В те дни машины имели только действительно богатые люди.
Я сделал Юджину комплимент по поводу этой идеи и подумал, каким отличным бухгалтером он станет. Мы все не только выигрывали от разницы между стоимостью проезда в первом и третьем классах, но и экономили приблизительно по два шиллинга.
Я был очень наивен тогда. Мне не пришло в голову, что этот парень имел не больше желания стать бухгалтером, чем я.
Он был фанатиком мотогонок. Его истинным побуждением было не сэкономить несколько шиллингов, а реализовать свои фантазии о том, что он, как Стирлинг Мосс в Ле Мансе в потрепанном «Остине А-40»[7] несется по шоссе со скоростью 130 км/ч.
Я понимаю, скорость 130 км/ч не произведет впечатления на современных водителей. Но в то время мотогонщики считали, что ехать со скоростью 65 км/ч — значит нестись, хотя в наши дни такую езду сочтут опасно медленной. Ремней безопасности тогда не было, не проводился и техосмотр автомобилей. Ездить на лысых шинах было обычным делом, скажу больше: вас сочли бы несколько экстравагантным, если бы вы заменили их до того, как они лопнули. В то же время значительные участки шоссе не имели даже двустороннего движения.
Вы замечали, что у многих из нас есть склонность к тому, что меньше всего соответствует нашим физическим и умственным возможностям? Например, дамам среднего возраста весом в 120 с лишним кг нравится носить одежду из шкурок котиков и леопардов, а Лучано Паваротти[8], как я слышал, мечтал стать балетным танцором...
Юджин был очень близорук. Я не имею в виду, что он не мог предвидеть события, а говорю о том, что зрение у него было очень неважное. Я не сомневаюсь, что при нынешних неслыханных технических достижениях в области производства контактных линз его близорукость была бы не столь заметной. Но в те времена его очки назывались «бутылочными стеклами», линзы, толщиной почти в палец, просто невозможно было не заметить.
Я думаю, что все сложилось бы менее ужасно, если бы до поездки у меня не создалось впечатления, что очки в какой-то мере компенсируют его плохое зрение. Однако его привычка во время езды наклоняться вперед так, что нос почти касался ветрового стекла, подтверждала то, что видел он плохо.
Я считаю, что мне повезло, потому что в качестве пассажира я оказался на заднем сиденье. Юджина, по-видимому, не беспокоило, что, наклоняясь далеко вперед, он не мог видеть зеркало заднего вида. Возможно, я несправедлив. На той скорости, с которой он ехал, было мало смысла смотреть в зеркало заднего вида. Но хуже всего была его раздражающая привычка, которая, кстати, есть у многих водителей, — отрывать взгляд от дороги, когда он с кем-либо разговаривал. Я знаю, что это вежливо — смотреть на людей, когда с ними разговариваешь, но когда ты ведешь машину, это очень опасно. Всякий раз, когда он так делал, у меня появлялось искушение схватить его за уши и повернуть к дороге. Все путешествие от Лондона до Бигглсвейда и обратно в Лондон я просидел в безмолвном ужасе.
В выходные дни я рассказал своей жене, как опасно ехать с Юджином, и объяснил, что на следующей неделе, скорее всего, поеду поездом. Но беда была в том, что если я отказывался от машины, то нанимать автомобиль становилось невыгодно. Все выходные дни я думал о том, как поступить. Если я откажусь, то мне придется привести вескую причину отказа. Я мог признаться, что напуган, но тогда я почувствовал бы себя трусом и был унижен. Я мог бы разнести в пух и прах водительские способности Юджина, но это сделало бы меня трусом вдвойне, потому что я критиковал бы его вождение, только чтобы замаскировать свой страх. Я был чрезвычайно горд тем, что сумел преодолеть свой ужас перед поездкой и стоически пережил такой же кошмар на следующей неделе, а если бы Юджин в третьей поездке не перевернул автомобиль на скорости 120 км/ч, то я бы и по сей день испытывал чувство гордости.
Вы слышали пословицу:
Всю свою жизнь я говорил так при случае, даже не задумываясь о том, что это значит. Поразительно, как противоречиво получается: «Смотри, куда прыгаешь» — «Промедление смерти подобно». По смыслу эти два выражения абсолютно противоположны, но мы употребляем их в том случае, когда хотим оправдать свои действия.
Я гордился тем, что сумел преодолеть свой страх. В то же время я чувствовал себя трусом потому, что у меня не хватило мужества, сев на поезд, тем самым подтвердить, что я в самом деле осуждаю Юджина. Авария доказала, что я принял неверное решение. Смешно: неужели я был готов рисковать своей жизнью, чтобы сэкономить два шиллинга? Для того чтобы пережить кошмарную поездку еще раз, мне потребовалось меньше храбрости, чем для того, чтобы признать свой страх и тем самым, возможно, поставить в неудобное положение и обидеть коллегу. Я чувствовал себя трусом, потому что не хотел признаваться в страхе или же мне совестно было поставить в неловкое положение своего друга? Кто знает?! Я только могу сказать, что годы спустя во время поездки на выходные дни в Париж в аналогичной ситуации я без угрызений совести или смущения сказал шоферу — пятидесятилетней копии Юджина: «Мне очень страшно, прошу вас, поезжайте медленнее или позвольте мне вести машину, а иначе вам придется остановиться и дать мне выйти».
