[9]. Надо сказать, что в формировании сказочного образа закордонного мира участвовали и передачи западных радиостанций, которые, как явствует из дел об осуждениях по политическим статьям, слушали огромные массы советских граждан. Содержание передач внушало уверенность, что Там понимают всю лживость официальных советских заявлений о мнимом благоденствии страны, глубоко сочувствуют подданным коммунистического режима и готовы прийти к ним на помощь. Поэтому, убежав из страны, надо было первым делом выступить с обличением советских порядков, и тогда Тридевятое царство обернется благоприятной стороной. Очень распространенным явлением среди советских заключенных (в том числе и даже по преимуществу уголовников) было писание жалоб на то, что их несправедливо осудили, в американское посольство и лично президенту США, а также и главам других стран. Да и прочие граждане не прочь были написать господину президенту о своей тяжелой жизни, после чего уже получали и законную возможность писать упомянутые жалобы. Вряд ли они всерьез верили, что это улучшит их положение, но потребность писать все же ощущали.
Зарубежный мир воспринимался так же недифференцированно, как и подавался советской пропагандой. Особой разницы между странами советские люди не чувствовали, что вполне иллюстрирует такой пример: в 1964 г. матрос морского судна из Калининграда выбросил в море банку с двумя записками, «адресуя их властям Дании или Швеции, просил передать эти письма в разведывательные органы США, Англии, Швеции или Дании, предлагал свои услуги по проведению террористской и диверсионной деятельности на территории Советского Союза»[10]. Ему не только было безразлично, какая из спецслужб проявит к нему интерес, но и казалось естественным их тесное сотрудничество. Кроме того, он разделял общее для советских людей и пропаганды убеждение, что Запад не упустит возможности навредить Советскому Союзу любым способом, будут вознаграждены и террористические акты. В 1953 г. два жителя г. Нижний Тагил (один из них с уголовным прошлым) разобрали железнодорожные пути и вызвали крушение пассажирского поезда, после чего выражали желание найти агента иностранной разведки и получить от него вознаграждение за совершенный теракт[11].
Врагов валили в кучу и не сомневались в их союзе между собой и тождественности. Постоянным явлением были тайком писавшиеся на стенах и заборах лозунги вроде: «Да здравствует Эйзенхауэр и Великий Мао!», «Да здравствует Эйзенхауэр! Да здравствует Гитлер!», или же Тито, «Да здравствует фашизм и Америка», годился и любой другой набор обличаемых советской печатью персонажей. По нашим наблюдениям, особенно распространены такие лозунги были среди заключенных лагерей, и от них просачивались на волю. Однажды в одном лагере вывесили флаг с изображением знака доллара и свастики.
Вместе с тем, конечно, главным олицетворением буржуазного мира являлись Соединенные Штаты Америки. Мало того, что геополитически это была противостоявшая СССР сверхдержава; она еще и находилась за океаном. Соперничество двух сверхдержав приводило к тому, что в конце 1940-х — начале 1950-х годов в СССР было широко распространено ожидание скорой войны с Америкой, порождавшее надежды на освобождение от коммунизма. Особенно популярен этот мотив был у заключенных или людей, прошедших через лагеря: «Америка нас освободит», «Вся надежда на Америку», «Придут братья-американцы, и мы вместе с ними будем бить коммунистов» и т. д. Мечтали, чтобы американцы сбросили на Кремль атомную бомбу, особенно во время партийного съезда, даже заявляли, что лучше всем погибнуть в атомной войне, чем страдать под гнетом коммунистов. Говорили, что коммунисты однажды обманули народ, который сражался за них с Германией и ничего за это не получил, второй раз обмануть не удастся: «В этой войне больше Иванов не будет, чтобы идти в бой защищать вождя, они уже ученые. Каждый русский солдат знает, за что он воевал, чтобы получить себе срок 25 лет заключения» (из разговоров заключенных в Актюбинской области в 1950–1952 гг.[12]). Слухи называли конкретные даты, когда начнется война (через год, будущей весной и т. д.)
