— Уверен, что нет, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более уверенно. — Меня направил лично Игнат Семенович.
— Ну, раз Игнат Семенович… — Кристина пожала плечами и взяла в руки телефонную трубку. — Сейчас уточним.
Она набрала внутренний номер и через пару секунд начала быстро говорить в трубку. Потом ее лицо вдруг вытянулось, глаза округлились, и она начала отодвигать трубку от уха так, будто оттуда вот-вот вырвется струя кипятка.
Я не слышал, что именно ей говорил Киселев, но, судя по ее реакции, разговор был не из приятных. Кажется, Игнат Семенович в гневе был страшен.
Когда она наконец положила трубку, вид у нее был немного помятый. Щеки пылали, а в глазах стояло обиженное выражение.
— Да-да, проходите, адепт Разумовский, — процедила она сквозь зубы, стараясь, однако, улыбнуться мне как можно любезнее. Кажется, нагоняй от начальства подействовал на нее отрезвляюще. — Мастер-целитель Шаповалов сейчас в восьмой операционной. Это на следующем этаже. Вам нужно подняться по лестнице в конце коридора, там будет указатель «Операционный блок». Восьмая — налево по коридору.
Несмотря на явное недовольство после разговора с Киселевым, Кристина все же не упустила возможности стрельнуть в меня своими очаровательными глазками и одарить такой улыбкой, от которой у любого нормального мужчины должны были бы подкоситься ноги. Я, однако, устоял. У меня сейчас были дела поважнее.
Чтобы было понятнее, как тут все устроено: наша Центральная Городская Больница — это целый медицинский городок.
Подстанция скорой помощи, где я до этого момента обитал, располагалась на первом этаже одного из корпусов, с отдельным выездом для машин.
Хирургическое отделение, куда меня только что перевели, занимало весь пятый этаж этого же корпуса. А вот операционный блок — это было святая святых, он находился этажом выше, на шестом, и представлял собой отдельный, изолированный мир со своими строгими правилами и атмосферой.
Мастер-целитель Игорь Степанович Шаповалов, к которому я направлялся, был одним из ведущих хирургов больницы, светилом местной медицины, и, по слухам, заведовал отделением общей и экстренной хирургии. То есть, человеком он был очень серьезным и влиятельным.
Я поблагодарил Кристину и направился по указанному маршруту. Фырк, который до этого сидел смирно, видимо, наслаждаясь сценой с разгневанным Киселевым, тут же оживился.
— Ну, двуногий, вот это я понимаю — карьерный рост! — он чуть ли не подпрыгивал у меня на плече от восторга. — Хирургия! Экшен! Первое настоящее дело! А какие тут медсестрички! М-м-м, просто пальчики оближешь! Ты видел, какие у этой Кристины… э-э-э… глаза? Огромные, голубые, как озера! Твоя Вероника и рядом не стояла! Хотя… у Вероники тоже есть свои прелести, не спорю. Но эта! Эта — просто богиня! Давай, двуногий, не теряйся! Покажи ей, на что способен настоящий мачо!
— Перестань пошлить, Фырк! — мысленно одернул я его, хотя самому было немного смешно от его энтузиазма. — У меня сейчас другие задачи.
Но в душе я, конечно, тоже радовался. Хирургия — это было то, к чему я стремился.
Здесь я мог применить свои знания и навыки в полной мере. Здесь я мог расти как специалист. Здесь я мог спасать жизни, а не просто возить пациентов от дома до больницы.
Да и зарплата… я очень надеялся, что зарплата в хирургии будет сильно выше, чем на скорой. Чтобы можно было наконец-то съехать из этой моей убогой конуры в квартирку получше. Пусть даже в том же не самом безопасном районе, но хотя бы с нормальными обоями и не скрипучим диваном.
Пока я шел по длинному коридору шестого этажа, направляясь к операционному блоку, мой телефон пискнул. Сообщение от Вероники.
«Илья, как это понимать⁈ Я пришла на смену, а мне сказали, что у меня новая напарница, какая-то девчонка-адептка только что из академии! А ты⁈ Что с тобой случилось? Куда ты пропал⁈ Я волнуюсь!»
Я быстро набрал ответ:
«Вероника! Не волнуйся, со мной все в порядке. Просто… меня перевели в хирургическое отделение. Сегодня первый день. Вечером все подробно расскажу, хорошо?»
Ответ прилетел почти сразу:
«В хирургию⁈ Ого! Илья, это же просто здорово! Я так рада за тебя! От всей души! Такой талант, как у тебя, действительно не должен гонять на скорой! Ты заслуживаешь большего! Хотя… если честно, мне будет тебя очень не хватать. Ты лучший напарник, который у меня когда-либо был».
От ее слов у меня на душе стало как-то особенно тепло. Приятно, черт возьми, когда тебя ценят.
Я дошел до массивной двери с надписью «Операционный блок. Вход строго по пропускам». За ней оказался небольшой санпропускник. С одной стороны располагались шкафчики для уличной обуви и одежды, с другой — полки со стопками чистых хирургических костюмов, шапочек, масок и бахил.
Я быстро переобулся, натянул на себя свежий зеленый костюм, шапочку, повязал маску. Потом сунул руки в специальный артефакт, встроенный в стену, — небольшое углубление, из которого тут же ударила струя прохладного, чуть покалывающего тумана.
