оватым оттенком, точно солнечный свет упал на застывшую воду. Не знаю почему, но последний путь вызывал почти панический ужас. Как будто в самом конце ждала ужасная ловушка, выбраться из неё уже вовеки не удастся. Решила довериться дару богини и выбрала мрачноватое чёрное окошко. Точно ступила в промёрзшее до самого дна глубокое лесное озеро в стылую морозную зиму.
Поблагодарила покровительницу женщин моего рода и её дочерей за помощь и сострадание. Не зажмуривая глаза, сделала всего один шаг вперед. Ощущение было такое, точно окунулась в ледяную воду.
Острые иголочки кольнули кожу, а потом по телу разлилось приятное тепло. Сразу поняла, что выбор был сделан правильно, но на пути к счастью придётся пройти через множество испытаний. Ибо просто так ничего не даётся. Чтобы потом не вышло, как у моих родителей: с горечью, что жизнь прожита зря.
Под ногами громко поскрипывал снежок. Едва заметная тропка звала вперед, точно приглашая использовать свой первый шанс на счастливую долю. Оставаться в полном одиночестве было совершенно непривычно. Поэтому, загнав страх поглубже, неторопливо пошла туда, где белела арка входа. У своей цели оказалась через несколько часов. Ноги от усталости и переживаний стали чуть ватными. Переступив порог, оказалась в просторной зале, где, кроме меня, больше никого не было.
В комнате было очень холодно и лунным полукругом сияли восемь зеркал из тёмного льда, но оттенок у каждого, как и морозный узор, были свои. Я долго бродила, останавливаясь напротив каждой двери в будущее, прислушиваясь к подсказкам собственного чутья.
Меня словно подтолкнуло к тому, на гладкой поверхности которого цвели причудливые цветы и порхали бабочки и сказочные птицы. Ничего подобного в родных краях мои глаза никогда не видели. Доверившись дару Солейры, мысленно помолилась Великой Матери и шагнула в объятия порыва стылого ветра.
С удивлением поняла, что оказалась в странной заснеженной горной долинке. Тут из пушистых сугробов вырастали источающие нежный аромат цветы с яркими бутонами. В звенящем от легкого морозца воздухе носились бабочки и птички, точь-в-точь такие же, как на поверхности ледяной двери, через которую пришла в этот уютный мирок.
Только что-то в душе настороженно звенело сильно перетянутой струной арфы. Предупреждало о неведомых опасностях. Пообещала себе не расслабляться и осторожно пошла по едва заметной дорожке из прозрачных точно слюдяных плиток. Удивительно, но подошвы сапог не скользили по идеально гладкой сверкающей поверхности.
Снежок под ногами весело поскрипывал, но настороженность в моей душе уже проснулась. В том году моя подруга Гардарика тоже выбрала этот путь, а что с ней потом стало, Солейра не пожелала ответить. Сказала только, что она была слишком неосторожна и перестала быть человеком.
Вдалеке показалось строение, отдаленно напоминающее столичный дворец. Только оно было создано изо льда. Ничего подобного мне в жизни видеть не приходилось. Лишь что-то в глубине, казалось, самой души всколыхнулось в предчувствии крупных неприятностей, если хоть на миг позабуду об осторожности.
Услышать голос Гардарики оказалась совершенно не готова:
— Ника! Как же я рада тебя видеть, подруженька моя! Не стой на ветру и морозе, проходи в мой терем! Тоже пошла искать более счастливой доли Тропами Ледяных Зеркал с благословения Солейры?
— Да, Рика. Отец решил маму не послушаться, выдать меня за Малварика… — я всхлипнула, по щекам заструились слёзы. Только сейчас поняла, от какой горькой доли бежала в неизвестность, не оглядываясь.
— Это за сороказимнего обалдуя? За младшего сына старейшины Бересклета? Ой, совсем дядька Хват на старости лет остатков ума решился… — пальцы, прикоснувшиеся ко мне, ожгли меня стылым холодом, а в памяти всплыли слова, что прежней Гардарики больше нет. — Пойдем, отдохнешь с дороги. У моего мужа Стыла есть брат Хладень. Красивый, домовитый. Если он тебе по сердцу придется, будем, как раньше, рядышком жить. Только теперь уже семьями дружить, — и она легонечко потянула меня за рукав теплой зимней одежды, заставив ступить на первую ступеньку лестницы, ведущей к парадному входу. — Идем. Обедом накормлю, обогреешься у жарко растопленного очага. В наших краях всегда только зима. Видишь, даже цветы, бабочки и птички приспособились к вечной стуже и пронзительному ветру.
Находиться на свежем воздухе было опасно. Так можно было даже замерзнуть насмерть. Да и нервное напряжение и бессонная ночь начинались сказываться. За тёплую постель, миску сытной похлебки и кружку согревающего травяного сбора я была готова отдать целую золотую монету из тех десяти, что сейчас лежали на дне одной из дорожных сумок. В вышитом обережным узором кожаном кошеле.
— Идем, Ника. Успеешь привести себя в порядок, чтобы смотрины прошли, как должно. Мужчины возвратятся домой сразу, как стемнеет. Поторапливайся, — и она буквально потащила меня по лестнице, словно опасаясь, что передумаю. Откажусь от её гостеприимства, что всё больше и больше казалось весьма сомнительным счастьем.
