским тоном промолвила тетка.
—Моя — Васильев. Андрей Васильев.
—Анастасия Ермакова и Полина Вересова,— сказала блондинка таким серьезным тоном, будто отвечала прокурору. Следом за нею представился и бизнесмен:
—Геннадий Стояков.
—Паспорта!
Андрей достал свой, его примеру последовали остальные. Администратор собрала их документы и принялась от руки вносить записи в «гроссбух». Андрей смотрел на гладкий высокий лоб с хмурой «галочкой» между бровей, на отсвечивающие красным волосы и не мог избавиться от ощущения, что эта женщина — его не забытый даже спустя столько лет школьный кошмар, школьная директриса. Так и хотелось спросить, не работала ли она когда-то в средней школе номер… Останавливала лишь здравая мысль, что возраст настоящей директрисы сейчас уже должен приближаться к восьмидесяти.
—Вера, проводи постояльцев,— очнулся он от строгого голоса администратора и только сейчас заметил, что за стойкой появилась худенькая девушка, одетая в синее платье с белым воротничком-стоечкой, с мышиного цвета волосами, убранными в гладкую прическу. То ли от недосыпа, то ли от усталости выглядела девица изможденной: щеки ее казались ввалившимися, нос и подбородок — излишне острыми, а под глазами пролегли такие сочные тени, что Андрей в первый момент принял их за гематомы.
Девушка послушно выплыла — а другого слова и не подберешь, такая заторможенная вялость была в ее движениях — из-за стойки. Администратор вручила постояльцам их паспорта, и все отправились за сотрудницей: Андрей с сыном впереди, за ними — девушки, Геннадий Стояков замыкал эту процессию. Девушка открыла перед ними тяжелую дверь, за которой оказалась белая мраморная лестница с высокими ступенями и широкими перилами (и правда как в Доме культуры! Андрей, помнится, еще съезжал в детстве по таким перилам на животе), и, жестом пригласив, принялась подниматься. «Вот это сервис! Вместо того, чтобы просто объяснить, куда идти, сопровождают. Не заблудились бы, поди, всего два этажа»,— подумал он, глядя на неаппетитно худые икры девушки, до середины скрытые подолом платья. Горничная тем временем уже вошла в коридор, освещенный неярким светом. Красная ковровая дорожка глушила шаги, и в такой тишине делалось как-то особо неуютно.
Служащая остановилась перед первой дверью, достала из фартука обыкновенный, а не электронный, ключ, повернула его в замке и, не произнося ни слова, вопросительно оглянулась на постояльцев. Неловкое молчание затянулось: горничная выжидающе глядела на них, и лицо ее не отражало никаких эмоций, застыло, будто восковая маска, гости растерянно переглядывались.
—Ну, девушки, вперед!— бодро провозгласил Андрей, чтобы нарушить эту пугающую тишину. Может, служащая просто немая? Иначе как объяснить ее неразговорчивость?
Блондинка протянула руку за ключом, а затем без всяких эмоций, просто из вежливости, пожелала Андрею с сыном и Геннадию спокойной ночи. Рыжая же одарила всех улыбкой. Ключ от следующей комнаты получил уже Андрей. Попрощавшись с Геннадием Стояковым, он вошел в комнату и зажег свет. Номер оказался самым обычным: крошечная прихожая с зеркалом и квадратная комната с двуспальной кроватью, узким столиком у стены, единственным стулом и шкафом. Андрей откинул портьеру и приоткрыл форточку, потому что воздух в помещении показался ему спертым, так, словно здесь давно не проветривали. Но это была единственная мелочь, к которой даже не придерешься и которую легко исправить. Во всем остальном номер был удобен. Особенно обрадовали Андрея огромная ванная и отличный напор горячей воды. Все не так уж и плохо! Особенно в сравнении с возможной ночевкой на дороге в пропахшей бензином сломанной маршрутке.
—Ну что, чемпион!— весело объявил он сыну.— Давай в ванную и спать!
Никитка немного покапризничал, отказываясь идти купаться. Но Андрей довольно быстро уговорил его, пообещав выпустить в воду шампуня.
«Не проспать бы»,— подумал он, укладывая после купания сына в кровать и закутывая его в покрывало. Выставил на мобильном будильник на семь утра и, попросив Никитку не бояться, торопливо принял горячий душ. Когда он вышел из ванной, сын уже спал. Андрей тихонько лег рядом и осторожно поцеловал мальчика в пахнущий шампунем затылок. Ну что ж, приключения на сегодня окончены. Завтра они благополучно попадут на станцию и уедут ближайшим поездом в столицу.
Глава II
Той ночью Полина долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок на неудобном жестком матрасе, то и дело взбивала тощую, словно похудевшую на долгой изнурительной диете, подушку, пока на нее сердито не шикнула Настя:
—Хватит боксировать подушку, она тебе не груша!
Полина перевернулась на спину, закинула руки за голову и затихла. Если бы не эта задержка, ехали бы они сейчас в поезде. Ей всегда хорошо спалось в них: мерные покачивания и стук колес убаюкивали ее лучше всяких колыбельных. Думая о поездах, она вспомнила соседку по купе, рассказ которой дал ей идею для нового романа. Полина решила, что «спишет» один персонаж с той женщины. Только кто это будет и какую роль сыграет в повествовании, она еще не знала. Так нередко происходило: персонажи проявлялись в ее воображении постепенно, будто изображения на фотобумаге, открывались ей не сразу, иногда долго оставаясь безымянными, без профессий, без историй или, наоборот, без внешности, но уже со значимой ролью в сюжете. Полина ли придумывала им истории, или они сами «рассказывали» ей их, оставалось спорным вопросом. «Как тебе удается делать персонажей такими живыми?» — как-то спросила Настя. «Я просто пью с ними чай»,