Дом этот исстари называется Бабушкиным домом, а за решеткой его сада, на старом, запущенном деревенском кладбище, виднеется могила самой бабушки.
Надпись на могильной плите почти совсем стерлась, да и немудрено: сто шестьдесят пять лет лежит она на бабушкиной могиле! Но за все эти сто шестьдесят пять лет не перестают цвести на ее могиле розы, красная и белая жимолость, душистый горошек, разноцветный левкой и другие цветы, превращая место вечного упокоения в роскошный цветник. Надписи же, право, не нужно… она может и совсем стереться, даже могильная плита может рассыпаться, а цветы будут продолжать цвести и благоухать, и их аромат все так же будет разносить по воздуху память о милой бабушке.
Рассказывают, что без малого триста лет тому назад дом этот принадлежал богатому бретонскому дворянину. Дворянин этот рано овдовел, и почти всю свою жизнь посвятил воспитанию своих двух дочерей.
Старшая дочь его вышла замуж, но вскоре муж ее был убит на войне, и она вернулась к отцу со своими тремя детьми.
Младшей дочери его минуло всего шестнадцать лет, когда сестра ее вернулась домой. Тереза, так звали ее, была необыкновенная красавица с синими, как море, и с светлыми, как горный ручей, глазами; высокая, стройная, ловкая.
Местный старичок-священник приохотил ее к учению и к чтению Св. Писания, и большую часть своего времени она посвящала Богу и книгам.
Но вот ей минуло уже восемнадцать лет, а она все еще не была замужем. Много женихов было у этого «Менец-Хомского цветка», как звали ее по местности, где стоял дом. Целые толпы знатной и незнатной молодежи гостили у ее отца: в деревенской гостинице по воскресеньям толпится меньше народа, чем толпилось в их доме каждый Божий день. Отец Терезы принимал всех с честью — таков был обычай; но сама девушка редко сходила со своей башенки и всегда отвечала, что рано ей еще думать о замужестве.
— Тереза! — сказал ей однажды отец. — Я уже стар, и был бы очень счастлив видеть тебя пристроенной прежде, чем я лягу рядом с твоей матерью на нашем кладбище. Кто будет твоей опорой после моей смерти? Сыновья Луизы еще очень малы и сами нуждаются в покровителе. Я думаю, что ты слишком горда и разборчива, и боюсь, как бы не пришлось тебе потом раскаиваться: еще вчера отказала ты самому богатому и могущественному из здешних вельмож, — графу Амьенскому.
— Что же делать, батюшка! Не могу я выйти замуж ни за кого из всех этих приезжающих свататься ко мне графов, баронов и дворян, — не по мысли они мне! Посмотри в церкви на святых: какие у них лица! Хоть бы один из моих женихов был похож на них!
— Что ты говоришь, Тереза! Опомнись! Ведь это святые угодники!
— Да, но они были же прежде людьми, все они жили на свете! Но они были чисты сердцем, возвышенны духом, и оттого лица у лих такие хорошие. Посмотри на нашего старика-священника: какое лицо у него! А мои женихи — гордые, себялюбивые, полные греха люди! Зачем же я пойду за них? Муж должен направлять жену на путь спасения, а не увлекать ее в бездну греха!
Вздохнул отец Терезы, но ничего не возразил ей.
Но вот в один холодный весенний день, когда вся семья сидела в зале у ярко пылавшего очага, вошел рыцарь, одетый во все белое, но без оружия; лицо его было прекрасно. По поклону и обращению видно было, что это очень знатный иноземный рыцарь, а может быть, даже и принц.
После обычных приветствий он подошел к Терезе и сказал ей:
— Я приехал издалека, чтобы просить вас стать моей женой; я вернусь через три дня за ответом.
Ничего не прибавил он больше, опять поклонился всему обществу и исчез.
— Ну, вот жених, который, по крайней мере, не похож на других! — сказал, улыбаясь, отец, но Тереза ничего не отвечала.
Через три дня весна уже была в полном разгаре, — все цвело и благоухало в саду. Через три же дня, час в час, вернулся и белый рыцарь и, подойдя к Терезе, спросил ее:
— Как же решили вы?
Она взяла его за, руку, подвела к отцу и сказала ему:
— Отец, благослови нас! Я наконец нашла себе мужа по мысли.
Недели через две была сыграна и свадьба. Отец Терезы задумал было отпраздновать ее очень пышно: предполагался и турнир по старинной моде, и королевское шествие; пригласил он чуть ли не все знатное дворянство. Но никто не поехал на свадьбу, узнав, что со стороны жениха на ней будут лишь нищие да убогие со всего околотка.
— Что же делать! родные мои далеко, — пусть же гости эти будут мне за родных, — говорил жених.
Тереза согласилась с ним, священник тоже, ну, свадьба и обошлась без рыцарей, знати и всяких затей.
Молодые до осени остались жить у отца. Каждое утро муж Терезы вставал всех раньше в доме и уезжал на своей белой лошади, которую сам и седлал; возвращался он к ночи, и ничего не ел и не пил дома. Очень удивлялись этому все домашние, но, так как Тереза казалась необыкновенно счастливой, и все в доме необыкновенно удавалось и процветало, то никто ничего не говорил ей, а она целыми днями пела псалмы, сидя в саду за прялкой.
