В главных ролях Лени предполагала задействовать Жана Маре, Витторио де Сика, Ингрид Бергман и даже Брижит Бардо. Но про этот масштабный проект пришлось забыть, так как австрийское правительство отказалось его финансировать под давлением налогоплательщиков. После этого провала Рифеншталь окончательно поверила, что до конца жизни ей снимать не разрешат…
Из этой депрессии ее вывело полученное в конце 1952 г. письмо Жана Кокто. Ему очень понравилась «Долина», и он хотел сделать французские субтитры к картине, чтобы выпустить его в прокат во Франции. Но в финансировании было отказано, так как Рифеншталь по-прежнему считалась человеком с запятнанной репутацией.
Тогда Кокто, который в тот год возглавлял жюри Каннского кинофестиваля, показал картину неофициально, вне конкурса.
Он очень хотел работать в сотрудничестве с Рифеншталь. Вместе они придумали проект под названием «Фридрих и Вольтер», повествующий об отношениях между Фридрихом Великим и гениальным французским философом. Лени и Кокто даже не думали о том, будет ли их труд оплачен, – так их захватила идея фильма. Но планы остались неосуществленными из-за болезни Кокто и невозможности найти деньги на съемки. Незадолго до смерти Кокто сказал ей: «Мы художники, родившиеся не ко времени».
Среди всех этих неприятностей в 1955 г., неожиданно для самой Лени, ее «Олимпия» снискала в Америке неслыханный успех. Несколько выдающихся голливудских кинорежиссеров назвали эту ленту одним из десяти лучших фильмов, когда-либо созданных за всю историю кино. В Германии влиятельные киноклубы стали приглашать Лени, чтобы поговорить о ее творчестве или принять участие в дискуссиях о творчестве других мастеров кино. Ей даже прислали приглашение посетить Великобританию, но после серии протестов английских кинематографистов приглашение было аннулировано. Сама Лени отнеслась к этому философски, заявив, что не хочет ехать туда, где ее не желают видеть.
Однако она не преминула отправить в Великобританию подтвержденные судом свидетельства того, что она никогда не была членом нацистской партии, не проявляла активности в политическом искусстве, не занимала должностей, не имела званий, не пользовалась финансовыми выгодами за счет Третьего рейха, а также не состояла в интимных отношениях с Гитлером.
Это не было просто красивым жестом: причина состояла в том, что ей предложили работу в Великобритании и Лени хотела, чтобы в этой стране о ней сформировалось положительное мнение.
Ей было предложено сделать римейк «Голубого света», но в виде балета-сказки с восходящей звездой балериной Мойрой Ширер в главной роли.
Рифеншталь даже организовала в Лондоне пресс-конференцию, которая должна была укрепить ее репутацию. Но получилось только хуже. Одни отказались даже подать ей руку, другие сочли ее аргументы неубедительными. Под конец Лени просто расплакалась, и пресс-конференцию пришлось свернуть.
В сердцах она сказала: «Во всем остальном мире меня признают как художника. Но – только не в Англии, только не в Англии! В Англии всякий немец, который непосредственно не укокошил Гитлера, по-прежнему рассматривается как военный преступник!»
Разумеется, при таких обстоятельствах ни о каких съемках новой версии «Голубого света» речь уже не шла.
Рифеншталь смирилась с тем, что призраки нацизма будут преследовать ее до конца жизни и едва ли она сможет снимать кино – такое, какое хочет. Но эта женщина, всегда способная к возрождению, нашла для себя новое дело и новый смысл жизни.
Африка
Началось все в 1955 г., когда Лени за одну ночь прочитала «Зеленые холмы Африки» Эрнеста Хемингуэя. К утру она поняла, что хочет во что бы то ни стало посетить этот континент. Ей казалось, что подобно Хемингуэю она обретет там свое счастье.
В поисках идеи для фильма об Африке Лени узнала о чудовищных преступлениях, которые происходят там каждый день, – о похищениях людей и торговле рабами. Она хотела открыть глаза цивилизованному миру на эту жестокость. Ей казалось, что это больше чем заявка на съемку кинофильма: это могло вылиться в масштабный судебный процесс.
Она нашла писателя, который уже издал книгу об африканских ужасах, и получила у него права на съемку фильма, а также право на использование заглавия. После этого она села за написание сценария под названием «Черный груз».
С фильмом, однако, снова не сложилось. Никто не хотел давать ей средства на съемки. И Лени, уже привычная к такой ситуации, решила просто поехать и увидеть Африку. Денег на эту поездку у нее тоже не было, но неожиданно ей вернули старый долг, да и удалось выручить кое-что от продажи ранее конфискованных и теперь возвращенных вещей. Лени решила, что это знак судьбы, и отправилась в Африку.