Когда Гардарика отлучилась, чтобы принести мне кваса. Его по обычаю наших земель хранился в глубоком погребе, вылила в специальный желоб угощение. Торопливо перекусила полосками вяленого мяса с черствым уже хлебом из своих небогатых запасов и запила горячим отваром из трав, отвращающих хвори и колдовство. Напиток хранила в заговоренной деревенской ведьмой фляге.
С удивлением почувствовала, что стала ощущать себя гораздо бодрее, а непривычно холодные пальцы снова стали тёплыми и приятными на ощупь. Когда протянула руки к огню в очаге, с удивлением почувствовала странность. Я начинаю замерзать, точно выскочила на улицу недостаточно тепло одетой. Услышав легкие шаги, заставила себя постоять у «печки» ещё немного и только потом вернулась к столу.
Жадные взгляды Гардарики, что та украдкой бросала на меня, когда думала, что не вижу, навели на невеселые думы. Мне следовало удрать из этого дома до того, как вернется муж Рики с родственником. Иначе, как подсказал дар Солейры, со мной может случиться нечто гораздо хуже смерти. Что-то, что у меня было, оказалось безумно ценно для всех, кто жил в этом странном ледяном доме.
— Прости, так устала, что, пожалуй, прилягу прямо сейчас, — притворно зевнула, прикрывая рот узкой ладонью.
— Сейчас, сейчас, Ника, — вскоре оказалась в уютной спальне. Через полвздоха услышала, как снаружи Гардарика задвинула засов и, безумно расхохотавшись, куда-то стремительно ушла.
Сложив два и два, сразу поняла, что нужно бежать до того, как все трое соберутся под одной крышей. Под моим окном, в котором отсутствовали стёкла, намело внушительный сугроб. Натерла открытые участки кожи специальным жиром, чтобы не обморозиться, оделась потеплее.
Снова поблагодарила собственную предусмотрительность, выудив из мешка моток крепкой веревки. Специальной петлей обвила выступ на подоконнике, чтобы можно было вернуть себе собственное имущество и не дать возможным преследователям подсказки, где искать пропажу.
Дар Матери предупредил, что сугроб покидать до наступления утра не стоит, иначе меня неминуемо обнаружат и схватят бывшая подруга и два нелюдя. Смотав крепкий пеньковый шнур в моток, расстелила на утоптанном полу в белой пещере циновку из стеблей тростника. Как следует, закуталась в три одеяла, прихваченных с собой, и попросила Солейру защитить меня от тех, кто явно хочет причинить мне зло. Даже не заметила, как заснула.
Проснулась от ощущения того, что солнце встало, и нам с Гардарикой нужно поговорить. Днём подруга не опасна, а вот ночью её вторая суть одерживает верх над милосердием и здравым смыслом человека. Вокруг моего убежища было много следов, но отчего-то никто так меня и не обнаружил. Молча поблагодарила Солейру за чудесное спасение и своевременный совет. Потом отправилась на поиски попавшей в беду сестры по несчастью.
Рика плакала навзрыд, присев на ледяную скамью. Когда взяла её за руку, с радостью поняла, что кожа тёплая, как у живого человека. Во взгляде подруги, когда она подняла глаза было столько стыда и раскаяния, что попросту обняла, давая выпустить на волю весь ужас и горе, что отравляли ей и без того совсем беспросветное существование.
— Что с тобой произошло? Расскажи мне. Может, вместе мы найдем выход из этого ужасного положения?
— Ника, в этом мире живут страшные твари. Они только похожи на мужчин. На самом деле, зимии могут иметь детей, только поглотив душу женщины. Несчастная становится им женой, пока не родит, а потом, потом! — девушка всхлипнула от ужаса и замолчала, не в силах смириться с горькой участью. Её обрела, наивно поверив жарким признаниям Стыла. — Они очень красивые, Ника, но их любовь убивает. Вроде, пока я не совсем мертва. Можно найти якорь, который сохраняет наше разделение. Только никто не знает, как он выглядит. Моёсчастье, что пока не беременна. Иначе даже последние искры надежды канули бы во тьму. Они не любят дневной свет, как вампиры. Поэтому Солейра и велела тебе спрятаться. Я, глупая, сама отказалась от даров Великой Матери, решив, что достаточно мудра, чтобы осилить Тропы Ледяных Зеркал без её благословения.
— И что случится, когда ваш ребёнок придёт в этот мир?
— Я перестану существовать. Тело рассыплется на цветы, бабочек и птичек… Это всё, что осталось от женщин этого мира. Мужчин же попросту всех извели под корень, чтобы не мешали тварям процветать и делать свой род более многочисленным.
— Давай попробуем отыскать нечто, где Стыл и Хладень прячут твою душу, — я не могла просто так бросить Рику погибать.
Знала уже наперёд, что только не поддавшийся магии зимий человек сможет отыскать пропажу. Как и то, что часа за три до заката надо отыскать Ледяное Зеркало и уносить ноги из этого ужасного ада, пока мы обе не остались тут уже навсегда.
— Хорошо, Ника. Кстати, я знаю поляну с еще восемью Ледяными Зеркалами. Без моей души мне хода через них нет. Пообещай, что уйдешь. Даже если придётся оставить меня тут. Увы, нет ни малейшего представления о том, чем может быть ледяной якорь. Возможно, Солейра поможет нам через тебя, но вот захочет ли она спасти оступившуюся в припадке гордыни дочь? — к сожалению, и на этот вопрос ответа у нас не было.