Эти подвалы позднее видели многие. Довелось их увидеть и автору этих строк.
…Провал в земле. Вниз ведет деревянная лестница. Спускаемся по ней и попадаем в подземелье. Нет, это совсем не примитивный подвал. Могучие своды, выложенные из крупного старинного красного кирпича, похожего на тот, из которого сложена сама башня. Своды прочны и даже красивы, всеразрушаюшее время все еще не властно над ними. Под ногами толстый слой земли и битого кирпича. Вытянувшись во весь рост, невозможно достать рукой до верха свода. Проходим три подземных зала, соединенных между собой узкими проходами. Дальше хода нет. Два дверных проема замурованы. Толстая чугунная дверь завалена…..
Это лишь небольшая часть подземелий. Остальную, значительно большую, удалось «увидеть» геофизическим приборам. По геофизическим данным, полученным учеными работавшими под руководством кандидата технических наук В. М. Слукина, вокруг Невьянской башни на ходится целый лабиринт подземелий..
Теперь слово за археологами. Что они скажут?
Ну, а пока правы скептики, ко торые не верят ни в тайную плавку серебра; ни в чеканку демидовских рублей, ни в затопление подземелий вместе с мастеровыми…
К последней легенде (о затоплении) очень критически в свое время относился П. П. Бажов. В письме к поэту А. Суркову он писал:
«Вообще этой ходовой легенде я не верю именно потому, что не могу представить себе это дело практически. Вариант затопляемого подземного тупика невозможен, не выдержит никакое сооружение. Вариант «было да водой смыло», то есть проходной воды с крутым падением ниже подземелья и незаметным выходом в Нейву, тоже невероятен: требует работ и. креплений чуть не линии московского метро. Да и первые Демидовы… были людьми деловыми, которые нашли бы выход попроще и без риску оставить улики. На Урале того времени ничего не стоило найти десятки хорошо укрытых мест и отпереться от фальшивомонетчиков было нетрудно: мало ли что они выдумают. Только и всего, и никакого подземелья не требуется. Но должен сказать, что легенда эта крепко укоренилась. Ее бездумно повторяют в Невьянске, ссылаясь на стариков, которые будто бы видели остатки подземных ходов, хотя направление указывают по-разному. Некогда вот только нам заниматься подобными ветлами, а стоило бы проверить раскопкой».
Современные археологи, которых пытались привлечь к раскопкам невьянских подземелий, чтобы подтвердить или опровергнуть историческую реальность тех или иных легенд, относятся к этому предложению крайне скептически и считают, что не стоит тратить время на дело, заранее обреченное на неудачу.
Было бы нелепо видеть в каждой легенде и в каждом предании зашифрованные исторические факты и события. Но и излишний скепсис тоже бесплоден. Ведь посрамил же недоверчивых серьезных ученых, отворивших фактическую основу гомеровского эпоса, и в частности существование Трои, дилетант Шлиман. Наивно поверя в правдивость «Илиады», он нашел и раскопал историческую Трою.
Но не будем увлекаться — параллели всегда опасны. И все-таки в результате архивных розысков, проведенных автором этого повествования, удалось восстановить некоторые события, скрывающиеся за легендой о тайной плавке серебра на Невьянском заводе. Следует обязательно оговориться, что первым по этому пути пошел С А. Лясик. В последующих главах автор частично использует и его исследования.
Гробница Александра Невского
Около этого экспоната всегда многолюдно. И голос экскурсовода становится здесь по-особому торжественным: «Гордость эрмитажного собрания… Шедевр русского серебряного дела…»
Серебряная гробница Александра Невского действительно уникальна и великолепна. Памятник русской воинской славе. Торжественный. Пышный. Величественный. Саркофаг, или по-древнерусски — рака, большая пятиярусная пирамида, две малых пирамиды с воинскими трофеями. и пара напольных подсвечников… Кажется, никто и никогда не создавал из серебра столь грандиозного произведения искусства.
История этого памятника известна. Сразу после Полтавской победы Петр I основал на берегу Невы Александро-Невский монастырь — на месте, где, как предполагали, князь Александр разгромил шведов. А когда закончилась Северная война, Петр приказал перенести в монастырь мощи великого полководца, объявленного святым…
Спустя четверть века, при дочери Петра императрице Елизавете, останки Александра Невского поместили в серебряную гробницу, чеканные барельефы которой рассказывали о главных событиях жизни и победах полководца. На одной из сторон саркофага, на картуше, отчеканены слова Михаила Ломоносова:
Святой и храбрый Князь здесь телом
почивает,
Но духом от небес на град сей
презирает
И на брега, где он противных
побеждал
И где невидимо Петру
споспешствовал.
Являя Дщерь Его усердие святое,
Сему защитнику воздвигла раку в
честь
От первого сребра, что недро Ей
земное
Открыло, как на трон благоволила
сесть.
А на другом картуше, который держит один из ангелов, читаем такие строки: «Державнейшая Елизавета… сию… украшенную раку из первоприобретенного при ее благословенной державе сребра соорудить благоволила в лето 1750.»