В Найроби она наняла машину с шофером и мальчика-проводника. Путешествие началось. Однако случилось несчастье: автомобиль попал в аварию, ударившись о каменную опору моста. Все твое застряли в машине, но все же сумели выбраться. Лени пострадала больше всех. Ее отвезли в Гариссу. В больнице у нее диагностировали трещину черепа, переломы ребер и еще несколько «мелких» травм. Самолета до Найроби предстояло ждать четыре дня, а в распоряжении Лени была всего одна доза морфия, и ее лучше было приберечь, чтобы перенести полет. Однако никто уже не надеялся, что Лени выживет. Но ей было не привыкать к экстремальным условиям! Вскоре, несмотря на пессимистичные прогнозы врачей, путешественница поправилась и снова отправилась в путь.
Лени познакомилась с масаи, и люди из этого племени привели ее в восхищение. Она снова загорелась идеей снять фильм. Вернувшись в Германию в состоянии полнейшей эйфории, Рифеншталь, видимо, столь убедительно изложила свой замысел, что сумела добыть 200 000 марок и уже несколько недель спустя вылетела в Африку для подготовки к съемкам.
Согласно сюжету фильма, женщина-антрополог ищет в Африке своего пропавшего мужа. После множества приключений она попадает в селение, где он занимался исследованиями, и узнает, что местных жителей увели в рабство. Опасения героини подтверждаются: муж ее погиб. Она решает закончить его дело и найти драгоценный ключ к древней культуре региона. И с успехом делает это, попутно освобождая пленников.
Но на съемках Лени снова преследовали неудачи. Местные жители, которых она хотела снимать, боялись, что их в самом деле продадут в рабство, поэтому быстро разбежались. Рифеншталь нашла других, но те отказались сниматься в сценах со слонами и крокодилами. Из-за Суэцкого кризиса отправка пленки задерживалась, расходы росли, а погода портилась. Лени было не привыкать к таким поворотам судьбы, и она упорно продолжала снимать.
Вернувшись по настойчивому требованию инвесторов в Германию, Лени вскоре поняла, что не может связаться с оставшейся в Африке группой. Она впала в панику. И нисколько не удивилась, узнав, что «актеры» разбрелись по домам, а ее техника захвачена местными организаторами, которые отказывались возвращать оборудование, пока с ними не расплатятся.
Проект представлялся слишком масштабным, чтобы его можно было воплотить в жизнь. В итоге Лени оказалась в клинике с неврозом и едва не пристрастилась к морфию.
Впрочем, как и всегда, эта женщина восстала из пепла, словно Феникс. Ее любовь к Африке осталась с ней, и по прошествии нескольких лет Лени снова отправилась туда.
По воле случая ее пригласили участвовать в антропологической экспедиции, отправившейся на плато Кордофан в Судане для изучения жизни нубийских племен. А над письменным столом Лени уже несколько лет висел снимок, вырезанный из журнала Stern и изображавший двух сцепившихся в схватке борцов-нубийцев. Их тела напоминали ей скульптуры Родена, а Лени всегда любила красивое тело и умела его снимать.
На этот раз за средствами она обратилась к крупным промышленникам, в частности к Альфреду Круппу. Однако он, как и многие другие, отказал ей в средствах. Ей пришлось расстаться с идеей снимать на 35-миллиметровой пленке и остановиться на 16-миллиметровой, что было значительно дешевле. Друзья оплатили ей билет, а бывший муж Петер Якоб согласился во время ее отсутствия присмотреть за ее матерью.
По счастливой случайности она захватила с собой тот самый снимок, что провисел над ее столом несколько лет. По приезде в провинцию Кордофан она показала этот снимок шефу местной полиции. Тот лишь покачал головой и сообщил Лени, что она опоздала на добрых десять лет, потому что с тех пор нубийцы начали носить современную одежду и нанялись работать на плантациях. Увидев неподдельное огорчение в глазах Рифеншталь, он посоветовал ей отправиться южнее, где, возможно, еще остались нетронутые цивилизацией племена.
И она нашла их. Обнаженные люди, собравшись в круг, наблюдали за тем, как, сойдясь в поединке, боролись их соплеменники. Это было древнее празднество, которое и рисовала Лени в своем воображении, направляясь сюда.
Она сумела подружиться с местными жителями и освоить нехитрый словарный запас, благодаря которому могла с ними общаться. Ей было больно сознавать, что скоро этой первобытной общины не останется: мусульманское правительство Судана, осуждавшее обычай нубийцев ходить обнаженными, постоянно привозило им одежду и прочие «приметы цивилизации»…
Проведя в Африке десять месяцев, Лени вернулась в Германию с огромным желанием найти средства на новое путешествие и съемки фильма. Ведь пока что у нее была возможность только фотографировать своих туземцев.
Как водится, не обошлось без происшествий. Половина отснятых пленок оказалась засвечена нерадивой лаборанткой, что привело Рифеншталь в уныние. Но и оставшейся половины хватило, чтобы фотоподборка, опубликованная в известном журнале, вызвала живейший интерес публики. Лени даже пригласили прочитать курс лекций о нуба, горных нубийцах, она согласилась, но в поисках денег на съемки фильма это ей не помогло: она не продвинулась в этом ни на шаг.
Однако провидение было к ней благосклонно, так как неожиданно ее нашел старый знакомый, американский кинорежиссер Роберт Гарднер: он пригласил ее к себе в Бостон и оказал помощь в заключении контракта на фильм о нуба с компанией