Легенды русского шансона 2002 — страница 2 из 31

(Макс Фасмер. «Этимологический словарь русского языка». Москва. «Прогресс». 1986.)

Итак, слово «блатной» действительно имеет самое непосредственное отношение к воровскому миру. Интересно, что еще в 17 веке грабителей и карманников называли татями, а не ворами. Воры — те были птицами высокого полета. При Сталине их бы зачислили в политические. Если бы, конечно, массовые возмущения, подобные по масштабу восстаниям Ивашки Болотникова и Стеньки Разина, были возможны при жестокой советской машине подавления. Впрочем, Разин был не вполне политическим. Еще до так называемой Крестьянской войны он с ватагой босяков — «голытьбы» предпринял тривиальный грабительский поход «за зипунами» в Персию. Но и воры, и жулики-тати, едино считавшиеся «лихими людьми» — равно могли «ботать по фене», делая свою речь непонятной для непосвященных. Тарабарским языком пользовались и староверы-раскольники, и владимирские бродячие торговцы-офени. У Алексея Толстого в «Петре Первом» читаем:

«У стола остановился согнутый едва ли не пополам нищий человек. Опираясь на две клюки, распустился добрыми морщинами. Пегобородый взглянул на него, надвинул брови. Согнутый сказал:

— Откуда залетел, сокол?

— Отсюда не видно. Ты проходи, чего стал...

— Онвад с унод (давно с Дону)? — в половину голоса быстро спросил согнутый.

— Ступай, мы здесь явно...

Согнутый, более не спрашивая... застучал клюками в глубь кабака. Посадский, — испугавшись:

— Это кто ж такой?

— Путник на сиротской дороге, — строго сказал пегобородый.

— По-каковски с тобой говорил-то?

— По-птичьи.

— А ведь он тебя будто признал, парень...

— А ты поменьше спрашивай, умнее будешь...»

«Феня», что уже не новость, происходит от слова «офеня». Так на Руси называли разносчиков разных товаров, коробейников. Народной песней стали строчки некрасовской поэмы:

Ой, полна, полна коробушка,

Есть и ситцы и парча.

Пожалей, моя зазнобушка,

Молодецкого плеча!...

Песня-то веселая, а вот заканчивается поэма «Коробейники» печально: лихой человек, лесник (почти разбойник!) убивает главных героев, проведав, что те при деньгах. Чтобы сберечь торговые тайны, офени и создали свой язык — арго, жаргон по-современному. Парадокс: изъясняясь арго наших дней, можно отметить, что барышники-барыги придумали... уголовный жаргон. Или офени были сами по себе людьми лукавыми, ловкими аферистами, нередко обманывавшими при торге простоватых барских холопов — «лохов», как бы сейчас сказали. Наверное, так оно и было. Ведь не случайно крестьянка в поэме Николая Некрасова называет коробейников не иначе, как «мошейниками».

Позволю себе перескочить через 19 столетие, для которого было весьма характерно взаимопроникновение русской литературы и острожной тематики. Михаил Шелег в книге о Северном иллюстрировал этот процесс множеством цитат из 12

классиков. Кто не сидел, тот сочувствовал «несчастненьким». Пороки человечества на социальные язвы списывали... А в заточении побывали многие, даже Пушкин провел 20 суток за решеткой — за то, что молдавскому князю по лицу съездил. Соглашусь с Шелегом в главном: «жанр», блатная ли песня, каторжная, шансонная — суть наше творческое народное богатство. С национальностью достояния сложнее, но это в общем-то, мало что меняет. Пусть, как писал критик Артем Троицкий, это русско-еврейско-цыганские песни, но это наши песни, таких нигде в мире больше не сыщешь... Кстати, Андрей Синявский в статье «Отечество. Блатная песня...» пишет, чтоблатняк — это все-таки песня русская:

«Национальная (песня), на вздыбленной российской равнине ставшая блатной. То есть потерявшая, кажется, все координаты: честь, совесть, семью, религию». Но глубже других современных песен помнит она о себе, что она — русская». *****

В зашифрованной, словно речь офени, книге Александра Зиновьева «Зияющие высоты» («Соедините Щедрина, Бердяева и Высоцкого, и вы, возможно, получите известное представление о Зиновьеве», — Евгений Амбарцумов.) среди множества маленьких главок есть и такая, о Певце.

«В период Растерянности (читайхрущевской Оттепели — Р.Н.) в Ибанске (читайСССР

Р.Н.) появилось великое множество певцов... Выступали они обычно в частных квартирах за выпивку и закуску. Да и то лишь постольку, поскольку выпивка и закуска были необходимыми элементами исполнения и восприятия исполняемого. Среди певцов заметно выделялся яркой социальной ориентацией Певец. Певцом он стал совершенно случайно. Попал он как-то на такую вечеринку, попросил гитару и вдруг спел:

Объявляем вам, козявки-человеки1 Установлено отныне и навеки Вплоть до старости и с самого измальства Все за вас решать намерено начальство .