Иногда слухи приобретали характер мистических апокалипсических ожиданий: о гибели советского строя в войне с Америкой шла речь в подпольных рукописях под названиями «Золотой век», «Бедная душа», «Ангелы», «День страшного суда»[13]; говорили также, что большие войны происходят в годы, сумма цифр которых равна 15 (1914, 1941), таким образом, Америка нападет на СССР в 1950 году[14]. Инициатива в нападении безусловно отдавалась США (или США и Великобритании), поскольку Черчилль в Фултоне пообещал освободить народы от коммунизма. В Красноярске в 1967 г. даже были разбросаны листовки: «Америка, уничтожь дракона!», «Да здравствует священная Америка!», «Америка, когда ты придешь и разгромишь драконское царство!»[15]. Все-таки дракон — наше чудище, советское. Таким образом, эсхатологические ожидания оставались, но тоже меняли знак: вместо мировой революции — гибель СССР. Уместно вспомнить анекдот о патриархе, введшем догмат о возможности конца света в отдельно взятой стране. Еще более уместно рассказать, что у советских правоохранительных органов имелись более или менее стандартные формулы обвинения для участников различных религиозных сект. Ведь прямо сажать за участие в секте законы не позволяли, приходилось приписывать как состав преступления нанесение вреда здоровью верующих, призывы не исполнять законы государства и прочее. Так вот, членам секты иеговистов в 50–60-е годы инкриминировались разговоры «о скорой гибели советского государства в так называемой Армагеддонской войне», что трактовалось как призыв к насильственному свержению власти (честное слово, не шучу, своими глазами видела больше сотни архивных дел с такой квалификацией). Параллельно, как известно, Н. С. Хрущев провозгласил, что следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме, вскоре стали говорить о наступлении коммунизма через 20 лет, появилась знаменитая работа А. Амальрика «Доживет ли СССР до 1984 года». Спад напряженности эсхатологических ожиданий по-видимому ознаменовался выдвинутым при Л. И. Брежневе тезисом о построении развитого социализма — это уже была некая статичная данность, коммунизм откладывался на неопределенный срок.
В отношении к Загранице присутствовала еще одна подспудная особенность мифологического мышления, имевшая помимо этого и множество других проявлений. Это — совершенно специфическое отношение к слову. Сотрудникам органов суда и прокуратуры предписывалось соблюдать ряд требований секретности при составлении документов, касавшихся антисоветских преступлений, особенно документов, не имевших грифа секретности — обвинительного заключения, приговора. Существовал ряд сведений, которые нельзя было там указывать. Нельзя было цитировать инкриминируемые антисоветские высказывания или письменные тексты. Также не следовало упоминать имен руководителей партии и правительства, они заменялись эвфемизмами. Обвинение формулировалось как: «Допустил клевету в адрес одного из руководителей советского государства и коммунистической партии». В одном документе, где речь шла о человеке, непочтительно высказавшемся о Сталине в траурные дни марта 1953 г., было даже сказано: «Об одном из руководителей партии и советского государства, недавно умершем». Замечательно, что правило неназывания имени действовало также и в отношении названий капиталистических государств. Писали не «восхвалял условия жизни в США», но обязательно «в одном из империалистических государств». Понятное дело, никаких рациональных резонов в такой секретности не было. Дело здесь очевидно в запрещении называния имени того, что наделено мистической силой, в отношении к слову как к магическому орудию.
Отголоски вербальной магии прослеживаются во многом. Это и страсть к развешиванию лозунгов, которые ироничные современные авторы уже наладились называть «заклинаниями». По сути верно, но это скорее не заклинания, а охранительные амулеты, обереги. Русские солдаты в старину носили на груди в ладанках бумажки с текстом из Библии, охранявшим от пуль. Но это были амулеты потайные, личные, традиция охранения общественных зданий и публичных мест с помощью цитат из священных текстов сильно проявлена у мусульман, христианству она, кажется, свойственна в меньшей степени и как правило ограничивается надписями в храме.
С другой стороны, из работы с архивами я вынесла глубокое изумление неожиданно огромным количеством листовок, писавшихся советскими людьми самого разного социального круга, образовательного ценза, по всей стране. Ну зачем, спрашивается, рискуя головой лепить на забор листок с сообщением, что коммунисты — сволочи и виноваты во всех бедах? Какой здесь рациональный смысл? Что, народ, прочтя, немедленно прозреет и восстанет? Потребность высказаться в листовке диктовалась той же подсознательной верой в магическую силу слова. Прочитавшие истинное, правдивое слово действительно должны прозреть, в то же время тем, против кого оно направлено, оно должно причинить ущерб. Древняя вербальная магия, лежавшая в основе заклинаний, проклятий, да и бранных слов, сквозила и здесь. Возвращаясь к уже сказанному выше, прибавим, что отсюда же и нетерпимость к инакомыслию, убеждение во вредоносности антисоветских высказываний. Брань в адрес вождя могла принести ему реальный вред.
Вера в силу высказанного слова очень глубоко укоренена в русской культуре. Достаточно напомнить совершенно особое отношение к литературе и писателю. На креативной мощи слова базировалась и советская пропаганда, буквально создавшая в стране вторую реальность, далеко оторвавшуюся от реальности материальной, но не только существовавшую, но даже и бравшую верх над последней. Люди