Начальник штаба дивизии Иван Семенович Павлов внешне выглядел сурово, будто срублен из угловатого кряжа; на первый взгляд, больше всего ему подходило быть строевым командиром, но вместе с тем он обладал той педантичностью и скрупулезностью, которые так необходимы штабному офицеру. В роду Павлова четко прослеживалась склонность к военной службе: отец его в первую мировую войну заслужил два Георгиевских креста, в гражданскую стал красным командиром, сын Ивана Семеновича в наши дни дослужился до адмирала. Сам Павлов в армии с 1919 года, окончил академию, имел боевой опыт, командовал полком, прошел хорошую школу, работая в оперативном отделе штаба Ленинградского военного округа.
В состав 177-й дивизии входили два полнокровных артиллерийских полка — 706-й легкий и 710-й гаубичный, противотанковый и зенитный дивизионы. Неподалеку от Луги, кроме того, перед войной находились на лагерных сборах так и оставленные здесь полк, батарея и дивизион трех ленинградских артиллерийских училищ и полк — Артиллерийских Краснознаменных курсов усовершенствования командного состава (АККУКС). Два с лишним десятка орудий вывели при отступлении дивизии Северо-Западного фронта. Всего под Лугой, по самым скромным подсчетам, набралось свыше 150 орудий и, что еще важнее, было много артиллеристов высокой квалификации, с большим опытом, в том числе преподаватели артиллерийских училищ. Окружающая местность для них на протяжении ряда лет служила учебным полем, они хорошо здесь ориентировались. Нашелся и человек, который значительную часть артиллерии — примерно 80–90 орудий среднего и крупного калибра — собрал в единый кулак, в особую группу, оперативно подчиненную командованию 177-й дивизии. Это был командир АККУКС — полковник Г. Ф. Одинцов, впоследствии командующий артиллерией Ленинградского фронта, а после войны маршал артиллерии.
В боевое соприкосновение с 41-м моторизованным корпусом генерала Рейнхарда 177-я дивизия вступила утром 10 июля. Счет времени сразу пошел не на сутки, а на часы и минуты Этот и два последующих дня по существу и стали началом грандиозной битвы за Ленинград.
«Днем и ночью шли упорные, изматывающие бои. Населенные пункты и выгодные в огневом и тактическом отношении позиции по нескольку раз переходили из рук в руки.
Действия наших войск в предполье отнюдь не носили характера пассивной обороны. Сильными контратаками, поддержанными мощным артиллерийско-минометным огнем, наши батальоны выбили 15 июля гитлеровцев из предполья и вновь заняли рубеж по реке Плюсса…» — пишет в своих воспоминаниях генерал-майор П. С. Мазец, в то время командир легкого артиллерийского полка 177-й стрелковой дивизии.
В ночь с 12 на 13 июля генерал Рейнхард пришел к выводу, что напрямую по Киевскому шоссе сейчас не пройти, и принял решение предпринять обходный маневр. Сплошной обороны на Луге силами Северного фронта создать все еще не удалось, не занятые войсками участки достигали 25–30 километров, к одному из них и устремились механизированные колонны гитлеровцев. Они двигались лесными дорогами, открыв люки, не встречая сопротивления. Дни стояли жаркие, солнечные.
К возможному вторжению врага в южных районах Ленинградской области, конечно, готовились, но никто не предполагал, что это произойдет так скоро. В глухих тихих деревушках появление фашистских машин было полной неожиданностью. Они воспринимались, как кошмарный сон, в реальность которого трудно поверить.
Проскрежетав гусеницами, опахнув избы и огороды бензиновым перегаром, танки шли дальше, не останавливаясь. Гитлеровцы понимали, что положение меняется каждый час, они торопились проскочить в не закрывшуюся пока что брешь, форсировать Лугу, вырваться на Таллинское шоссе, чтобы уже по нему не с юга, а с запада ринуться к Ленинграду. Таллин и вся Северная Эстония еще были в наших руках, 8-я армия вела бои на рубеже от Пярну до западного берега Чудского озера, так что удар с запада явился бы для ленинградцев полнейшей неожиданностью, а последствия его, в случае удачи фашистского маневра, — катастрофическими для нас.
Над Ленинградом нависла прямая угроза. 12 июля обком партии и облисполком направили секретарям райкомов и председателям райисполкомов телеграмму, обязывая их «поднять поголовно все население колхозов и других организаций на оборонительные сооружения в соответствии с указаниями военных представителей». Ленинград слал на лужский рубеж новые и новые тысячи строителей, рабочих, работниц, служащих, учащихся. По заданию городского комитета партии промышленность увеличивала выпуск противотанковых гранат, бутылок с горючей смесью, боеприпасов, в том числе стальных заготовок для 76-миллиметровых бронебойных снарядов. Поскольку не исключалась возможность выброски в районе Ленинграда крупных вражеских десантов, ленинградцы готовились к борьбе с ними. Партийная организация выдвинула лозунг: «Превратим город Ленина в неприступную крепость!» 14 июля только что созданное главнокомандование северо-западного направления, которое возглавил маршал К. Е. Ворошилов, обратилось к войскам с такими словами:
— Товарищи красноармейцы, командиры и политработники! Над городом Ленина — колыбелью пролетарской революции — нависла прямая опасность вторжения врага…
Новое направление вражеского удара разведка Северного фронта обнаружила своевременно, наиболее точные и четкие данные о движении немецких танков и мотоколонн от Струг Красных и Плюссы на Ляды и дальше к реке Луге передала разведывательная группа В. Д. Лебедева, засланная в тыл врага. 13 июля, а по некоторым свидетельствам еще вечером 12-го, из Ленинграда спешно эшелон за эшелоном стали отправлять 2-ю дивизию народного ополчения, сформированную в Московском районе в значительной степени из рабочих завода «Электросила» и фабрики «Скороход». Ей и предстояло закрыть ту брешь, к которой устремлялись фашисты, двигавшиеся безостановочно: утром 14 июля они ворвались в районный центр Осьмино, где только что закончилось собрание актива. По сигналу тревоги около 100 бойцов истребительного батальона заняли оборону по берегу Сабы и какое-то время удерживали левобережную часть поселка. Завязалась рукопашная. Секретарь райкома партии Иван Григорьевич Калабанов, взявший на себя командование, застрелил фашистского офицера. Отряд держался стойко, но вражеские танки все же прорвались к мосту через Сабу и продолжали движение к реке Луге. В числе погибших в том бою были участники собрания актива — заместитель председателя облисполкома В. Е. Лебедев и работник сельхозотдела Ленинградского обкома партии А. П. Немков. Прикрывая отход своих товарищей, сложил голову и Иван Григорьевич Калабанов.
