— Ну, окопы, допустим, тоже нужны… — немного сконфуженный таким «фланговым нападением», протянул товарищ Арсеничев, обратив на меня взгляд своих узких глаз. — Ты, мальчик — Брежнев? Знавал я твоего отца, толковый товарищ, хоть и дюже аполитичный…
— Да уж, кого попало фабрикатором не назначат! — поддержал суждение предревкома мастер Малиновский.
— А зачем нужны окопы, если можно сделать хорошие бронепоезда, которые сами врага остановят, да еще и назад, до самой Варшавы, погонят? — понимая, что второго шанса быть услышанным может уже и не представиться, торопливо выпалил я. — И потом… я вот смотрю на эту платформу… их же проще сделать можно!
Арсеничев и Шехтер переглянулись. На лице управляющего было написано откровенное недоумение.
— Это как же «проще»? — недоверчиво спросил Малиновский. — А ну брось трепаться! Ты что, инженер?
— Нет, конечно, не инженер, — признал я очевидное, чувствуя, как краснеют уши. — Но у меня батька — специалист, фабрикатором тут трудился, сами только что об этом сказали. Он мне много всего порассказал! Вот вы говорите, броневой стали у вас нет, — обратился я к Шехтеру. — А ведь если поставить листы под углом, их стойкость повысится. Тогда, может быть, и котельная сталь выдержит обстрел? А еще… А еще…
Я говорил быстро, увлеченно, выкладывая идеи, основанные на элементарных, в общем-то, знаниях, известных мне из будущего. Про «рациональные наклоны бронирования» советского танка Т-34 знали в нашем дворе даже младенцы. Про «разнесенное бронирование» — чуть менее, чем все. Я же, с молодых лет интересуясь военным производством и военным делом, мог бы дать фору признанным знатокам этого дела. Мастер слушал сначала скептически, потом во взгляде его появился интерес. Заместитель управляющего продолжал хмуриться. Арсеничев молчал, внимательно глядя на меня своими узкими пронзительными глазами.
— Идеи… интересные, конечно, — наконец протянул Малиновский, задумчиво почесывая подбородок. — Но как же мы нарушим проект товарища Хлебникова, утвержденный Центробронёй? Это же самовольство, способное подорвать боеспособность бронепоезда! Кто на себя такую ответственность возьмет?
— Вот именно! — подхватил товарищ управляющего. — Эксперименты нам сейчас не нужны! Нас за такое по головке не погладят, напротив — очень запросто могут поставить к стенке. И тот факт, что я буду стоять у нее рядом с товарищем Брежневым, совершенно меня не утешает! Нет, делать всё надо по утвержденному проекту!
— А если проект нереалистичен? — не сдавался я. — Ну вот нету у вас нужного объема броневой стали. И чего? Не сделаете бронепоезд в срок — точно также встанете к стенке. Только уже без товарища Брежнева.
Такие недетские суждения произвели некоторое впечатление. Арсеничев, поглядывая то на одного, то на другого из нас, вдруг решился:
— А почему, собственно, мы должны сдерживать инициативу товарищей рабочих? Вот у нас в проекте есть несколько небронированных вагонов: склад боеприпасов, тендер для угля… А бронировать их надо: одно попадание может вызвать пожар или даже взрыв. Давайте с них и начнём!
— Может, сделать хотя бы одну платформу для начала? — предложил мастер Малиновский.
— Одну? — переспросил Арсеничев. — Оформить как инициативу снизу, рабочий почин? Ну что же, давайте. А кого назначим ответственным? Есть такой человек?
— Есть! — тут же выпалил я. — Мой отец: Брежнев Илья Яковлевич. Верните его и еще пару толковых мастеровых из Синельниково, с рытья окопов. Дайте им материалы. Пусть сделают одну платформу с эрзац-бронёй. Он на все руки мастер! Я уверен, что получится! — в последнем я в действительности далеко не был уверен.
Я обратился к мастеру:
— Степан Лукич! Ну хоть вы скажите!
Товарищ Арсеничев задумался. Я напряженно смотрел ему в глаза.
— Ладно, — наконец решил он. — В словах мальца есть резон. Вернем твоего батьку, да посмотрим, что у вас получится. Конечно, боевые платформы будем делать строго по проекту товарища Хлебникова, утвержденному приказом Центроброни. А вот вспомогательные вагоны можно попробовать бронировать попроще. Можем сделать одну платформу по-твоему. И еще двоих, кого назовет мастер. Пусть попробуют. Под ответственность Брежнева — Брежнева-старшего, — уточнил он, слегка улыбнувшись, — и под присмотром мастера Малиновского. Но если сорвут сроки или испортят материал — пеняйте на себя! По законам военного времени спросим!
— А тогда… — спохватился я, понимая, что двоих помощников отцу могут назначить кого угодно, а друзей надо выручать. — Отцу в помощники толковых рабочих с нашего завода дайте. Грушевой Константин Семенович и Новиков… отец Игната… как его… — я запнулся, не зная отчества.
— Новиков Трофим, — подсказал дед. — Тоже мужик мастеровой.
— Вот их тоже бы вернуть, — закончил я.
Арсеничев кивнул.
— Хорошо. Малиновский, подготовьте расписание на возврат. Я дам распоряжение в штаб дивизии. А ты, — он повернулся ко мне, — ступай домой.
Я выскочил из цеха, чувствуя невероятное облегчение и одновременно волнение. Я добился своего! Отец вернётся домой.
