Играли азартно, но вчерашнее происшествие не выходило из головы. В перерыве, когда мы уселись прямо на пыльную траву отдышаться, Костик задумчиво проговорил:
— А все-таки крепко нам может достаться, Лёнька… Козлик этот — здоровенный чорт!
— Ничего, — буркнул я, вытирая пот со лба. — Отольются кошке мышкины слезки.
— Как же отольются? — вздохнул Гнатка, стряхивая пыль с единственных штанов. — Он старше, сильнее.… Хоть и трус, а со сворой своей — сила.
— Вот потому я и говорю — тренироваться надо, — повторил я вчерашнюю мысль. — Не просто так кулаками махать, а с умом. Есть такая… наука. Самооборона без оружия называется.
Мальчишки посмотрели на меня с недоумением.
— Кака така наука? — Гнатка поскреб в затылке. — Борьба, что ли? Драка — она и есть драка. Кто сильнее, тот и прав.
— Да не скажи! — не согласился Коська. — Сила — это хорошо. А когда драться умеешь — еще лучше! Вот, я в цирке видел: «французская борьба» называется. Там такие приемчики, что только успевай вражин штабелями складывать! Только вот кто бы научил-то нас…
Гнатик, которому, судя по всему, в жизни не довелось побывать в цирке, угрюмо надулся.
— Я кое-что знаю! — сказал я.
— И что, научишь? — сразу загорелся Игнат.
— Конечно! Пойдемте к Днепру, на песок. Там и покажу кое-что.
Мы оставили пыльный пустырь и пошли по знакомым улочкам Нижней колонии вниз, к реке.
Утренняя свежесть меж тем развеялась без следа, щедрое южное солнце жарило как не в себя, и жара стояла такая, что тополиный пух, щедро усеявший все дороги и пустыри, казалось, вот-вот вспыхнет сам собой. Воздух дрожал над раскаленными крышами Нижней колонии, и даже неугомонные воробьи притихли в тени редких акаций.
По пути я вспоминал подробности предыдущей жизни. Тогда, в родном городе, я два года ходил в секцию «Самбо-88». Руководил ей очень увлеченный единоборствами человек, бывший «афганец», десантник с обветренным, украшенным шрамами лицом.
«Самбо, пацаны, — это не просто драка, это система! — голос тренера гулко разносился под сводами спортзала. — САМооборона Без Оружия! Поняли? Тут все лучшее собрано: и от дзюдо японского, и от джиу-джитсу всякого, и от разной народной борьбы, и опыт разведчиков Великой Отечественной. Французы придумали когда-то свою борьбу англичане — бокс, ну а мы — самбо! Почему оно лучшее? А потому, что универсальное! Самбист — он и борец, и ударник в одном лице. Он не прет напролом, как бык, а грамотно использует силу противника против него же самого! Поняли? Главное — вывести из равновесия, использовать его же вес, его же движение. И защита! Самбо — это прежде всего защита. Не дать себя ударить, не дать себя схватить, не позволить провести бросок, выполнить захват… А потом уже — сам атакуешь: бросок, болевой, удержание… Самбист против любого выстоит — и против боксера, и против каратиста, и просто против хулигана здорового. Если смотрели по телевизору бокс, знаете: почти каждая схватка боксеров заканчивается „клинчем“, откуда их вытаскивает рефери. А для самбиста в этот момент все только начинается!»
Пока я вспоминал прошлое, мы миновали последние глинобитные малороссийские хаты, заросли камыша и лозы, и вышли на берег. Днепр разливался здесь широко, вода несла свои желтоватые воды мимо пологих песчаных отмелей. Пахло рекой, тиной и далеким дымом пароходных труб. Воздух был чище, чем в городе, и дышалось легче.
Мы нашли ровную песчаную площадку недалеко от воды. Песок был мягкий, еще влажный после недавнего разлива, а раскидистый ясень бросал на него тень. Идеально!
— Вот здесь хорошо, — решил я. — Падать не больно будет.
Ребята с серьезными лицами приготовились внимать моей премудрости.
— Значит так, — я тряхнул головой, возвращаясь в реальность 1919 года, на берег Днепра. — Сначала — стойка. Ноги чуть согнуты, вес распределен, руки перед собой, но не в кулаки сжаты, а ладони раскрыты — так и схватить можно, и от удара защититься. Вот так, смотрите.
Я показал основную стойку. Гнатка и Костик неуклюже ее повторили.
— Ладно, пойдёт для начала. Теперь — движение. Не на прямых ногах, а пружинить, как кошка. И не стоять на месте, двигаться. Использовать силу врага. Если он толкает — не упираться, а поддаться и уйти в сторону, вывести его из равновесия. Вот, Гнатка, толкни меня.
Гнатка, пожав плечами, несильно толкнул меня в грудь. Я сделал шаг назад и чуть в сторону, одновременно разворачиваясь и захватывая его руку. Игнат по инерции пролетел мимо, потеряв равновесие.
— Видали? — спросил я, отпуская его руку. — Я его силу использовал. А теперь попробуем бросок через бедро. Самый простой. Костик, иди сюда.
Я объяснил захват за пояс и рукав, показал, как правильно подвернуться, подставить бедро и, используя вес Костика, перебросить его через себя на песок. Получилось коряво, не так чисто, как на мате, да и тело мое, молодое и крепкое, лишено было нужной мышечной памяти, но Костик все же шлепнулся на песок, удивленно хлопая глазами.
— Ого! — только и вымолвил он, поднимаясь и отряхиваясь.