Осматривая гробницу, невольно припоминаешь героические страницы истории Древней Руси, связанные с именем Александра Невского, восхищаешься гробницей, удивляешься искуснейшему мастерству художников, литейщиков, чеканщиков и громадности самой раки — 90 пудов драгоценного металла! — и благородству матового блеска сибирского серебра…
Но поначалу как-то не придаешь значения тому, что само по себе это серебро — тоже памятник русской истории. Не придаешь, хотя и надписи на гробнице, и экскурсовод сообщают о том, что это «первоприобретенное сребро», которое русское «недро земное открыло». Да, это интереснейший памятник истории, несмотря на историческую неточность надписи: гробница создана вовсе не из самого первого русского серебра. Но она создана из серебра, к которому легенды Невьянской башни имеют прямое отношение.
«Высочайший случай» Акинфия Демидова
В один из морозных январских дней 1744 года до Невьянского завода — горной столицы ведомства Акинфия Демидова — добрался с Алтая посыльный, преодолев более двух тысяч верст сибирского бездорожья со скоростью, с какой не ездил ни один самый срочный правительственный курьер. У Демидова с горным Алтаем была своя великолепно налаженная связь. Посыльный передал грозному властелину письмо приказчика Колывано-Воскресенских заводов, в котором тот, кроме разных заводских дел, уведомлял, что после окончания контракта выехал в Петербург саксонский штейгер Филипп Трегер. Но уехал не просто так, а с обидой на хозяина завода. Перед самым отъездом, сообщал приказчик, хмельной штейгер говаривал знакомым, что известит в столице о кое-каких колыванских делах и что извет уже приготовил…
С этим письмом Акинфий Никитич просидел целый день один, никого к себе не допуская. Умный и опытный хищник сразу же почувствовал опасность. Он понял, что если этот проклятый саксонец, по его хозяйскому приказу выпоротый плетьми за промашку в деле, объявится в столице, то ему, Акинфию Демидову, несдобровать: есть грехи, за которые не пощадят даже самого могущественного горнопромышленника России.
И, несмотря на январскую стужу, на свои шестьдесят шесть лет, на недомогание, он приказал немедля готовить свой возок с дворянским гербом, отобрать лучших лошадей да загрузить две подводы подарками.
И не успел посыльный еще проспаться после долгой изнурительной езды, как Акинфий Никитич вместе с самыми верными приказчиками и телохранителями уже отправился в свой длинный и трудный путь. В дороге он гневался из-за любой, даже самой малой задержки, не жалел ни лошадей, которых меняли на его же, демидовских, постоялых дворах, раскиданных на всем пути от Невьянска до Петербурга, ни своих людей, которым не было ни часа покоя, ни самого себя; отказался ночевать под крышей, спал на ходу, прямо в возке, закутавшись в огромный тулуп.
Прибыв же в столицу, уже не торопился, не суетился, но и времени зря не терял. К своему новому милостивцу, барону Ивану Черкасову, личному кабинет-секретарю императрицы, Демидов явился с такими подарками, что даже привыкший к подношениям барон был польщен чрезвычайно. В ближайшие же дни уральский заводчик нанес визиты еще некоторым придворным, находившимся в особом фаворе у императрицы.
И, получив в феврале «высочайший случай», пал в ноги императрице Елизавете Петровне, преподнес ей двадцатисемифунтовый слиток золотистого серебра и на словах объявил, что выплавили это серебро впервые и совсем недавно на его Колывано-Воскресенских заводах «чрез искусство» его мастеров из вновь найденных руд. А поскольку серебряные руды — это уже государственный интерес, то просил для «подлинного освидетельствования» этих руд прислать к нему на Алтай «сведущего доверенного чиновника». И еще просил Акинфий Демидов, чтобы быть ему отныне со всеми заводами, и с детьми его, и со всеми мастеровыми и работными людьми под ведением единственно всепресветлейшей державнейшей государыни императрицы, а больше бы никто в его заводские дела не вмешивался.
И на все свои просьбы получил Демидов милостивое высокомонаршее обещание…
Но это уже Ъдна из заключительных страниц долгой и странной «серебряной истории», завершившейся вынужденным, но поистине царским подарком Акинфия Демидова. Мы имеем в виду не серебряный слиток в 27 фунтов, а богатейшие алтайские рудники и заводы, превратившие Россию в серебряную державу. И это не преувеличение. Историки позапрошлого столетия заговорили о наступлении серебряного века. В начале царствования Екатерины Второй генерал Ганс Веймарн, тщательно изучивший состояние Колывано-Воскресенских рудников и заводов, восторженно сообщал императрице, что «не только в Российской империи, но и во всей Европе в рассуждении изобилия и богатства оных руд» алтайские серебряные рудники «бессомненно из всех известных рудокопных мест богатейшими почтены быть…» Аккуратный немец пришел к этому выводу только после того, как дотошно, оперируя цифрами, проанализировал состояние самых крупных в мире серебряных копей. В огромнейшем отчете, преподнесенном императрице, Веймарн показал, что ни американские, ни норвежские, ни австрийские, ни саксонские серебряные рудники нимало не сравняются с великим богатством под