Силы были, конечно, несоизмеримыми, и все-таки осьминцы на какое-то время задержали гитлеровцев; в районе Сабека, где занимали позиции курсанты Краснознаменного пехотного училища имени С. М. Кирова, фашисты появились только к вечеру 14 июля.
На дороге к Ивановскому, расположенному в нескольких километрах от Луги, не было даже добровольческих формирований, а только небольшая охрана моста. Гитлеровцы послали вперед на машинах переодетых в красноармейскую форму солдат из диверсионного полка «Бранденбург». Они захватили мост, и вот уже его деревянный настил рвут траками танки передового отряда. Танков было только 20.
На колокольне Ивановской церкви располагался пост наблюдательно-оповестительной службы (три или пять красноармейцев). Судя по всему, они сумели передать сообщение о танковом прорыве, даже попытались оказать сопротивление. Так сегодня рассказывают об этом в Ивановском. На существовавшей там до войны бумажной фабрике в тот день спокойно работали, не подозревая об опасности; фашисты поняли это, заперли на всякий случай фабричные ворота и, не задерживаясь, погнали машины вперед. Плацдарм на правом берегу Луги они уже получили, но им хотелось большего — они рвались к станции Веймарн, к Таллинскому шоссе.
Полки и батареи 2-й дивизии народного ополчения в это время уже выгружались в Веймарне, а от Красного Села мчался танковый батальон бронетанковых курсов усовершенствования командного состава. Местом встречи устремлявшихся навстречу друг другу войск предстояло стать селу Среднему, примерно на полпути между Ивановским и Веймарном…
2-я дивизия народного ополчения грузилась на станции Витебская-товарная. По эшелонам передали, что путь будет недолгим — до Красного Села, где ополченцы продолжат занятия. Все считали, что в бой им не скоро; может, и дома успеют побывать: от Красного Села до Ленинграда меньше часа езды на поезде. Только уже в пути, когда в вагоны потянуло свежим морским ветром (составы направили кружным путем — через Петергоф, Ораниенбаум, Котлы), ополченцы поняли, что везут их, скорее всего, прямо на фронт.
Утром 14 июля первый эшелон прибыл в Веймарн. Станцию еще не бомбили, выгрузка прошла без особых сложностей. Единственным событием, взбудоражившим всех, было появление низко летевшего небольшого самолета. Пока разобрались, что это наш разведчик, кто-то успел по нему выстрелить. С самолета сбросили вымпел с запиской, в которой сообщалось, что фашистские танки уже в Ивановском, то есть в 10–12 километрах от станции.
По дороге в Ивановское тотчас ушла группа разведчиков под командой бывшего матроса-балтийца, кронштадтского плотника Ф. П. Узелкова. В селе Среднем они столкнулись с фашистами, которых было больше, но Узелков четко организовал бой, сам уничтожил трех гитлеровцев. Оставшиеся в живых бежали из села. Теперь не оставалось сомнений, что уже сегодня или завтра придется принимать бой. Принять его предстояло людям, многие из которых десять дней назад впервые взяли в руки винтовки, а некоторые до сего дня не сделали ни одного выстрела. Рабочие, бригадиры, мастера, начальники участков, цехов, партийные, комсомольские, профсоюзные руководители из числа ленинградских энергомашиностроителей, обувщиков, работников мясокомбината, студенты. Навстречу им двигались уверенные в себе, вымуштрованные, обладающие опытом войны в Европе профессиональные грабители и убийцы…
Так случилось, что политрук одной из батарей артиллерийского полка дивизии Павел Данилович Бархатов, подвижный, рассудительный 34-летний мужчина, сразу после выгрузки остался за старшего. Перед уходом в ополчение Бархатов был начальником отдела кадров Московского райжилуправления. Смолоду он поработал кузнецом, мастером на Волховстрое и Свирьстрое, потом инструктором райкома партии, окончил рабфак, комвуз, начал заниматься в Промакадемии — всего этого уже было достаточно для его возраста, но сам Бархатов, помимо всего прочего, считал себя еще и военным человеком. И не без оснований. Во время советско-финляндского конфликта он добровольцем пошел в армию, начал, как сейчас, политруком батареи, потом стал комиссаром дивизиона, оставался в армии до ноября 40-го года и немало преуспел в артиллерийском деле. Расчеты в их теперешней батарее были составлены по преимуществу из студентов авиационного (ныне авиаприборостроительного) института, не прошедших сколько-нибудь серьезной подготовки, но за те десять дней, что они провели вместе в районе мясокомбината, Бархатов успел научить их самому основному, потренировать и теперь в общем полагался на них. Жаль только, что перед самой погрузкой у них забрали гаубицы и теперь вся батарея состояла из двух 76-миллиметровых орудий, лишенных прицельных приспособлений — панорам.