Этот грибок живет в почве и на растениях, и картина его проявлений отдаленно напоминала нашу: поражения кожи, которые распространяются по ходу лимфатических сосудов. Но нет. У Шевченко была сыпь, а не характерные язвы. К тому же, системные проявления при споротрихозе развиваются крайне редко. Этот вариант можно было отбросить.
Что еще? Лейшманиоз? Простейшие, переносимые москитами, тоже могут вызывать кожные язвы, но москиты в Муроме — это звучало слишком экзотично и маловероятно.
И тут в голове щелкнуло, как будто встал на место вывихнутый сустав.
Микобактерии.
Не те, что вызывают туберкулез, а их многочисленные двоюродные сестры — атипичные микобактерии. Они живут повсюду, в воде и в почве, и одна из них, Mycobacterium marinum, или морская микобактерия, идеально подходила под нашу картину.
Ее еще называют «аквариумная гранулема» или «болезнь пловцов». Она вызывает именно такие кожные поражения и проникает в организм как раз через поврежденную кожу при контакте с зараженной водой.
Все сходилось: больные рыбки, уход за аквариуумом, кожная сыпь. Но как это объяснить мышечную слабость, анемию и дыхательную недостаточность? Я лихорадочно прокручивал в памяти все, что читал об этих микроорганизмах.
Обычно инфекция ограничивается кожей. Но у людей с ослабленным иммунитетом, у пожилых, она может распространиться и дать диссеминированную форму, поражая суставы, кости, легкие. И, конечно же, вызывать тяжелейшую интоксикацию, которая и приводит к анемии и мышечной слабости.
Все. Это было оно. Я был почти уверен, но уверенности было мало. Нужны были доказательства. Железные.
Дочь Шевченко все это время молча сидела на стуле, испуганно глядя на меня.
— Господин лекарь, что с вами? Вы что-то поняли?
— Кажется, да, — ответил я, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все ликовало. — Мне нужно еще раз осмотреть вашего отца. И мне нужна ваша помощь.
Я снова повернулся к своему невидимому помощнику.
— Фырк, — мысленно скомандовал я. — Это наш последний шанс. Забудь про органы, забудь про воспаление, забудь про все, что ты искал до этого.
— А что тогда искать, двуногий? — в его голосе прозвучало недоумение. — Комплекс неполноценности? Неразделенную любовь к соседке?
— Ищи чужого. Самого маленького. Ищи микроорганизмы. В крови, в тканях, в лимфе. Они должны отличаться от обычных клеток.
— Двуногий, это как искать иголку в стоге сена! — возмутился он. — В его теле триллионы клеток! А ты хочешь, чтобы я нашел там горстку каких-то… микробов?
— Именно, — мой ментальный тон был тверд как сталь. — Но эта иголка убивает Шевченко. Ищи!
Он недовольно фыркнул, но подчинился. Его полупрозрачная фигурка растаяла в воздухе.
Я снова подошел к дочери Шевченко.
— Кажется, я знаю, что с вашим отцом, — сказал я медленно, подбирая слова.
— Правда? — в ее голосе прозвучала такая отчаянная надежда, что у меня сжалось сердце.
— Да, — ответил я твердо. — Но теперь нужно убедить в этом остальных. А это будет непросто.
Я оставил ее в пустой палате, подбодрив еще парой ничего не значащих, общих фраз. На самом деле, моя голова уже работала в совершенно другом направлении.
Эйфория от найденного решения схлынула, уступив место холодному, трезвому расчету. Хорошо, я знаю диагноз. Но как мне его доказать?
Мое «я знаю» для консилиума Мастеров-целителей — пустой звук. Никто не поверит адепту, который выдвигает дикую, ничем не подтвержденную теорию после того, как все маститые лекари расписались в своем бессилии. Мне нужны были не догадки, а факты.
Не просто «думать», а «доказать».
Почти бегом я направился в ординаторскую. К счастью, там никого не было. Все разошлись по домам. Я плюхнулся за свой компьютер и погрузился в работу.
Мои пальцы летали по клавиатуре, открывая доступ к медицинской библиотеке. Mycobacterium marinum. Аквариумная гранулема. Диссеминированные формы у пожилых.
Я находил статью за статьей. Редкие клинические случаи, описанные в медицинских журналах. Вот одна — пожилой мужчина, диабетик, у которого все началось с незаживающей язвы на руке, а закончилось поражением костей. Вот другая — женщина с ослабленным иммунитетом, у которой инфекция вызвала тяжелейший артрит.
И вот оно. То, что я искал.
Редчайший случай, описанный лет десять назад. Пожилой пациент, без видимых проблем с иммунитетом. Все началось с кожной сыпи, которую долго лечили от аллергии. А потом — необъяснимая мышечная слабость, потеря веса, анемия.
В статье было подробное описание — диссеминированное поражение мышечной ткани и интоксикация. Картина совпадала с состоянием Шевченко на девяносто девять процентов.
Я откинулся на спинку стула. Теория есть. Она не просто моя догадка, она подтверждена, пусть и редкой, но все же практикой. Теперь второе. Как это доказать здесь и сейчас?
Стандартный посев на микобактерии — это долго. Он растет неделями, а то и месяцами. У нас не было этого времени. Шевченко мог не дожить. Нужен был быстрый способ. Альтернатива.