Он действительно вернулся через день. На следующий день под вечер дверь наша избы распахнулась, и на пороге появился Илья Яковлевич. Мрачный, осунувшийся, в грязной, пропахшей потом одежде. Он молча вошел в комнату и бросил на лавку котомку. Мать бросилась к нему, но он остановил ее жестом. Его тяжелый взгляд впился в меня.
— Ну, рассказывай, — глухо произнес он. — Что еще ты там на заводе учудил? Ты хоть понимаешь, чем все это кончиться может?
Я пожал плечами.
— Ну, ты теперь не на линии фронта. Разве плохо?
— Вернуться-то я вернулся… — горько усмехнулся отец. — Да только ведь ты за меня дал слово, что мы бронеплатформу сделаем. Головой моей поручился, можно сказать. А ведь ежели дал слово — его держать надо. Особенно в такие времена, как сейчас. Сейчас за слово-то к стенке живо поставят, и фамилию не спросят. Ты понимаешь, герой? Ну, и как мы будем делать эту платформу? А? Рассказывай, конструктор хренов…
Я объяснил Илье Яковлевичу, что всё не так страшно, рассказал возможные варианты. Он немного успокоился, настроение с первоначального «всё пропало» постепенно сместилось на уровень «ну хрен с ним, попробуем, чем чёрт не шутит».
— Ну на самый крайний случай скажешь, мол, сын преувеличил мои таланты. Не расстреляют же тебя за это! Самое худшее — отправят обратно, окопы копать.
— Нет уж, спасибочки! — глухо ответил отец и пошел спать.
На следующий день мы с раннего утра пошли по цехам: подбирать материалы и генерировать идеи. Мастер сообщил, что нам поручили бронировать, или как тут говорят «блиндировать» вагон, предназначенный для перевозки боеприпасов. Удивительное дело, но по первоначальному проекту он должен был оставаться небронированным.
С броневой сталью, как мы уже слышали, дело на заводе обстояло крайне плохо. Пришлось изучать склады в поисках какого-то заменителя.
Целый день мы мотались по заводу. Огромное предприятие, ничего не скажешь! Увы, почти все цеха были пусты. Мартены и домны стояли холодными, причём, судя по молодой поросли кустарников, притулившейся в швах закопчённого кирпича, погасили их уже несколько лет назад. Лишь кое-где небольшие группы рабочих выполняли какие-то, явно локальные, задачи. Кто-то мастерил лопаты из листового железа, кто-то ковал бондарные обручи из полосы, а иные, как дед Мазалёв, занимались демонтажем и погрузкой станков. Их отправляли в центральную Россию.
В конце концов, наши поиски увенчались успехом: у второго прокатного в цеха мы нашли листы котельного железа толщиною в половину и в ⅔ дюйма.
— Отлично! — воскликнул я. — Надо будет устроить каркас из швеллера, как мы видели в вагоноремонтном заводе, и приклепать эти листы и с одной, и с другой стороны!
Отец задумчиво провёл ногтем по шершавой, начавшей покрываться ржавчиной поверхности прокатанного листа.
— Ну, пулю эта штука может и выдержит… а вот снаряд — уже вряд ли!
— Ничего что-нибудь придумаем, — оптимистично ответил я. — Есть еще какой-нибудь металл?
Как ни удивительно, вторую часть паззла мы обнаружили прямо возле вагоноремонтного цеха.
— А это что такое? — спросил я отца, указывая на тонкий, миллиметра три толщиной, стальной прокат.
— Это рессорная сталь. Её режут на полосы и, собрав в пучок, получают рессоры! — пояснил тот.
— Вот и славно! Уложим эти листы как раз в промежутки между двумя слоями нашей «брони». Они дадут дополнительные сопротивление, а их упругость позволит хорошо гасить энергию снаряда, предотвращая пробитие!
— Это все хорошо, но при попадании шестидюймового «чемодана», пожалуй, вся эта наша тонкостенная фанаберия будет просто-напросто выломана! — заметил отец. — Да и фугас сорока двух линейного орудия вернее всего пробьет ее!
Тут пришлось крепко задуматься. Зашли внутрь цеха, и тут мой взгляд упал на бетонные плиты покрывавшие пол цеха. Они были явно самодельными.
— Степан Лукич! — спросил я мастера Малиновского, — а цемент на заводе есть?
— Да, ну а как же? — прогудел тот. — Тут ведь то одно делается, то другое ремонтируется. Без этого никак!
— Вот и решение! Значит, замешиваем бетон, и заливаем пространство между листами брони дополнительно бетоном! Он позволит выдержать удары тяжелых фугасных снарядов.
По повеселевшим лицам мастера и отца я понял — они поверили в успех.
Итак, технология была выработана. К этому всему мы добавили ещё и рациональный наклон брони верхней части корпуса бронеплатформы.
Арсеничев был доволен. Отец и дед тоже повеселели, и только одно обстоятельство напрягало: дела на фронте у красных шли все хуже и хуже.
Поначалу пайки нам назначили далеко не самые выдающиеся. Но затем в цеху появились красноармейцы, назначенные служить на этом бронепоезде. Они с любопытством рассматривали его устройство, и наша небольшая бригада их особенно заинтересовала. Постоянно приходил к нам и будущий командир бронепоезда, товарищ Бойко. И вот он-то выступил инициатором выделения нам дополнительного питания.