...Такие песенки начальству не очень-то нравились. Но время было такое, что на них смотрели сквозь пальцы. Дети начальства гоняли эти песенки дома и на даче во всю магнитофонную мощь. Сами начальники слушали их в одиночестве. Говоря про себя: вот дает, стервец! А ведь правду чешет! Только чего этим добьешься? ...И велит своей супруге подать бутылку коньяка. И пьет ее в одиночку, запершись в кабинете».

Трое было их, Певцов. Два блистательных поэта, автора-исполнителя, и один певец — король блатного жанра. Галич, Высоцкий, Северный... Подберем еще «Окурочек» Алешковского, вспомним Шандрикова, Беляева, не забудем о розенбау-мовском концерте памяти Аркадия Северного 1982-го года. Были, безусловно, и другие, но их звезды все же светятся не так ярко.

...Три кумира поколений, три гитары, три судьбы, слившиеся в единую — трагическую. «Пророков нет в Отечестве своем...»

Александр Галич. Официально был признан лишь как драматург и сценарист. Выдавленный из отечества, погиб во Франции, не дожив до 60-ти. Причина смерти — удар электрическим током. Диссиденты одно время поговаривали о длинной руке Лубянки.

Непричастный к искусству,

Не допугценный в храм,

Я пою под закуску И две тысячи грамм.

Что мне пениться пеной У беды на краю9!

Вы налейте по первой,

А уж я вам спою!

А уж я позабавлю,

Вспомню Мерю и Чудь,

И cmbtda ни на каплю,

Мне не стыдно ничуть!

Спину вялую сгорбя,

Я ж не просто хулу,

А гражданские скорби Сервирую к столу!

Самоуничижение поэта — это ли ни есть кликушество пророческое, юродство великолепно сыгранного Роланом Быковым берди-язычника из «Андрея Рублева» Тарковского. И понятным становится, к чему у Галича и Меря, и Чудь. Это ведь названия тех самых финно-угорских языческих племен, откуда родом бердя.

Владимир Высоцкий. Нет, «не возраст 42, мог бы жить, да жить». Официозом признан только как актер. В песенном творчестве чиновниками Мин-культа рассматривался как «анфан терибль» — «ужасное дитя» совэстрады. А Большим домом — и того хлеще. При всем при том, что Высоцкого, равно как и Галича с Северным, номенклатура втихаря слушала, кайфовала.

Аркадий Северный. Наиблатнейший из троих бард. Спрессовал в собственном исполнении классику жанра. В так называемой советской культуре не отмечен вообще ничем. А вот в культуре советского периода — бешеная народная популярность, миллионы «подпольных» магнитофонных лент. И

— ускоренный алкоголем ранний уход.

Ни один из этих людей не сидел. Но является ли тюремный опыт квинэссенцией таланта? В когорте современных блатных певцов среди очень немногих сидевших распространено мнение, что дар Божий еще не дает человеку права. Как это похоже на «совковую» травлю Галича!

«Мародером» — да, да, именно так обозвали Александра Галича, когда исключали из Союза писателей, — пишет Станислав Рассадин в предисловии к сборнику поэта. — Хотели уязвить побольнее; имели в виду, что он не имеет права сочинять стихи от имени и лица тех, чья судьба не выпала на его долю — в частности, узников лагерей».

Но поэзия Галича — «не маскарад, не стилизация — то есть бывает и то, и это, но главное: перевоплощаясь в кого бы то ни было, поэт брал на себя его боль. Перевоплощение происходило по законам прозы — до полной утраты очертаний собственной биографии и судьбы. Сопереживание — по законам поэзии...» Формула чуда: «лирическое самовыражение через характерность». «...Весело, броско, подчас шутовски перевоплощаясь, поэт растил число своих болевых, незащищенных точек».

ромаИвдртйн


«Я думаю, — говорил Владимир Высоцкий, — что вовсе необязательно подолгу бывать в тех местах, о которых пишешь... Просто нужно почувствовать дух плюс немножечко фантазии, плюс хоть немножечко иметь способности, плюс чуть-чуть желания, чтобы зрителю было интересно. Поэтому я рискую говорить «я» вовсе не в надежде, что вы подумаете, что я через все это прошел... Очень удобная форма, писать «от себя», — тогда все получается лирика. Под лирикой не надо понимать только любовную.., есть и другая: это все, что из себя! И еще: ...я — актер.., и очень часто бывал в шкуре других людей... Я не пишу чистую правду — я почти все придумываю, иначе это не было бы искусством. Но, я думаю, это настолько придумано, что становится правдой для этих людей». (Здесь и далее цитируется по книге С. НЗубрилиной «Владимир Высоцкий: страницы биографии»)

«

1962 год:

Я в деле, и со мною нож И в этот миг меня не трожъ,

А после — я всегда иду в кабак,

И кто бы что ни говорил,

Я сам добыл —и сам пропил,

И дальше буду делать точно так Высоцкий, в отличие от героев поновее, никогда не открещивался от песен, которые в народе назвались блатными, он считал их неотъемлемой частью своего творчества: «...Это ведь я писал, а не кто-нибудь другой!» Пел он и кое-что из лагерного фольклора. Характерно, что песня, под которую Владимир Семенович брал свои первые ги-