Я не испытывал смущения по Поводу своего страха, поскольку знал, что он вел машину очень неосторожно. Признаюсь: я опасался, что обидел его, но оказалось, что мне не следовало волноваться. Водитель вовсе не обиделся, он даже извинился и сбросил скорость, так что путешествие доставило мне удовольствие, а не стало испытанием. В этом случае меня не мучили противоречия. Я понимал, что рассудок может заставить любого выглядеть трусом. Однако думаю, что более уместным здесь было бы другое выражение:
Что касается случая с Юджином, то тогда в голове у меня была путаница, ведь я рисковал своей жизнью только ради того, чтобы не поставить в неловкое положение своего друга. Это было полнейшей глупостью. К счастью, ко времени, когда я вновь попал в такую ситуацию, я уже кое-чему научился и избавился от путаницы.
Теперь вы, должно быть, удивляетесь, какое отношение все это имеет к преодолению страха перед полетами. В сущности, вполне простительно, если вы сделали вывод, что я пытаюсь довести до вас следующую мысль: если полеты считаются опасными, то нужно иметь смелость признать этот факт и отказаться летать. Если бы полеты были бы опасными, я бы стопроцентно поддержал вас, но я просто пытаюсь устранить путаницу.
Люди, страдающие от СПП, делятся на две основные категории:
1) те, кто, несмотря на свой страх, имели смелость совершить полет;
2) те, кто так и не смог набраться храбрости, и, следовательно, никогда не летал.
Это различие обманчиво. Если вы относитесь к первой категории, то можете сказать: «По крайней мере, у меня хватило смелости встретиться лицом к лицу со своим страхом». Тот, кто принадлежит ко второй категории, как человек нелетавший может в ответ возразить: «А что вы знаете о страхе перед полетами? Если бы вы испытали хотя бы одну десятую тех страданий, что и я, вы бы не подошли к аэропорту ближе чем за 15 км».
Одна из самых неприятных сторон любого недуга, физического или психического, — это чувство одиночества; вам кажется, что только вы сами можете понять свое страдание. Несомненно, что люди испытывающие чувство страха перед полетами или страдающие от любой другой болезни, могли бы в какой-то мере утешить друг друга, обсудив свои проблемы. Однако мой опыт говорит о том, что такие беседы могут скорее породить еще больше сложностей, а не способствовать исцелению, особенно если позволить страдающим людям начать соперничать по поводу того, кто мучается больше, и использовать при этом ложную или вредную информацию:
Если вас все еще волнует, что произошло после того, как автомобиль Юджина перевернулся на скорости 120 км/ч, то рад сообщить вам, что благодаря какому-то чуду все отделались только небольшими царапинами и ушибами. Более того, мне повезло, и я вообще не пострадал. Однако убежден, что именно это событие позднее способствовало появлению моего страха перед полетами.
На протяжении всей книги я буду обращать ваше внимание на то, что именно эта шизофреническая раздвоенность, эта путаница порождает данную проблему: разве я глупец и трус лишь потому, что, зная о безопасности полетов, все же не могу найти в себе достаточной смелости, чтобы летать? Или, если я даже смогу решиться на это, разве я настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью или травмировать себя?
Давайте подробнее рассмотрим действительную причину этой проблемы:
7. Страх
Предположим, вы верите в то, что все мы являемся творением Бога или другого столь же могущественного разума, или в то, что мы кульминация естественного отбора, длившегося три миллиарда лет, или, как и я, считаете, что эволюция и естественный отбор лишь процессы, которые использует какой-то высший разум, чтобы достичь совершенства. В любом случае только глупец усомнится в том, что здоровый человеческий организм, управляемый здравым рассудком, является самым совершенным созданием на планете.
Нам даны несколько направляющих сил, которые обеспечивают наше выживание, хотим мы того или нет. Одной из таких направляющих сил является страх. Многие люди считают страх проявлением слабости или трусости. Но без страха перед огнем, высотой, страха утонуть или подвергнуться нападению мы бы не выжили.
В нашей клинике, где мы помогаем пациентам бросить курить, я неоднократно слышал, как курильщики говорили: «Меня замучили мои нервы», словно быть в нервном возбуждении — это какая-то форма болезни. Хлопает дверь. Вы подпрыгиваете на полметра вверх. Это не значит, что у вас расстроены нервы. Ваши нервы в порядке. Понаблюдайте за стайкой скворцов: кажется, что они совершенно не обращают внимания на то, что происходит вокруг, но вот какой-то едва слышный звук заставляет вспорхнуть всех разом. Этот звук сигнализирует им: «КОТ!», а птица, которая не взлетела, будет съедена.