Что-то там было…
Кажется, что-то, связанное с домом.
Точно, с домом. Тамара, отправляясь укладывать детей, обмолвилась: пора бы мне уже перестать чувствовать себя в гостях. Уж не знаю, по какому поводу она это произнесла и о чем шла речь перед этим, но слово «гости» почему-то зацепило меня будто наждаком. Ну, гостья. Что бы там ни утверждала Тома, как бы она ко мне ни относилась и как бы ни было мне уютно в ее доме, я все равно в гостях…
Ах да, кажется, мы заговорили о моей хронической нелюбви к гостиницам, особенно нашим. Гостиницы и общежития, эти людские муравейники, я и в самом деле терпеть не могу… Так, стоп: ключевое слово – «гостиница». Гостиница – место, где останавливаются приезжие, они же – «гости города». Люди, прибывшие в незнакомые места, где у них нет добрых друзей и знакомых, готовых оказать им гостеприимство…
Вот оно!
Я снова села. Труп Николая Дорошенко идентифицировали даже без головы, потому что он был гостем конкретного человека – Валентины Глубокой. А что тут делал неизвестный, который стал второй жертвой? В милицейской базе данных на него ничего нет, следовательно, он никогда ничего не нарушал. Со стороны местных жителей – ни одного заявления об исчезновении родственника, знакомого, соседа. Или гостя.
Гостя!
Все просто – надо искать в гостинице.
От этих мыслей я не могла уснуть до утра и, когда в Томиной спальне зазвонил будильник, подскочила раньше ее.
13 сентября, четвергБыло это двести лет назад
Удивительно, но с утра от Жихаря не разило пивом. Правда, одеколон, которым он пользовался после бритья, смердел еще хуже и серый свитер он так и не бросил в стирку, однако идти рядом с выбритым мужчиной куда приятнее, чем с заросшим зачуханным мужиком. Во всяком случае, я так считаю.
…Тамара, выслушав мои теории под утренний кофе, только кивнула. Гостиница в городке небольшая – два этажа, двадцать номеров. Если сюда приезжают туристы, то не останавливаются на ночлег: зайдут в музей, поглазеют на руины имения Ржеутских, выпьют чего-нибудь в «Пауке» и дальше – на Каменец, там интересного больше. Кто и с какой целью останавливается в гостинице – загадка даже для Томы. Местные – те тусуются в гостиничном баре, это разумная альтернатива «Пауку». Все, как и там, даже можно потанцевать, а цены не такие заоблачные.
В течение недели никто из приезжих, поселившихся в гостинице, бесследно не исчезал. Выезжая, все они добросовестно расплачивались и освобождали номера, ничего не забывая. Причем все это Тамара выяснила еще позавчера после полудня, даже не выходя из кабинета. Набрала номер директора гостиницы, поговорила и успокоилась. Ну, а потом закрутилась эпопея с задержанием Хмары…
У меня не было никаких причин идти в гостиницу вместе с Жихарем. Больше того – я не имела формального права вмешиваться в процесс расследования. Зато Стас принял мое желание пройтись с ним как нечто само собой разумеющееся, а то, что формальности для него просто не существуют, я заподозрила еще вчера. Гостиница называлась «Подолье» и оправдала все мои ожидания. Когда-то, еще до революции, этот особняк принадлежал какому-то местному богачу. Затем здание использовалось в самых различных и порой совершенно противоположных целях. Жихарь успел мне поведать, что там размещались уездный комитет комсомола, детский дом, немецкий военный госпиталь, позже – тоже госпиталь, но для советских военнослужащих, пока туда не заселилась куча районных контор и мелких учреждений.
Собственно гостиницей особняк стал где-то в шестидесятых, когда часть контор упразднили, а часть – переселили в специально возведенное административное здание. С тех пор здесь практически не было ремонта, а номера и сегодня не имеют элементарных удобств: на каждом этаже – один туалет и один умывальник, а за отдельную плату гостей пускают в душ.
Номера в основном на двух или четырех постояльцев. Исключение – «люкс», в котором две комнаты и новый телевизор, и «полулюкс» – отдельная комната со старым телевизором. Есть там и умывальники, но отдельный туалет для жителей «люксовых» номеров не предусмотрен.
Вслед за Жихарем все это повторила и директриса, довольно симпатичная женщина лет пятидесяти. И добавила:
– Знаете, мы иногда и так делаем: поселяем гостя не в «полулюкс», а в обычный двухместный. И если народу мало, гость платит только за себя, а живет в номере на двоих. Мы же люди, все понимаем…
– Выходит, Юрьевна, никого подозрительного на прошлой неделе у тебя не было? – уточнил Стас.
– Да ну тебя, Стасик! Кто тут у нас подозрительный? Мы никого ни в чем не подозреваем, – пожала плечами директриса. – Максимум – могут среди ночи в бар за бутылкой сбегать. Ты же знаешь, у нас спокойно. Даже в баре за все время, что я на должности, никому ни разу в морду не дали. Все культурненько, – произнося это, женщина почему-то не сводила с меня глаз.
– Давайте конкретно: кто заселялся в промежутке с шестого по десятое? Это ж не секретная информация?
– Какие секреты? А шестого я даже сама селила… Погоди, не шестого – пятого. Точно. В прошлую среду Людка, администраторша, мужа повезла к бабке в село – от водки заговаривать. Пьет в глухую, а человек хороший! – Она снова переключилась на меня.
– Это ж какая Людка? Саливониха? Так Саливону уже все, дрова, куда его еще лечить? – авторитетно возразил Жихарь. – За ним, правда, никогда ничего, но уж если запил – все, считай на два-три месяца. Мужик тихий, оба они с Людкой на рынке у нас торгуют.
