Она долго пыталась объяснить в отделе пропусков, что ей нужно видеть начальника отдела по ликвидациям, но встретила просительница в ответ лишь обалделые взгляды дежурных прапорщиков.
Совала в окошко свои наградные книжки, и лишь из-за трех орденов Славы офицеры не вызвали «скорую психиатричку». Решили доложить начальнику охраны.
Ее отвели в дежурную часть, пытаясь определить – не является ли эта странная женщина участником провокации, спрашивали много и долго, но конкретных ответов так и не получили.
– Мне нужен начальник отдела по ликвидациям! – настаивала Ангелина. – Трудно понять?!
– Да нет такого отдела, дура! – не выдержал дежурный.
– Звони главному!
– Это кому?
– Председателю КГБ!
– Может быть, Леониду Ильичу? – предложил дежурный.
– Не его профиль, – отказалась Ангелина. – Он по партийной линии, а мне нужно по узкоспециальной!
Здесь офицер понял, что его мозгов разобраться с героиней Отечественной войны не хватает. И тогда он решил обратиться в собственную безопасность и передать полоумную бабу в опытные руки.
Лебеду вели по длинным коридорам, поднимались на лифте, затем опять коридоры, и опять лифт, только вниз. На промежуточном контроле сопровождающий передал женщину другому офицеру и тот, коротко проговорив: «Вперед!» – зашагал за Ангелиной по лестнице, выложенной толстым ковром, чтобы шагов слышно не было.
– Направо, – командовал конвоир. – Прямо… Здесь… Стойте!
Офицер завел Ангелину в большую просторную комнату, где за секретарским столом сидел усталый майор, щелкающий какой-то текст на пишущей машинке.
– Товарищ майор, – негромко оповестил сопроводивший.
– Свободны!
Дверь, обитая настоящей кожей с ватной прослойкой для тишины, закрылась за провожатым.
– Документы, – приказал майор.
Ей нравилось, когда приказывали. Вспоминались лучшие дни жизни… Она протянула майору паспорт и орденские книжки. Тот долго рассматривал бумаги, проглядев аккуратно каждую страничку, затем поднялся со стула, прошел к другой двери и, постучав, приоткрыл ее.
– Разрешите, товарищ генерал!
Дверь за ней закрылась, оставив майора-адъютанта позади, а Ангелину – наедине с генералом небольшого роста, стоящим к вошедшей спиной и рассматривающим из окна пейзаж внизу.
Стояли долго и молча. Затем генерал обернулся…
«Ишь ты, косоглазый», – подумала она.
Что-то в его раскосых глазах почудилось Ангелине знакомое, отчего защемило в сердце… Господи…
– Национал! – проговорила она. – Киргиз!
Он тоже ее узнал почти сразу.
Он вспомнил ее великий бег по арабским пескам, большое чувство гордости в собственной груди за эту женщину и за свою Родину! Боже, как давно это было! Только вчера!..
– Геля!
Она бросилась к нему, как к родному, обняла киргиза, словно ребенка своего, хотя, если посчитать, то знала национала всего-то несколько часов своей жизни, и то без имени!.. Но какие это были часы!
– Товарищ генерал!..
Ей, как всегда, удалось сдержать слезы.
– Тише, тише! – улыбался киргиз. – Задавишь!
Она отпустила национала нехотя, но при этом продолжала смотреть в его лицо сверху вниз, заставляя генерала смущаться.
– Жива? – сумел сказать лишь неуклюже киргиз.
– Жива, – подтвердила она.
Они еще постояли, почти касаясь друг друга телами, потом разошлись в разные стороны – он сел за генеральский стол, а она в кресло посетителя.
– Как ты? – спросил генерал.
– Нормально… Я вот только вашего имени так и не знаю… Сейчас можно?
– Тимур Ашрапович.
– В честь Фрунзе?
– Нет, – усмехнулся киргиз. – Когда я родился, про Фрунзе еще никто не знал… Так, из эпоса одного имя.
– Понятно…
Потом майор-адъютант принес чай с лимоном, совсем некстати в жаркий день. Но они пили его, заменяя не начавшуюся беседу кипятком, оттягивая ее. Оба чувствовали себя близкими людьми, хотя не совсем знали, в каких словах это выразить.
Он начал первым, как мужчина.
– Проблемы?
– Ага, – ответила.
– Могу помочь?
– Хочу стрелять.
– Двадцать лет прошло! Зачем тебе это?
Она пожала плечами:
– Больше ничего не умею.
– А чем все эти годы занималась?
– Замужем была.
– Развелась?
– Умер.
– Воевал?
Кивнула.
– Вдове солдата поможем! Посиди здесь, я сейчас вернусь!
– Ага.
Он вышел в предбанник, разговаривал с майором-адъютантом.
– Пусть потренируется в нашем тире.
– Как же так, товарищ генерал? – развел руками офицер. – У нее муж был адвентистом седьмого дня!
– Уже узнал?
– Если бы не узнал, вы бы мне голову отвернули!
То была абсолютная правда.
– Умер у нее муж…
– Так что ж, мы теперь сектантам оружие доверять будем?! – возмутился, насколько позволяло звание, адъютант.
– Да ты знаешь, кто она? – Глаза киргиза почти закрылись. – Пока ты по батальонам контру фильтровал, она завалила Штиеску!
