Лекарь Империи
Глава 1
— Ох, помру, сынок! Как пить дать помру! — причитала старушка, картинно закатывая глаза и хватаясь за сердце. Ну, точнее, за то место, где оно, по ее мнению, должно было находиться. Чуть левее и ниже, если быть точным.
Я с серьезным видом приложил холодный кругляш фонендоскопа к ее груди. Для вида, конечно. Мои руки уже пару минут как совершали невидимые пассы в сантиметре от ее тела. Способность, которую я называл для себя «Сонар», работала.
Если водить руками на небольшом расстоянии от тела, то больной орган подсвечивался в моем сознании, словно обведенный по контуру теплым, пульсирующим светом, интенсивность которого зависела от степени проблемы.
Это была легкая, едва заметная аура. Дар был слабоват. Но все равно, очень удобно, скажу я вам, особенно когда твой официальный статус — «зеленый» адепт, которому доверяют разве что градусник поставить.
Вот и сейчас, пока я сосредоточенно хмурил брови, изображая глубокомысленное прослушивание хрипов, которых у бабули отродясь не было, мой внутренний «Сонар» уже рисовал мне расплывчатую картину.
Мысленно я пробежался по основным системам. Пациентка жаловалась на боль в сердце, давящую, жгучую — классика, это явно стенокардия напряжения. «Сонар» подтвердил догадку, обрисовав общую картину кровоснабжения миокарда. Осталось только найти конкретный спазмированный сосуд, ту самую «бутылочную горловину», которая и вызывала весь этот дискомфорт.
Ага, вот он, голубчик! Вот этот раз получилось легко.
Одна из небольших венечных артерий неприятно фонила в моем сознании, ощущаясь как туго натянутая, вибрирующая струна. Мой внутренний резерв «Искры», и без того скудный после «перерождения» и соответствующий разве что хилому адепту, слегка колыхнулся — даже такая точечная диагностика требовала затрат.
Несколько секунд концентрации, легкий, почти неощутимый для посторонних импульс моей, увы, пока не слишком могучей целительной энергии, направленный точно в цель… и расслабляем.
Струна ослабла, вибрация ушла. Я почувствовал, как еще одна крошечная капля из моего внутреннего источника утекла, но результат того стоил. Сердечко у Софьи Николаевны, а именно так звали мою сегодняшнюю пациентку, действительно немного шалило. Один из сосудиков был слегка зажат, как будто его кто-то неосторожно перетянул невидимой ниточкой. После моего воздействия кровоток в нем восстановился. Не смертельно, но неприятно было.
— Жить будете, Софья Николаевна, — с максимально возможной уверенностью в голосе произнес я, убирая фонендоскоп. — И еще нас всех переживете! В ваши семьдесят четыре, знаете ли, сердце у многих пошаливает. Это почти как насморк, только чуть серьезнее. Я тут вам один сосудик чуток подправил, напряжение с него снял, так что теперь все будет хорошо.
Софья Николаевна тут же перестала изображать умирающего лебедя и с любопытством прислушалась к своим ощущениям.
— Ой, и правда, сынок, отпустило! — удивленно проговорила она. — Прямо легче стало дышать, будто камень с груди сняли!
Я довольно улыбнулся. Приятно, черт возьми, когда твои манипуляции, пусть и почти незаметные для окружающих, приносят реальную пользу. Но бабуля, войдя во вкус, тут же нашла новую причину для страданий.
— Только вот коленки, милок, коленки-то как ломит! — запричитала она снова. — Старость — не радость, сил моих нет терпеть эту боль!
Я уже открыл было рот, чтобы и тут ее немного утешить и, по возможности, облегчить страдания, как дверь в комнату с грохотом распахнулась, и на пороге нарисовался наш фельдшер, Григорий. Фигура колоритная, надо сказать. Вечно нахмуренный, с таким выражением лица, будто ему весь мир должен, причем уже давно и с процентами.
— Ну что, адепт, закругляемся! — пренебрежительно бросил он, даже не взглянув на старушку. — Хватит тут лясы точить. У нас еще вызовов — вагон и маленькая тележка. А эта бабуля и сама до поликлиники доковыляет, не сахарная.
Софья Николаевна тут же надула губы и возмущенно запыхтела:
— Да как же доковыляю, мил человек, когда у меня коленки больные, ходить-то мочи нет!
Но Григорий был непреклонен.
— Мы скорая помощь, а не такси для пенсионеров! — отрезал он. — Таких, как вы, у нас по десятку на дню.
Я вздохнул. Миры вроде бы разные, а люди везде одинаковые.
Работа на скорой, она такая — очерствляет, заставляет смотреть на чужую боль как на рутину. Сам я попал в это тело Ильи Разумовского несколько лет назад. Уже более-менее освоился, хотя поначалу было диковато.
В прошлой жизни я был не просто врачом, а опытным диагностом и хирургом с золотыми, без ложной скромности, руками. Знал про человеческий организм все, ну или почти все. А потом — бац! — нелепая автокатастрофа, темнота, и вот я здесь, в теле молодого, немного неуклюжего парня, которого судьба-злодейка забросила в самое начало карьерного пути.
Если точнее на первый курс медицинского института. И подарила мне этот самый «Сонар». Но это не главное. Главное мои знания никуда не делись. Только вот с лечением пока туговато. Магической силы у нового тела оказалось немного.