Секунда — и мои руки были идеально чистыми и продезинфицированными. Удобная штука, надо сказать. Гораздо лучше, чем долгое и нудное мытье под краном с мылом и щеткой, как это было в моем прошлом мире.
Сделав глубокий вдох, я толкнул дверь и вошел в восьмую операционную.
Первое, что бросилось в глаза, — это количество народа. В довольно просторном, залитом ярким светом операционных ламп помещении находилось не меньше десяти человек! Многовато для одной операции, даже сложной.
Кто все эти люди? И почему они все так удивленно смотрят на меня?
В центре, у операционного стола, на котором уже лежал пациент, полностью накрытый стерильными простынями так, что виден был лишь небольшой участок операционного поля, стоял мастер-целитель Шаповалов.
Высокий, худощавый мужчина лет пятидесяти. Его лицо было почти полностью скрыто хирургической маской и шапочкой, но строгий, сосредоточенный взгляд его серых глаз из-под густых бровей говорил о многом.
Я мельком разобрал стоящих рядом с ним — двое ассистентов, операционная сестра и анестезиолог. Остальные, видимо, были наблюдателями — какие-то молодые люди в таких же халатах и масках.
— А вы кто такой, молодой человек? — Шаповалов оторвался от пациента и резко повернулся ко мне. Голос у него был низкий, властный и не предвещающий ничего хорошего. — И что вы здесь делаете? У нас операция сейчас начнется.
Не успел я и рта раскрыть, как ко мне тут же бросились две операционные сестры, преграждая мне путь.
— Вам сюда нельзя! — строго сказала одна из них. — Здесь стерильная зона! Покиньте помещение!
— Я адепт Разумовский, — ничего не понял я. — Меня к вам направил мастер-целитель Киселев. Сказал, что я буду ассистировать на операции.
В операционной повисла тишина. Такая, что слышно было, как жужжат лампы. Все взгляды были устремлены на меня. Шаповалов несколько секунд молча разглядывал меня своими колючими серыми глазами, потом его губы скривились в презрительной усмешке.
— Адепт? Ассистировать? — он медленно покачал головой. — Кажется, Игнат Семенович сегодня не в себе. Я уже говорил ему, Разумовский, что мне не нужны адепты в моей команде. У меня своих подмастерьев хватает, которые тоже ни черта не умеют. А вы нам здесь будете только мешаться. Так что выйдите, пожалуйста. И не нужно так бесцеремонно вламываться в операционную во время подготовки к сложной операции. Это, как минимум, непрофессионально.
Операционные сестры, эти амазонки в стерильных халатах, с решимостью, достойной лучшего применения, буквально вытеснили меня из операционной. Спорить с ними было бесполезно, да и не хотелось устраивать скандал в первый же день на новом месте работы.
Пришлось ретироваться, провожаемый испепеляющим взглядом мастера-целителя Шаповалова и сочувственно-любопытными взглядами его многочисленной свиты.
Я вернулся в предбанник операционного блока, стянул с себя халат, маску и шапочку и задумался. Ну что ж, первый блин, как говорится, вышел комом. Или, точнее, меня просто не допустили до этого самого блина.
Но я не из тех, кто легко сдается. Никто и не обещал, что будет легко. Значит, нужно действовать по-другому. Если не пускают в дверь, придется лезть в окно. В переносном смысле, конечно.
— Ну что, двуногий, не удалось тебе блеснуть своим хирургическим гением? — Фырк, который всю эту сцену наблюдал с нескрываемым удовольствием, уселся мне на плечо. — Выставили тебя, как нашкодившего котенка! А я-то уж думал, сейчас начнется настоящее шоу! А ты что задумал теперь? Пойдешь жаловаться Киселеву? Или сразу главврачу? А может, на этого Шаповалова порчу наведем? У меня есть пара идей, как ему можно испортить следующую операцию… чисто из педагогических соображений, конечно!
— Угомонись, кровожадный ты мой, — мысленно остановил я его. — Никаких порч и диверсий. У меня другой план. Более изящный.
Я снова спустился на пятый этаж, в хирургическое отделение. На сестринском посту все так же сияла своей ослепительной улыбкой Кристина Волкова. Увидев меня, она удивленно приподняла бровь.
— О, адепт Разумовский! А вы что, уже все? Операция так быстро закончилась?
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил я. — Подскажите, пожалуйста, а где здесь у вас ординаторская? Мне нужно кое-какие бумаги посмотреть.
Кристина стрельнула в меня своими небесно-голубыми глазками.
— Ординаторская — прямо по коридору и налево, последняя дверь. Только вы это… с Игорем Степановичем поаккуратнее. Он у нас человек настроения. Вспыльчивый, как смерч, если что не по нему. Но хирург он, конечно, гениальный, тут ничего не скажешь. Если найдете к нему подход, многому сможете научиться.
— Спасибо за совет, Кристина, — я улыбнулся ей в ответ. — Постараюсь быть паинькой.
Неизвестно, кто у кого большему научится. Но вслух, конечно, этого говорить не стал.
В ординаторской, к моей радости, никого не оказалось.
Просторная комната с несколькими столами, заваленными историями болезни и медицинскими журналами, пара компьютеров, шкафы с книгами… В общем, типичная рабочая берлога хирургов. Это было мне на руку.