Музыку, как песню под гитару, Анатолий нашел у цыган; сам инструмент — запыленный и сломанный — на чердаке у отца.
«Рядом с нами жили оседлые —дядя Вася Харитонов и его большое семейство: Гешка-цыган,
Колька, сестры. Супермузыкальная семья. Как сойдутся с гитарами, как запоют... Такое стоит многоголосье...»
Цыгане, не по телевизору виденные, а живые достопримечательности города Перми, нет-нет, да и мелькнут в песнях Анатолия Полотно:
Ай, погадай мне, Балла, на дорожку,
На короля трефей раскинь картежки;
Ай, погадай мне, Бэлла-шоколадочка,
А у тебя веселая поглядочка!
Для ребенка эти «балаганные» впечатления оказались ярче, чем зоопарк и цирк вместе взятые. Такое не забывается. И вот спустя много лет, совсем недавно, Полотно написал настоящую цыганскую песню. Настоящую, потому что цыгане, услышав ее, не отвергли, а напротив, пришли на запись альбома «Переживем», подпели, подыграли... Свобода — перстень золотой,
Но без цыганочки, без молодой,
Прожить цыган не можит..
Именно так, по-цыгански — «не можит»!
...Баба Лиза умерла, когда Толе было 9 лет, и он отправился жить к матери в Балатово.
«...Такой жиганский пермский райончик, где все жили и, по-моему, до сих пор живут «по понятиям»
— двора, улицы...»
Сегодня у нас на Леонова стрелка И участковому не спать Балатовской маме не сыграешь в тарелки —
До нет, такому не бывать!
«Балатовская мама» — это как раз и есть местная шпана. Там я и рос таким полубеспризор-ником».
26
В конце 60-х на Западный Урал на смену джазу пришел рок. Поначалу «Битлами» у ребят были абсолютно все, кто пел не по-русски: «Роллинги», «Криденсы», «Энималс». Лет в 13-14 Полотно стал организовывать разные вокально-инструментальные ансамбли. В одном из таких составов поучаствовал сосед Гешка-цыган — почему-то в роли барабанщика, хотя прекрасно играл на гитаре — цыган все-таки.
«С тех пор, сколько себя помню, всегда был руководителем ансамбля, — говорит Полотно. — Этот груз на мне и по сей день. А почему так — не знаю. Либо гитарой в силу природного дара лучше владел, либо организационная жилка уже тогда была сильна».
..После третьего класса школа для еще недавно исключительно отличника и хорошиста Толи По-лотнянщикова была закончена. «Учиться больше не хотелось. На улице интереснее», — решил он. И следующие 4 года просто «дотягивал» до ПТУ.
Школа — не ремеслу ха Форма, жратва — житуха!
Ну-ка, на заводы, пацанва!
«У пацанов эпохи социализма не было альтернативы. Без родителей под боком, поминутно наставляющих на путь истинный: «учиться, учиться и учиться», сам, своей головой, ты до этого не допрешь: мол, хорошо бы десятилетку окончить, в музыкальную школу пойти... Такие вещи, как скрипочки-арфы-хоры по понятиям двора были вообще чуть ли не западло. Да и у родителей лишних денег не наблюдалось. 12 рублей на музыкал-ку — для моей мамы, получавшей 90 рублей в месяц, это было серьезной тратой».
ВИА, сколоченный Анатолием в 19-м училище, имел ошеломляющий успех не только в родных стенах, но и в соседней школе. Инструментальный состав ансамбля был классическим рок-н-ролль-ным: три гитары, все самопальные, и ударная установка без бас-бочки, но с «настульным» рабочим барабаном. Кинаповские колонки, где инструменты и голоса мешались в одну кучу, лишь усиливали драйв. Ангажемент не заставил себя ждать. Коллектив перебрался под крышу Дома культуры на Майском, оккупировал танцплощадку, «сел» на процент от сборов и задавал жару вплоть до ухода отца-основателя в армию.
«Была возможность остаться в Перми в музвз-воде, — вспоминает Полотно, — но матушка моя, Царствие ей небесное, — правильная была такая женщина, сказала: «Толя, служить, так служить. Поезжай, куда пошлют, хоть мир посмотришь». И я отправился на берега озера Балхаш».
Вернувшись в родную Пермь из армии, Полотно оказался в странной пустоте. И внезапно захотелось того, о чем в школе и не думал — учиться! «Уму, как и бицепсам, нужна накачка, подпитка». А ум парня голодал. Да так, что местное культ-просветучилище с первых минут пребывания в его стенах показалось ему чуть ли не консерваторией. Манило все, но особенно — народные инструменты.
— Что, и сейчас на балалайке смог бы?
— Запросто, и на домбре тоже.
Случилось так, что на выпускных экзаменах в училище оказался заведующий кафедрой Пермского института культуры Владимир Иванович Новаторов. Неизвестно, что произвело на него впечатление, но...
— Молодой человек, вам нужно поступать в институт, 1— отметив выпускника Полотнянщикова, которого еще недавно лишали стипендии за драки и сдавали в милицию, напутствовал Новаторов.
' Да я, вроде, не хочу, с культурой, вроде, все нормально; и вообще, мне на танцах играть надо.