Но на уровень адепта хватило. А это максимум — расслабить мышцу, снять легкую боль, ускорить заживление мелкой царапины. Негусто для того, кто привык творить чудеса на операционном столе.
Но ничего, знания не пропьешь, а силу можно и нарастить. Главное — судьба дала второй шанс, и я собирался использовать его по полной.
Григорий, буркнув что-то под нос, скрылся в коридоре. Я подмигнул Софье Николаевне, которая уже снова начала было хмуриться. Легкое мановение руки, почти незаметное, и я направил крошечный импульс энергии в ее многострадальные колени, стараясь расходовать свою «Искру» максимально экономно — на сегодня ее и так осталось немного. Бабуля на глазах порозовела, морщинки на лбу разгладились, а в глазах зажегся удивленный огонек.
— Ой, батюшки! — выдохнула она. — А боль-то прошла! Совсем! Давненько я так хорошо себя не чувствовала!
— Это ненадолго, Софья Николаевна, — улыбнулся я. — Так, временное облегчение. В поликлинику все равно сходить придется, чтобы лекарь как следует посмотрел. Но чтобы вам легче было дойти, вот, держите.
Я достал из своей фельдшерской сумки крошечный флакончик, грамма на три, с мазью, которую сам же и зарядил остатками своей целительной энергии. Ничего сверхъестественного, но боль на пару часов снимет.
— Этого вам как раз хватит, чтобы до поликлиники добраться без мучений.
Софья Николаевна просияла и принялась меня сердечно благодарить, чуть ли не обнимая.
В этот самый момент в комнату снова влетел разъяренный Григорий.
— Разумовский, твою дивизию! Ты что, уснул там⁈ — заорал он, не стесняясь в выражениях. — Я тебя сколько ждать буду⁈
Я спокойно повернулся к нему.
— Во-первых, не Разумовский, а Илья. А во-вторых, я помогал пациентке. В отличие от некоторых.
Григорий аж побагровел.
— Да ты кто такой, чтобы мне указывать, щенок⁈ — прорычал он. — Ты всего лишь адепт, а я — Целитель третьего класса! Ты должен меня слушаться беспрекословно!
— Тот, кто выше рангом, — спокойно парировал я, глядя ему прямо в глаза, — должен не только командовать, но и пример подавать. Помогать всем людям без исключения, а не выборочно, исходя из настроения или загруженности.
Григорий открыл рот, закрыл, снова открыл, но, видимо, аргументов не нашел. Или просто дар речи потерял от такой наглости. Он развернулся и вылетел из комнаты, ругаясь на чем свет стоит:
— Да если бы не эта эпидемия проклятая, ни за что бы с собой такой молодняк на вызовы не брал! Распустились совсем!
Я подошел к Софье Николаевне, которая испуганно прижимала руки к груди.
— Не переживайте так, Софья Николаевна, — мягко сказал я. — Поберегите сердце. Все будет хорошо.
Улыбнувшись ей на прощание, я вышел следом за Григорием. День обещал быть веселым.
Мысленно готовясь к очередной порции его брюзжания, я спустился вниз. Наш древний медицинский драндулет, который тут гордо именовали каретой скорой помощи, сиротливо притулился у обочины.
Я направился к передней пассажирской двери, за которой обычно восседал наш водитель Сергеич, да и мы с Григорием часто там коротали время в пути, болтая о всякой ерунде. Но тут меня ждал сюрприз.
Дверца была закрыта.
Не просто прикрыта, а именно заперта — штырёк блокировки не торчал. Хотя я точно помнил, что Сергеич никогда ее не запирал, особенно когда мы на вызове. Хитрая ухмылка промелькнула на моем лице.
Ну, Григорий, ну, артист!
Решил, значит, меня таким детсадовским способом проучить? Чтобы я, как дурак, дергал за ручку, пока он будет ехидно наблюдать из кузова? Удивительно, насколько мелкими могут быть пакости у взрослых, казалось бы, людей. Усмехнувшись про себя его «гениальной» тактике, я демонстративно обошел машину и спокойно уселся в кузов.
Пусть себе тешится.
Пока Сергеич выруливал на дорогу, я немного задумался о текущей обстановке в городе. Помимо обычных болячек, сейчас вовсю бушевала так называемая «Стеклянная лихорадка». Дрянь редкостная, скажу я вам, и, судя по всему, магического происхождения.
Начиналась она как обычная простуда — температура, слабость, кашель. Но дня через два-три на коже, особенно на груди и спине, высыпала характерная бледно-лазурная сыпь, похожая на мелкие кристаллики или иней, переливающиеся на свету. А кашель становился каким-то особенно противным — сухим, лающим, будто больной пытался выкашлять из себя осколки стекла. Отсюда и название.
В тяжелых случаях дышать становилось почти невозможно, температура зашкаливала, а жизненные силы, та самая «Искра», таяли на глазах. Особенно тяжело ее переносили дети. Взрослые либо отделывались легким недомоганием, либо вообще не замечали, что болеют, таская заразу дальше.
Пик болезни приходился на четвертый-пятый день, и вот тут уж как повезет — либо на поправку, либо… В общем, шансы пятьдесят на пятьдесят, если вовремя не начать лечение. А лечение было так себе — постельный режим, травки-муравки, да магическая подпитка, если целитель попадется толковый.