А когда Леонид сфокусировал свое зрение на Валькиной груди, сердце его зашлось, будто вместо этого самого сердца в груди зажил барабан, на котором сейчас исполняли виртуозную дробь!
«Ну, вот сейчас я перейду в другую форму сознания, – был убежден младенец. – Ну и прекрасно! Чего-чего, а в этом мире счастья точно нет! Нет, и не будет! Одни мучения!!!»
А потом она вновь взяла его на руки, такая теплая, пахнущая простеньким мылом и чем-то еще.
Он прижался к ней, вдыхая часто, а потом вцепился беззубым ртом в грудь, ощущая на языке лишь вкус стираного халата.
Она смотрела на младенца, как он, зажмурив глазки, пытается инстинктивно хвататься за нее, как личико его разгладилось, будто предвкушал что-то…
Дыхание женщины почти остановилось, покатились слезы из раскрасневшихся глаз, она расстегнула халат, подняла под горло лифчик, обнажив перед ним великолепную грудь.
Он ухватился ртом за розовый сосок с таким остервенением, что Валентина даже вскрикнула.
А Ленчик зачавкал пустышкой, кусаясь деснами, как будто сиська – это то единственное, чего ему не хватало в жизни!
На самом деле сие было именно так.
Но Валькина грудь была пуста. Фальшивка позволяла лишь частично удовлетворить сосательные рефлексы, а от того, что ее женское роскошество не проливалось молоком в младенческое чрево, Леонидовы рефлексы были переиначены нервной системой в эротическую сферу. Не есть, так начинать учиться покорять Космос!
Валентина через несколько секунд ужаснулась от собственного деяния, резко оторвала младенца от груди и долго еще сидела ошеломленная произошедшим. Она уже не слышала, как Ленчик орет, не удовлетворенный первым эротическим опытом в жизни. Сидела, открыв рот, будто рыба, глушенная динамитом…
А потом, придя домой после смены, она еще долго вспоминала случившееся. Оправдывала себя тем, что любому младенцу нужна женская грудь – и мальчику, и девочке… Ну дала ребеночку свою плоть…
Она боялась признаться себе, что было в укусах Ленчика что-то особенное. И, отупленная ужасом, не собиралась себе в том открываться, отправляя преступные ощущения глубоко в подсознание…
А потом смотрелась в зеркало, не видны ли следы укусов?..
А еще потом позвала Кешу и занималась с ним любовью истерически страстно, прижимая голову парня к груди особенно крепко, подспудно стараясь получить от его поцелуев ночное ощущение.
Но Кеша не справился с задачей, хотя ушел на работу абсолютно уверенный, что состоялся сегодня с Валентиной диким жеребцом. Если бы он знал, что уже через час какой-то фраер Геша пытался быть таким же страстным, то стал бы его организм раненым на всю оставшуюся жизнь.
Но он так об этом никогда и не узнал. Более того, Валентина больше ни разу за всю жизнь не позволила себе такого распутства. Волевым решением она хотела оставить из двух любовников одного, резануть по собственной жизни кинжалом лишения, но кого оставить, вот вопрос!.. Подбрасывала даже пятачок. А когда выходило, что этим одним должен случиться Кеша, ей становилось до невыносимого ужаса грустно. Она вновь кидала монету, добиваясь обратного результата. Но и Геша, в результате нечестной лотереи остававшийся в одиночестве, наводил в мыслях на нее такую убийственную тоску, что Валентина приняла самое правильное решение – дать отставку обоим! Что она и сделала решительно, определив себя в монахини на время!..
Несколько ночей она старалась не подходить к Леониду, но мальчишка кричал так, что сердце ее надрывалось, будто он был ее родным сыном.
«Что происходит со мною? – мучилась Валентина. – Как решить такой коллапс?»
После очередного изматывающего дежурства ее задержала на работе Будёна Матвеевна.
– Не получилось? – с кислым выражением поинтересовалась директриса, непроизвольным движением пригладив усы. – Орет твой Северцев! Будем давать димедрол. Или сразу в спецучреждение.
– Нет-нет! Что вы, что вы! – затараторила Валентина. – Как раз все отлично! Мальчик не плачет уже!.. Почти… Животик у него… У мальчиков всегда животики… Я поправила… Здесь димедрол не в помощь!.. Незачем Северцева в спецучреждение!.. Да что вы такое говорите!..
Будёна глядела на молодую воспитательницу, как на работающий пулемет.
«Откуда такая страсть? Откуда рвение?.. Неужели у этой девчонки призвание к призрению за детьми!.. – Будёна сделала паузу в размышлениях. – Так это неплохо в моем учреждении. Стоит даже поощрить. Премию дать небольшую. Потом пусть на конференции выступит с докладом по воспитанию сирот!.. Через два месяца как раз такая будет, все периферийные дома соберутся. А партактив – городской. Комсомол непременно зачтет этот факт как заслугу!..»
– Ну, коли так, как ты говоришь, – улыбнулась Чигирь, – коли так, тогда молодец!.. Ступай отдыхать, а после я тебе о делах совместных расскажу!..
Конечно, на вторую неделю она не выдержала неудовлетворенных криков Ленчика.
«Я – преступница!» – решила Валентина.