— Главное — вовремя подвернуться и свой центр тяжести как бы под его центр подвести, — пытался я объяснить словами тренера. — И не силой тащить, а использовать его движение. Если он на тебя идет — ты его через себя перекидываешь…
Мы провозились на песке до самого вечера. Я показал им еще пару простых приемов: переднюю подсечку, как уходить от захватов. Мальчишки вошли во вкус. Особенно Гнатка — в нем чувствовалась природная хватка и злость.
— Да тут и впрямь наука! Не просто мордобой, — задумчиво произнёс он, когда я в десятый раз кинул его в песок. — Ты что раньше-то молчал, что умеешь так?
— Да я и не умел! Меня матрос Полевой научил, в благодарность за разведку! — неуклюже соврал я. — Только, он сказал, надо каждый день тренироваться, хотя бы по часу. Иначе толку не будет!
С завода донесся протяжный гудок — конец смены. Солнце уже клонилось к верхушкам тополей, что росли вдоль берега, когда на тропинке, ведущей от Нижней колонии, показались девчонки. Шли гурьбой, человек пять-шесть, в ситцевых лёгких платьицах, переговариваясь и посмеиваясь. Среди них была и Лида, та самая соседка, что разрешила набирать воду из своего колодца, Она шла последней: стройная, тоненькая, с тяжелой, перекинутой через плечо русой косой.
Увидев нас, барахтающихся на песке, девчата остановились.
— Тю! Гляньте-ка, борцы! — звонко крикнула одна, рыженькая, с веснушками по всему лицу. — Они тут драться что ли, учатся!
— Хулиганы, — поддакнула другая, постарше, — только бы кулаками махать.
Мы замерли, чувствуя себя неловко под их взглядами. Пыльные, потные, с растрепанными волосами. Костик покраснел и принялся старательно отряхивать штаны, хотя песка на них меньше не стало. Гнатка насупился, глядя исподлобья.
— Вам-то что? — буркнул он. — Идите куда шли.
— А мы и идем, — не осталась в долгу рыженькая. — На речку идем, а тут вы… любимое наше место заняли. Драчуны!
Они прошли мимо, хихикая и перешептываясь. Только Лида, проходя последней, чуть замедлила шаг и бросила на меня быстрый, любопытный взгляд. Потом отвернулась и догнала подруг. Их голоса еще некоторое время доносились с берега, где они уселись у самой воды, но потом стихли.
— Видали? — мрачно сказал Гнатка, когда девчонки скрылись за прибрежными кустами лозы. — Драчунами нас кличут.
— Пускай, — пожал я плечами, хотя взгляд Лиды слегка смутил меня. — Зато когда на нас какая-нито кодла полезет, посмотрим, кто кого. Только вот… одной борьбой, пожалуй, не обойтись. Особенно если их много.
Я сел на песок, подтянув колени к груди.
— Есть и другие способы. Чтобы наверняка.
— Какие еще способы? — насторожился Костик. Он был парень мирный, хоть и старался не отставать от нас с Гнаткой.
— Ну… разные штуки можно использовать, — сказал я, понизив голос. — Например, свинчатку. Знаете, что это?
Мальчишки переглянулись.
— Это… грузик такой? В кулак зажимать? — неуверенно предположил Гнатка.
— Точно. Кусок свинца, по руке отлитый. Удар будет — как молотком! Или кастет. Тоже вещь: надевается на пальцы, металлическая такая штука.
— Ленька, ты чего? — Костик даже отсел немного. — Таким же убить можно! Да и не по-честному это. У нас на улице даже если дерутся, ремень с железной пряжкой снимают. Так заведено!
— Закон улицы… — усмехнулся я, вспоминая совсем другие законы и совсем другие драки, где никакие «понятия» не действовали. — Когда тебя толпой бьют, про законы быстро забываешь. Тут уж как в той поговорке: против лома нет приема, окромя другого лома. Если их много, то как — по правилам или нет? А если ты, например, двенадцати лет, а на тебя какой-нибудь бычара пятнадцатилетний залупился — это честно? А когда ты со свинчаткой или кастетом — у тебя завсегда шанс есть. А без них — застукают, да и вся недолга. И никто не спросит, по-честному тебя били или нет. Поняли? Мы же не нападать первыми собираемся, а защититься — тут все средства хороши.
Гнатка молчал, обдумывая. В глазах его блеснул знакомый злой огонек. Видно было, что мысль о верном способе одолеть злыдней-недругов, которые найдутся у любого мальчишки, явно запала ему в душу.
— И где ж его взять, свинец этот? — наконец спросил он.
— А поискать, — ответил я. — После григорьевцев наверняка по стенам полно пуль застряло. Они ж палили без разбору. Свинец мягкий, его выковырять можно!
Идея показалась заманчивой. Забыв про усталость и борьбу, мы поднялись и пошли обратно в поселок, к тем улицам Нижней колонии, дошли до станции, где недавно еще шли самые жаркие перестрелки. Солнце уже садилось за Днепр, окрашивая небо в нежные, персиковые и лиловые тона. Дым из заводских труб казался теперь не черным, а фиолетовым, лениво ползущим в розовеющее небо.
Мы бродили вдоль глинобитных и кирпичных стен, внимательно всматриваясь. И точно — то тут, то там виднелись свежие отметины: характерные выщерблины в штукатурке, дырки в деревянных рамах, стволах деревьев, поленницах, а иногда, если приглядеться, в глубине такой дырки тускло поблескивал серый металл.