Жаров полагает, что ему страшно повезло с тогдашним кругом общения — богемно-хулиганским. Одни ребята относились к породе меломанов. Таскали пластинки, катушки; переписывали. Из их среды впоследствии вышли музыканты, поэты, художники. Но были и пацаны, у которых вся семья сидела —> еще при Сталине. И они, продолжая «традиции», тоже готовились сесть. Единым кругом все это пестрое, порой не совпадавшее по интересам сообщество становилось, конечно же, в школе.
В неосвещенных подворотнях выучился я Бренчать на гиестиструночке и целоваться.
И лучшие дворовые мои учителя Те, которые меня учили драться...
Из воспоминаний Геннадия Жарова:
«Особенно частые и плодотворные (музыкальные) занятия проходили по весне на скамеечках, темными теплыми вечерами, когда дурман от распускающейся сирени мутил сознание. Учителей было предостаточно, аккорды усваивались на ходу, тем более, что рядом всегда сидели очаровательные юные создания (женского пола) с наколками на руках, чаще всего это были имена: Катя, Ира. Песни, которые мы слушали и пели, были произведениями прямо-таки завораживающими по своему художественному уровню и содержанию, да и по простоте в их исполнении* Они наполняли нас высоким чувством дворового романтизма. Сергей Есенин: «В том краю, где желтая крапива...», Петр Лещенко — «Журавли», ...уже известный Булат Окуджава: «А ну, швейцары, отворяйте двери...», «Товарищ Сталин, Вы большой ученый...» Юза Алешковского и, естественно, Владимир Высоцкий, голос которого^ записанный на скверных катушечных магнитофонах, повергал нас в благоговейный шок».
Из тогдашних друзей Жарова в живых осталось двое. Большая часть его сверстников пошла по тюремной дорожке. Одному из них — Жене — выпала очень непростая, странная судьба. Отец — Ка-Гэ- Бэшник, мать — переводчица. Сын большую часть жизни провел на зонах и сгинул где-то под Магаданом. Но в Москве у Жени всегда было навалом западных пластинок: Элвис Пресли, Билл Хейли, Пол Анка, ну, и конечно, «Битлз»...
Геннадию, по собственному определению, «неизлечимо заболевшему» музыкой, Богом была уготована иная, отличная от большинства измайловских сверстников-хулиганов, тропа. По ней он идет до сих пор. Ему уже далеко за 40, и в последнее время он все чаще стал оглядываться назад — в прошлое. Но все меньше тех, кому адресованы теплые и благодарные взгляды.
А на Сиреневом бульваре каждою весной Поломаны все веточки сирени махровой,
И я тащу букетище, огромный такой,
В той юности моей для Верочки Блиновой ..
Зимой со скамеечек на Сиреневом бульваре музыка перетекала в жэковские подвалы, куда стаскивали кто во что был горазд: кто колонки, кто уси-лок. Местные умельцы умудрялись варганить электроинструменты, с которыми тогда была напряженка. Там учащийся техникума Гена Жаров освоил бас-гитару настолько, что занял место штатного басиста в группе «Контрасты», существовавшей при Бауманском телефонном узле.
Из воспоминаний:
«В то время я уже писал песни. Но они казались мне далекими от совершенства, потому особо не афишировались. Те же из них, которые я все же осмеливался исполнять, вводили моих первых слушателей в недоумение. Они обязательно спрашивали, где и сколько я сидел. Самыми приятными моментами были те, когда мои опыты принимались за песни Высоцкого. «Нет, — густо краснея, скромно говорил я, — это не Высоцкий, это я написал». Так я невольно попал под влияние знаменитого поэта...»
В один прекрасный день дворовое музицирование завершилось для Геннадия Жарова городским призывным пунктом. И уехал он на два года в далекий, но солнечный город Баку. Когда вернулся в родной двор, на вопросы друзей: «кем служил?» — честно отвечал: «Бас-гитаристом». За все два года Жарову не довелось выпустить из автомата ни одной очереди — да он его и в руках-то толком не держал! Спасибо отцу-командиру, благоволившему футболистам и музыкантам! Часть Жарова и в армейских футбольных баталиях, и на смотрах солдатской песни раз за разом первенствовала. Отголоски «Краснознаменного, Ордена Ленина, хора...» слышны в песне-письме бойца Первой Конной, известной как «Аксинья», между прочим — КСП-шном хите.
...Если и существуют какие-то, менее явные, нежели жанровая общность, цепочки, связывающие отдельных героев этой книги, то это — пути-дороги в жанр. Дворовое детство Геннадия Жарова очень напоминает пацанские годы Анатолия Полотно. А с Михаилом Кругом у них на двоих — одно КСП-шное начало. Что с того, что Круг работал водителем, а Жаров был типичным «физиком» — лирики им хотелось одинаково!
Авторской песней Геннадий увлекся еще в 70-е, будучи студентом Автомеханического института, который благополучно закончил, ...прогуляв больше половины лекций. Много академических часов и минут Жаров проводил, болтаясь с КСП-шника-ми по лесам, сплавляясь по рекам на байдарках. Так и плыл по течению в жизни своей... «Была бы прочна палатка, да был бы нескучен путь...» А хорошее было времечко! Кто будет докапываться у туристского костра, утверждена ли твоя «программа» Минкультом, или нет. Потому и крепло в керженских, мещерских и подмосковных лесах авторское «Я», гулким эхом прокатываясь по ельникам и березнякам. На слетах самодеятельной песни такой свободы, конечно, уже не было. Там на каждую сотню туристов приходилось по 2-3 сотрудника с рюкзаками, как штатных, так и добровольных помощников.