Она взяла сироту на руки, отправилась в пеленальную, где предоставила в распоряжение Ленчика обе свои груди. Сидела на стуле, откинув голову, бледная лицом, а он терзал ее плоть диким голодным волком. И неуемна была младенческая страсть, продолжаясь часами, пока скулы у ребенка не сводило от усталости… Тогда он выплевывал изжеванный сосок, обессиленный, но полный злобой.
Его организм еще долгие годы не будет способен к разрядке, тогда как мозг был готов к попытке оплодотворить Космос еще в пренатальном периоде.
Он отчаянно злился на Валентину, хотя она регулярно давала возможность младенцу насосаться пустоты вдоволь. Ее соски потрескались, как у кормящей матери. Она смазывала их растительным маслом, замечая, что грудь теряет форму, худеет, как будто молоко отдает. Да и она сама, точнее, ее тело постепенно теряло свою привлекательную форму на глазах ясельных коллег.
Еще Леонид отчаянно злился на свою мать, которая столько всего ему обещала, а сама сбежала, бросив его, беспомощного, оправдавшись смертью.
«Мы еще встретимся, – в расстроенных чувствах обещал он небесам. – Я тебе отомщу там, в другом мире!.. Мама-а, – тихо плакал он».
В среду на прием к Будёне Матвеевне попросился незнакомый мужчина.
Вообще-то она не любила общаться с посторонними, которые не объясняли цели визита. Она же не простая служащая, а директор государственного учреждения.
– Говорит, что ученый! – сообщили с вахты.
Чигирь в это утро пребывала в отличном настроении. Вчера ее приняли в кандидаты Коммунистической партии. Особенно отметили прошедшую конференцию и ее доклад о воспитании младенцев-сирот. Больше всего общественности понравились сентенции Будёны Матвеевны, что каждая воспитательница должна тратить себя на несчастных брошенных детей как мать, не просто вытирать им носы и попки, а быть самым родным существом. Только тогда из сирот вырастут настоящие советские люди, готовые служить социалистическому обществу!
– Ученый? – переспросила она. – Пустите…
Это был действительно ученый. Лохматый, в очочках, в костюмчике мятом.
Он поздоровался со стеснением, назвавшись Сергеем Сергеевичем, и долго не мог внятно объяснить причину своего визита.
Будёна внимательно смотрела на него в неторопливом ожидании.
– Я ее любил! – вдруг вскинулся ученый и посмотрел на усатую директоршу с подозрительным прищуром.
– Кого? – не поняла Будёна.
– Юлечку! – признался посетитель.
– А кто это?
– Соседка моя!
– И что?
– А то, что она умерла!
Сумасшедший, решила Будёна. Этого еще не хватало… Она решила разговаривать с посетителем ласково, как с буйным сумасшедшим.
– Как мне жаль!.. Очень жаль! – и всплеснула ручками театрально.
– Да не надо меня жалеть! – опять вскинулся посетитель.
– Не буду, не буду!
– Дело в том, что у нее остался ребеночек!
– Ох, бедненький! – посочувствовала Будёна, причем сделала такую гримасу, что посетителю показалось, что не женщина перед ним сидит, а монстр волосатый. – И вы хотите ребеночка нам отдать? – поторопилась директор с выводами.
– Да нет же! – еще больше обозлился посетитель.
– А что же?
– Да все наоборот!.. Я хочу не отдать, а забрать! Усыновить то есть!.. Я был близким человеком для Юлечки! Она звала меня Се-Се!..
– Так что, – начинала понимать Будёна, – ребенок у нас?
– Я вам битый час про это толкую!
– Фу-ты!.. Фамилия!
– Чья?
– Ребенка!
Ученый задумался.
– Если у ребенка не было отца, – размышлял Се-Се вслух, – значит, присвоили материнскую… Ларцева!
– Ларцева? – Будёна задумалась. – Нет у нас детей с такой фамилией… Абсолютно точно!
– Как нет?.. У меня имеются данные, что дите здесь проживает!..
– А я вам говорю, что нет! В Москве с десяток яслей для сирот.
– Что же мне делать? – расстроился Се-Се.
– Родите своего, – предложила Чигирь.
– А с Юлечкиным ребеночком что? – не унимался Сергей Сергеевич. – Не чужая ведь женщина!..
– Государство его вырастит… Или те, кто усыновили…
– Вы так думаете?
– Уверена.
Она провожала Се-Се, будто сестра родная – ласково поддерживая под руку, приговаривая, что такой мужчина в одиночестве никогда не останется!..
– Ученый!.. Красавец!.. К тому же без жены вам усыновить ребеночка не дадут. Навыков по воспитанию нет?.. Нет!.. А сиротке мамуля нужна куда как больше, чем папуля!..
Они как раз проходили мимо игровой, где маленький Леонид постигал тяжелую науку передвигаться на четвереньках. Слюни так и текли от трудностей!
Он увидел Се-Се и сразу узнал его.
Леонид тотчас вспомнил, как этот маньяк-сладострастец заглядывал своим похотливым глазом в замочную скважину материнской комнаты и пожирал ее наготу жадно и слюняво.
Что ему здесь нужно?
От страха, что Се-Се пришел именно по его душу, Ленчик в секунду преодолел расстояние до шкафа с игрушками, за которым укрылся. Втянул в себя растянувшуюся до пола слюну.
Дневная нянечка была свидетелем такого неожиданного прогресса в двигательном аппарате малыша и долго еще сидела, раззявив рот.