И я ее знал.
Микобактерии — особенные. У них очень плотная, восковая клеточная стенка, которая не пропускает обычные красители. Но именно это и было их ахиллесовой пятой. Они были кислотоустойчивыми. А значит, их можно было обнаружить с помощью специального метода окрашивания.
Окраски по Цилю-Нильсену.
Патологоанатом берет образец ткани, например, из кожного поражения. Обрабатывает его фуксином при нагревании, потом обесцвечивает кислотой. Все обычные бактерии и клетки обесцветятся. А микобактерии — нет. Они упрямо будут держать краситель. И под микроскопом они будут видны как яркие, малиново-красные палочки на бледном, голубом фоне.
Этот метод не скажет, какая это именно микобактерия, marinum или какая-то другая. Но он точно покажет, что она там есть. И это будет то самое материальное доказательство, которое я смогу предъявить консилиуму. Это будет мой козырной туз.
Я сорвался с места. Мне срочно нужен был Сердюков.
Я нашел его в кабинете. Он уже надел свой плащ и собирался домой. Вид у него был измученный.
— Мастер-целитель Сердюков, прошу прощения! — выпалил я с порога.
Он удивленно поднял на меня глаза.
— Разумовский? Что-то срочное? Пациенту Шевченко снова хуже?
— Нет, он стабилен. Но я, кажется, знаю, что с ним, — я вошел в кабинет.
Сердюков устало вздохнул и сел за стол, давая понять, что готов выслушать.
— Я вас слушаю, адепт.
Я быстро, но четко изложил ему свою теорию. Про аквариум. Про больную рыбу. Про кожную сыпь как входные ворота. Про диссеминированную форму атипичной микобактериальной инфекции, которая имитирует системное заболевание.
Он слушал меня внимательно, не перебивая. Но чем больше я говорил, тем больше скепсиса появлялось в его глазах.
Когда я закончил, он несколько секунд молчал.
— Разумовский, — сказал он наконец, и в его голосе звучала усталость. — Я ценю ваш энтузиазм. Но то, что вы описываете, — это экзотика. Медицинская казуистика. За тридцать лет своей практики я не видел ни одного подтвержденного случая диссеминированной инфекции, вызванной Mycobacterium marinum.
— Но клиническая картина совпадает! — настаивал я. — И есть эпидемиологическая связь с аквариумом!
— Это всего лишь гипотеза, адепт, — он покачал головой. — Красивая, но недоказуемая. У нас нет времени на экзотические предположения. Нам нужно действовать.
— Так давайте действовать! — я подался вперед. — Нам не нужно ждать посева! Мы можем взять биопсию из кожного очага и окрасить ее по Цилю-Нильсену! Это займет всего пару часов! Если я прав, мы увидим кислотоустойчивые палочки!
Сердюков посмотрел на меня как на слишком ретивого студента.
— А если вы не правы? Мы просто зря потратим время и ресурсы лаборатории. А пациент будет ждать. Нет, Разумовский. Ваша теория интересна, но маловероятна. Завтра утром соберем консилиум. Будем думать о других, более реальных причинах. Хватит фантазий. Идите домой, адепт. Вам тоже нужно отдохнуть.
Глава 2
Он встал, давая понять, что разговор окончен, и направился к выходу.
Я остался один посреди его кабинета. С ответом в руках, который никому не был нужен.
Идти домой? Отдохнуть? Какое там! Внутри все кипело от возмущения и упрямства, свойственного, наверное, всем хирургам мира. Я видел ответ, я знал, что делать, а мне предлагали пойти поспать, пока мой пациент угасает. Нет. Так дела не делаются.
Я догнал его уже в коридоре.
— Мастер-целитель Сердюков, — я встал прямо перед ним, преграждая ему путь.
Он остановился и посмотрел на меня с нескрываемым раздражением.
— Разумовский, я, кажется, все сказал.
— А я еще нет, — ответил я спокойно, но с такой твердостью в голосе, что он невольно отступил на шаг. — Давайте отбросим эмоции и посмотрим на факты. Факт номер один: хронология. Первые симптомы у вашего пациента появились в начале лета. Его дочь подтвердила, что именно в это время у него в аквариуме начали болеть и умирать рыбки. Совпадение? Возможно. Но в нашей работе не бывает таких совпадений.
— Факт номер два: клиническая картина, — я загнул второй палец. — Да, диссеминированная форма Mycobacterium marinum — это редкость. Но она существует. И она идеально объясняет все, что происходит с Шевченко: и кожную сыпь, и мышечную слабость, и даже острую дыхательную недостаточность, которая была сегодня.
— Это все теории, адепт! — он попытался меня обойти.
— А это — факт номер три, — я снова преградил ему дорогу. — Я не прошу вас назначать рискованное, непроверенное лечение. Я не прошу вас верить мне на слово. Я прошу разрешить мне провести простой, быстрый и абсолютно безопасный для пациента диагностический тест. Биопсия кожи и окраска по Цилю-Нильсену. Это займет два часа. Два часа, Мастер-целитель! И мы либо получим подтверждение, либо я навсегда забуду об этой своей «фантазии». Но если я прав, эти два часа спасут ему жизнь. А если мы будем ждать до завтрашнего консилиума, спасать может быть уже некого.