«Помню, — говорит Жаров, — на 25-й слет приехал важный комсомольский чин, чуть ли не 1-й секретарь ЦК. Только вышел на сцену поздравить участников, открыл рот — как раздался такой оглушительный свист, что листья на деревьях стали осыпаться. Секретарь собрался и уехал восвояси. А на следующее утро на склоне холма появился выложенный из пустых бутылок лозунг: «Слава КСП!»
Тем не менее, Геннадий Жаров с далеко не однозначной с точки зрения коммунистической идеологии песней «Аксинья» умудрился занять первое место на Московском фестивале авторской песни. Сам председатель жюри Ян Френкель отметил его выступление!
Спустя много лет, уже в 90-е, «Аксинья», наряду с «Ушаночкой», вошла в дебютный альбом «Ам-нистии-П».
Дождик, утро серое.
Намокает рана.
На Земле мы первые —
Нам нельзя с обмана Начинать истории Новый поворот.
Жаль, что слаб в теориях —
В бою — наоборот.
Ты прости меня,
Дорогая Аксинья,
Но твоя юбка синяя Не удержит бойца.
Не реви, баба темная.
Много нас у Буденного!
Наша Первая Конная —
С ней пройдем до конца!
Всего-то ничего — перенести создание песни лет на 15 назад, а буденновскую конницу — на пес-чано-барханный Мангышлак и «Аксинья» могла бы стать отличным саундтреком к фильму «Белое солнце пустыни». Сгодилась бы и для «Бумбараша» — да для любого фильма, где главный герой — светлый, наивно-романтический борец за мировую революцию. Первым в авторской песне этот образ наиболее ярко проявился, вероятней всего, у Булата Окуджавы. Помните его «комиссаров в пыльных шлемах»? Герой Жарова, конечно признает авторитет комиссаров — в теориях, на митингах, но не в седле. Потому и сгинул политработник Кривухин... Сапогами в стремя,
Саблю наголо.
Эх! Лихое время,
А ты мне все одно.
Прекратить истерики!
Ведь я пока з/сивой Вот кончим офицериков И тогда домой!
Нет, не так уж светел жаровский всадник. И тон «письма» его Аксинье не столь елейно-вежлив, как в послании товарища Сухова. «А в последних строках...» — так вообще конный браток-махновец на врага несется кровушку пущать, даром, что буден-новец. «...И покрылось поле сотнями порубанных, пострелянных людей. Любо, братцы, любо. Любо, братцы, жить. С нашим атаманом не приходится тужить...» Реализм, но социалистический ли? Кто он, этот всадник? Крестьянин-бедняк, городской пролетарий или голь казацкая? Скорее, последнее, но не это важно. Ненависть к тем, кто богаче и благороднее, к «белой кости» — чувство надклассовое. «КСП-шные интеллигенты, — говорит Жаров, считали, что в этой песне сокрыт иной смысл, и, на самом деле, «Аксинья» — вещица... белогвардейская».
Выдержки из производственной ХАРАКТЕРИСТИКИ на ведущего инженера Жарова Геннадия Викторовича:
«... Русский, беспартийный. Окончил Московский Автомеханический институт по специальности «Трактора и автомобили».
В НИИ Авиационной промышленности работает с 1975 г. За время работы в институте т. Жаров Г. В. проявил себя квалифицированным специалистом, склонным к научной деятельности.
Тов. Жаров Г. В. успешно сочетает инженерную деятельность с рационализаторской работой. Он автор 7 рационализаторских предложений, внедренных на имеющемся испытательном оборудовании.
Политически грамотен, является Ударником Коммунистического труда.
Характеристика дана для предоставления в аспирантуру НИИ».
А «политически грамотный» Жаров вовсю якшался с отпетой «диссидой».
«Благодаря этим людям у меня было море запрещенных книг. И это когда только за хранение «Архипелага ГУЛАГ» давали 7-8 лет. С «Колымскими рассказами» Варлама Шаламова очень забавно познакомился. Принес мне приятель книгу. «На, —^ говорит, — почитай, очень интересная вещь»- Посмотрел на обложку, думаю: «На хрена мне какой-то Шаламов, про чурок что ли? Уж больно фамилией смахивает...» А как начал читать, так сразу и утонул — мозги набекрень съехали. Наверное, встреча с лагерной литературой сыграла свою роль в появлении «Ушаночки» и других «блатных» песен, которые, по большей части писались «в стол»».
Жаров «близнец» по гороскопу. Но в творчестве это проявилось не самым зеркальным образом, хотя и традиционные авторские песни, и лагерные — все это суть две музыкально-поэтические грани одного человека. Геннадий иногда пытался втиснуть «Ушаночку» в КСП-шные программы. И если «Аксинья» срывала шквал аплодисментов, то будущий суперхит поклонники самодеятельной песни слушали затаенно-настороженно. Шушукались: «А где сидел? А сколько сидел?»