– Она?! – недоверчиво переспросил майор.
– А ты знаешь, кто был этот Штиеску?
– Говорят, что он до сих пор жив.
– Кто говорит?! – Генерал, казалось, стал еще меньше ростом. – Если бы Штиеску был жив, то товарищ Сталин еще в сорок третьем погиб бы!
Майор знал, что румынский фашист Андриан Штиеску был одним из самых известных в узких кругах специалистом по деликатным операциям. Тотчас в голове сложилась картина. Штиеску должен был ликвидировать вождя всех народов, но его самого упредила смерть, выпущенная из винтовки, на курок которой нажимал палец руки женщины, сейчас находящейся в кабинете Тимура Ашраповича.
– Так точно, товарищ генерал! – отрапортовал адъютант. – Лично тиром займусь!
– Хорошо…
Прежде чем вернуться в кабинет, национал долго стоял возле двери, почти уткнувшись носом в обивку. Он размышлял, пригласить ли Гелю вечером в ресторан… Решил оставить в памяти тот день, не вмешивая в прошлое сегодняшнюю действительность… А еще он подумал, что пойдет с внуками в воскресенье в Парк культуры имени Горького и покатает малышню на лодке по озеру с лебедями…
– Решено, – ответил генерал Ангелине. – Потренируешься, а там видно будет. Майор все тебе расскажет!..
Через неделю Геле выдали важные корочки с фотографией.
– Особо не показывайте без надобности! – предупредил майор на прощание.
Она кивнула и ранним утром следующего дня поехала в Тушино, где находился тир.
На КПП некоторое время проверяли ее документ, а потом солдат удивленно поинтересовался:
– Чего вы так рано? Седьмой час только…
Она не стала рассказывать, как ее тело сотрясает внутренней дрожью от невыносимого желания заглянуть в оптику, обнаружить в ней цель, нажать на курок и почувствовать всем нутром стремительный полет пули… Вместо ответа солдату спросила:
– Никого нет?
– Почему же нет, есть! Инструктор всегда на месте. Он здесь живет.
Она прошла через КПП и ступила ногами в высокую траву. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось огромное дикое поле. Геля жмурилась от просыпающегося солнца и где-то вдалеке угадывала очертание мишеней…
«Вот оно – счастье», – подумала.
Она пошла вдоль лёжек, улыбаясь всеми внутренностями, разминая пальцы рук автоматически, как двадцать лет назад.
А потом Геля увидела сгорбленного старичка с седыми проплешинами вместо волос. Глазам своим не поверила.
– Хмуров! – закричала она на все бескрайнее поле. – Хму-у-у-ро-о-ов! – разнесло эхо по России.
А он шуршал навстречу к ней, перебирая ногами, как когда-то – козликом. И столько счастья было на его морщинистом лице, что проливалось оно из глаз слезами…
Из воспоминаний Гелю вырвал скрип двери палаты.
– Пора! – сообщил Утякин.
– Да-да, – засуетилась Лебеда. – Уже!..
– Здесь раздевайтесь! – приказал доктор. – Примите душ и удалите растительность из-под мышек, а также с лобка. Александра поможет!
– Зачем? – поинтересовалась Ангелина, но, встретившись со взглядом Михаила Валериановича, слегка подобострастно заулыбалась. – Поняла, поняла…
С личной гигиеной она обошлась самостоятельно, как-никак Александра хоть и бывший, но мужик. Появилась в медицинской рубашке с завязочками на спине.
Ее заставили сесть в кресло-каталку и повезли по коридорам в операционный блок.
«Хирургия? – волновалась Лебеда. – Резать будут?..»
В просторном светлом помещении не было хирургического стола, зато имелся огромный резервуар, похожий на поставленную на попа барокамеру, к которой шло множество электрических проводов и резиновых трубок. Металл украшали десятки датчиков, попискивающих на разный манер.
Ангелина, поглядев на установку, почему-то успокоилась.
– Попрошу всех посторонних удалиться! – приказал Утякин.
Из посторонних была лишь одна Александра, которая, перекрестив Лебеду, попятилась на выход задом, ударилась мослами о косяк да чуть не снесла его…
Утякина уже ничего не интересовало. Он взял с металлического подноса шприц, наполненный мутной жидкостью, и велел Лебеде работать кулаком. Перехватил предплечье жгутом, проколол вену иглой и ввел в кровь препарат.
Ангелину чуть повело, а затем она совершенно расслабилась и даже заулыбалась. Седативные вещества сделали свое дело, впрочем, не усыпив пациентку, но прибив деятельность мозга до предельной возможности.
– Не спать! – скомандовал Утякин. – Вставайте!
Она поднялась из кресла, чувствуя в ногах необыкновенную легкость, а в душе любовный порыв. Она даже хотела тотчас признаться доктору в огромном чувстве, но он опередил ее приказом:
– Идите к камере!
Она подошла к агрегату, готовая с легкостью идти ради любимого на все. Пускай на смерть!
– Очки надевайте!
Она натянула нечто, лишь отдаленно напоминающее предмет для коррекции зрения. Скорее это была узкая защитная маска для глаз с непрозрачными, туго прилегающими к глазницам стеклами.
– Ничего не вижу! – игриво констатировала Ангелина. – Сварочные работы будем проводить?