Сведения об этой чете показались мне явно излишними. Но я терпеливо слушала, все еще надеясь, что мы не впустую тратим время в гостинице.
– Ты его, Стасик, давно не видел. Людка говорит – он и сам не прочь, только не знает, к кому обратиться. Все уже перепробовали. А тут ей бабку кто-то присоветовал, она и отпросилась… Точно, это я его селила!..
– Кого?
– Ну, того, киевского. – Директриса произнесла это так, будто мы обязаны знать всех киевских, которые наезжают в Подольск и снимают номера в ее заведении. – Лет сорок ему, может, сорок пять. Я почему запомнила: предложила ему тот же двухместный на одного, так дешевле выходит. А он уперся: подавай ему «люкс». Ну, а мне что: «люкс» только что освободился, какие-то молодожены съехали, я ему и открыла. Один раз не ночевал, – она на секунду наморщила лоб, – с пятницы на субботу, ага. Вещи оставлял и каждое утро продлевал проживание, у нас порядок такой. Платил, значит, за следующие сутки. А в понедельник после обеда выписался, вещички собрал и куда-то подался.
Мы с Жихарем переглянулись.
– А чего это ты, Юрьевна, его так запомнила? Потому что в «люксе» жил?
– Прописка киевская, а у нас киевляне не часто – это раз. А вторая причина, – директриса подмигнула мне, выдержала паузу, – не знаю, тут с тобой молодая девушка, и не наша вроде… Вы тоже приезжая?
– Из Киева, – кивнула я.
– Не тяни, Юрьевна, что там с твоим постояльцем?
– Ну, как бы это сказать…
– Как есть, так и говори.
– Девок он водил, – вздохнула директриса. – Сама не видела, девчонки-администраторши сказали…
Ничего нового я не услышала. Тоже мне, тайна природы. При гостиницах всегда пасутся проститутки, и чем дальше от столицы и других крупных городов, тем дешевле их услуги. Я сама знаю с десяток директоров фирм и успешных адвокатов – словом, не самых бедных мужчин в этой стране, которые специально выбираются на уик-энд подальше от Киева, чтобы поселиться в недорогом одноместном номере затрапезной гостиницы и снять девчонку за треть суммы, которую пришлось бы заплатить в столице.
Удивительный народ – эти мужики!
– Ну, водил, – согласился Жихарь. – Крутится тут у вас в баре парочка любительниц этого дела. Я даже их в лицо знаю. Но они ж страшные, как смертный грех…
– Ай! – отмахнулась директриса. – Я не про наших. Он куда-то уходил по вечерам и приводил с собой. Два раза это было, каждый раз другую. Моим девушкам скучно, вот они и присматривались. Одну где-то час у себя продержал, другую часа три не выпускал. Проводил до дверей, усадил в машину к Сашке-таксисту – ты его знаешь, потом в бар зарулил на полчаса – и в колыбель.
– Ну, тут уж вы языками почесали. – Жихарь ухмыльнулся, блеснув фиксой. – Криминала тут, ясно, никакого. Но неужели ему, Юрьевна, так пришлись по вкусу подольские девчонки, что он у тебя в «люксе» с пятого аж до десятого прокантовался? Не многовато?
– Многовато, – согласилась директриса. – У нас обычно на сутки, максимум – на двое останавливаются. Потому я его и заприметила.
– Значит, сделаем так, Юрьевна. – Стас легонько похлопал широкой ладонью по столешнице. – Для начала полистай свои талмуды, найди нам его фамилию, имя, отчество и домашний адрес, все это у вас должно быть зафиксировано. А затем покажешь нам «люкс». Там сейчас есть постояльцы?
– Нету, – с некоторой растерянностью в голосе проговорила директриса. – А что тебе там понадобилось?
– Убирали номер?
– Как положено. В понедельник после обеда постоялец выехал, к вечеру уже прибрались.
– Хорошо прибирались? Влажная уборка?
– Ну, я не знаю… Наверно…
– Лучше б там никто ничего не трогал, – вздохнул Стас. – Так пустишь или мне за ордером в прокуратуру топать?
– Я ж тебя знаю, Стасик, – развела руками директриса. – А что случилось?
– Не знаешь, что в городе творится?
– Чисто кошмар!
– Ну вот, ты в курсе, а спрашиваешь. Давай сюда свою амбарную книгу!
Ценителя продажной любви звали Эдуард Васильевич Сизый.
Родился он в 1963 году в Кривом Роге. А в возрасте тридцати трех лет уже жил в Киеве – паспорт нового образца был выдан в 1996 году в Дарницком РО ГУ МВД Украины. Прописан на улице Зои Гайдай; дом, квартира и даже домашний телефон также указаны. На традиционный вопрос «Цель приезда», который сохранился в гостиничных анкетах с советских времен, вместо ответа стоял столь же традиционный прочерк.
Номер «люкс», куда нас со Стасом впустила директриса, ничем особенно люксовым не отличался. Старенький шкаф, четыре стакана, четыре рюмки, четыре комплекта столовой посуды и приборов. Потертый мягкий уголок, журнальный столик, телевизор «Sony», небольшой холодильник «Морозко», выключенный из розетки. Рядом – спальня: широкая кровать, две тумбочки по сторонам, два ночника, стул, косолапый пуфик. Из новых веяний – Библия на одной из тумбочек, причем совершенно нетронутая. Я протянула руку к книге, но Стас, пожалуй несколько сильнее, чем требовалось, шлепнул по ней.