**— Танцы никуда не убегут, а вот духовность — может,
| Jf Полотно отправился получать «высокое», как он потом напишет в своей автобиографии, образование. Днем учился, вечером играл на танцах в кабаках. Параллельно занимался художественной самодеятельностью ремзавода, куда попал по распределению еще после ПТУ.
«Никаким артистом, автором-исполнителем, я тогда себя и не мыслил. Шел, куда душа вела: двор, хоккей, бокс, танцы, общение с людьми. Одно стало осязаемым: желание учиться. Получалось: целый день я занят, но мне легко, в кайф. За который еще и деньги платят».
Заработать кучу денег Полотно, по собственному признанию, никогда не стремился, но особых проблем с ними не испытывал. Его институтская стипендия — повышенная — составляла 46 рублей. Примерно столько он зарабатывал за вечер, играя в кабаке. Однажды пришел Анатолий получать стипендию — накопилось за полгода. А там ему давай «клизму вставлять»: «Почему вовремя деньги не забираешь; мы тут для тебя депонент открыли, понимаешь...» И выдали — в наказание — монетами по 10, 20, 5 копеек. «С меня чуть джинсы не спали от тяжести», — вспоминает Анатолий,
Наверное, в силу уже тогда бившей через край природной энергетики, Полотно притягивал к себе людей больших: заведующего кафедрой института, директоров — завода, училища, Дома культуры. «Толя, к тебе тянутся люди, ты — хороший организатор, давай наладим художественную самодеятельность», ■— такие предложения были обыкновенным делом. Впрочем, одно оказалось необычным: Полотно попросили возглавить... теплоход. Да не простой — агитационный! «Заодно и название ему придумаешь». И Анатолий придумал. Он дал партийному судну имя поэта-декадента: «Каменский». Декадентство списали на патриотизм: поэт Каменский, оказывается, родился на берегах Камы.
Пароход, пароход, полный ход давай.
Полный ход, пароход, не запаздывай!
Ниткой шелковой речка стелется — Канителится...
Так Полотно стал работать кем-то вроде дирек-тора-распорядителя рейсов на дореволюционных пароходах.
«Я в жизни не думал, что определенная мне должность — начальник теплохода — может реально существовать. Есть капитан, старпом, команда, а я — начальник!»
Беду не зовут, она сама приходит. Влезает в счастливую размеренную жизнь тогда, когда ее не ждешь. Беда вкралась в жизнь Анатолия в 1986 году тяжелой болезнью жены, болезнью, для которой существовали лишь границы времени.
«Сижу у изголовья, глажу ее волосы и плачу — от непонимания и бессилия».
На руках у отца осталась маленькая дочка Лиза. Спасибо родителям жены — не оставили помощью. Когда Полотно мотался между Москвой, Сочи, другими городами Союза, Лиза продолжала жить в Перми у бабушки с дедушкой. Должно было пройти время, чтобы пережитое вылилось в эти, полные светлой печали, строчки песни «Наше танго»:
Дочка подрастает, тонкая, как тростник —
Ра?ве ожидали мы ненастье?
Да что со мной! Не знаю, что-то сегодня сник.
Эх! Кому везет, тому и счастье.
Выхлебнул стаканчик, донышко-зеркальце ■■
На лице морщинами заботы.
Обожгло, упало каплями на сердце.
«Доченька, станцуем?» — «Папка, что ты...»
Наше танго. Мы оба счастливы, ты шепчешь мне: «Наше танго, потанцуем давай».
Наше танго, звучит мелодия в тишине:
Не забывай, не забывай, не забывай...
«Скажу честно, вначале я запил, — вспоминает Анатолий Полотно. — Запил, а потом запел. По жизни мне все-таки попадалось больше хороших людей, чем плохих. Они и помогли миновать кризис. Один из таких людей — Виктор Батенков, соавтор первых песен Полотно. Виктор в этом тандеме изначально видел себя поэтом. Анатолию же было не до амбиций — сочинительских ли, певческих- «Поэты и композиторы вообще казались мне тогда людьми с другой планеты». Но постепенно
Полотно втянулся в процесс создания, более того
— вскоре стал доминировать в нем: вначале переделывал большую часть батенковского материала, а после и вовсе стал писать музыку и тексты самостоятельно. Как бы то ни было, именно эти двое — Полотно и Батенков — создали ансамбль «Лоц-Мэн». Позже появился клавишник Сергей Мотин, сейчас известный также как автор-исполнитель собственных песен Сергей Кама. '1
«Пришел к нам молодой парень, — вспоминает Анатолий Полотно. — Очень он тогда напомнил мне Алена Делона. Мы до этого уже перебрали с десяток клавишников — известных в Перми и начинающих. Ну, думаю, очередной пассажир, мечтающий о славе, деньгах и рок-н-ролле. Попробовали сделать одну песню — для затравки я предложил ему «Кафе». Меня сразу же поразила смелость музыкального мышления Сереги, нестандартность подхода, необузданная фантазия. Я, честно говоря, Ожидал, что он выдаст один, ну, от силы два варианта аранжировки. А у него их оказалось 10! «Этот парень — именно то, что надо!», — решил я — и не ошибся: Сергею удалось найти музыкальное лицо группы «Лоц-Мэн», сделать песни самобытными, узнаваемыми. Фактически^ он стал моим соавтором на долгие годы».