Однако же раз, уже под осень, сестра сказала ей:
— Послушай, Тереза, конечно, это не мое дело, — ты очень любишь своего мужа, и видно, что вы очень счастливы, но неужели он не может остаться с нами хотя бы на один день? Куда это он ездит?
— Милая сестрица, — ответила Тереза, — я сама этого не знаю!
— Почему же ты его не спросишь?
— Я несколько раз хотела спросить, но не осмеливалась!
— А я на твоем месте спросила бы!
Но Терезе не пришлось спрашивать: в тот же вечер муж сказал ей:
— Нам пора собираться домой, в мои владения, но знай, Тереза, что путь нам предстоит дальний и что придется тебе расстаться со своими родными надолго, если не навсегда.
— Что же делать! твой дом будет моим домом: жена следует всюду за своим мужем.
Нежно поцеловал ее белый рыцарь и сказал ей, чтобы она собиралась в дорогу, и что через три дня он вернется за нею; но просил ее не брать с собою никаких вещей: «Всего вдоволь у меня в моих владениях, а в пути вещи — только помеха».
Как ни крепилась Тереза, но расстаться с отцом и сестрой было ей тяжело, и она не заметила, как пролетели эти три дня. Утром на четвертый день конь мужа уже стоял перед домом.
— Помни, Тереза, — сказал ей отец на прощанье, — когда бы ни захотела ты вернуться домой, дом этот принадлежит тебе: дети Луизы имеют свой собственный замок, дом же наш — твой и твоих детей.
— Благодарю, но я ведь долго не вернусь: мы едем в Испанию.
— Все равно, хотя бы вернулась ты через сто лет, ничего не изменится здесь для тебя.
— О, да! через сто лет она непременно вернется! — засмеялся ее муж. — Но если дом этот будет нашим домом, как говорите вы, то мы очень просим, чтобы в нем всегда, кто-нибудь жил, — продолжал он серьезно, — неприятно возвращаться в нежилое место.
— Охотно обещаем мы это, пока живы, — сказала Луиза, — но после нашей смерти, и особенно через сто лет, это уж не в нашей власти.
— Не говори глупостей, Луиза! — заметил отец. — Отчего же не остаться жить в теткином доме хоть кому-нибудь из твоих детей?
— Ну, а через сто лет это будет уж бабушкин дом! — пошутил муж Терезы.
На этом они и расстались. Белый рыцарь посадил свою жену перед собою на своего белого коня, и они тронулись в путь. Терезе показалось, что никогда не путешествовала она так удобно, как сидя на седле впереди своего мужа.
Вскоре повернули они на незнакомую тропинку, и родной дом совершенно скрылся из виду.
— Что это за странная дорога, по которой мы едем? — сказала Тереза. — Вероятно, ее проложили только на днях? я не видала ее никогда.
— О нет, это старая дорога! — отвечал ей муж.
Не успели проехать они и часа, по мнению Терезы, как уже наступила ночь, хотя по ее расчету было еще далеко до полудня. Но это была не темная ночь, а как будто отсутствие и света, и мрака: все предметы были отчетливо видны, но в какой-то серой мгле.
— Отчего это так стемнело? — спросила она мужа.
— Потому что свет солнца не достигает сюда, моя дорогая!
Вскоре они повернули в сторону, и опять стало светло; тут выехали они на равнину, заросшую терниями, колючим кустарником, держидеревом и другими подобными растениями. Казалось, — коню их не выбраться отсюда, и их платье и ноги сильно пострадают от игл и шипов, со всех сторон обращенных к ним. Но конь бодро шел вперед: все растения словно расступались перед ним, и они подвигались вперед без всяких препятствий. Но позади них кусты снова сцепились, образуя плотную, непроницаемую стену.
— Тут начинается тернистый путь к спасению! — сказал ей муж.
— Муж должен вести жену по этому пути, милый мой, и с тобою я ничего не боюсь!
Они выехали из этой равнины, не пострадав нисколько от колючих растений. Дальше увидали они две горы, до такой степени высокие, что вершины их были скрыты облаками. Левая гора была каменистая, совсем черная, блестящая, лишенная всякой растительности, а правая вся покрыта сверкающим снегом.
С ужасом заметила Тереза, что обе горы постепенно сходятся, а когда они сошлись, раздался такой гром и треск, что белый конь не удержался и на минуту упал на колени. Совсем стемнело от разлетевшихся во все стороны черных и белых камней, — то черные вороны, казалось, бились на воздухе с белыми голубями.
— Не беспокойся, милая! — сказал белый рыцарь жене. — Это завистники бьются друг с другом: желая погубить других, они сами погибают друг от друга. Нам они не страшны! — и он направил коня в узкий проход между горами и проехал благополучно. Затем поднялись они по довольно крутой тропинке на высокое плоскогорье, и тут Тереза с удивлением увидала бушующее море: высокие, темные волны так и ходили по нему. «Не видно здесь ни лодки, ни судна, как же переправимся мы через воды?» — подумала Тереза. Но при их приближении буря утихла, и лошадь смело вступила в воду и переплыла море в несколько часов.
— Не бойся, милая моя! — сказал ей муж. — Это море людских страстей, — нам оно безопасно.