— Еще бы одну процедуру… — прошептал Михаил Валерианович.
— Она не вечная! — отрезал Чармен. — Когда заслужишь!..
— Я — заслужу!
Более они ни о чем не говорили.
Чармен Демисович вальяжно покрутил пальцем, и сие действие не осталось незамеченным официантом. Халдей помчался к кассе, ненасытным желудком ожидая щедрых чаевых…
Чармен Демисович, опираясь на трость с серебряным набалдашником, отлитой в виде головы старого бедуина, опираясь, скорее для антуража, нежели за надобностью физической, вышел из клуба и, едва заметно кивнув Утякину, уселся в белокожий «Бентли». Дорогая машина неторопливо отплыла от края тротуара и понесла своего седока в сторону Лубянской площади.
Михаил Валерианович спешно дошел до станции метро «Театральная» и, дождавшись поезда, поехал в Коломенское, где его ждала жена Светочка.
Неприятный вечер продолжился неприятной ночью.
Светочка не спала, а пребывала в странном волнительном состоянии. Лицо ее было бледно, а глаза выражали крайнюю степень удивления. Светло-карие, они были неестественно широко раскрыты, и, огляди в этот момент женщину эндокринолог, наверняка бы поставил диагноз — базедова болезнь.
Поначалу Утякин не заметил необычайного состояния жены, хотел, как обычно, усесться за домашний компьютер, но Светочка встала за спиной и шумно, нервически активно дышала всей грудью.
Михаил Валерианович сфокусировал зрение на супруге и понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Тело жены трясло, словно бы его атаковало лихорадкой.
— Что случилось, милая?
Она не ответила на ласковый вопрос, только показала руку, в которой был зажат ключ.
Утякин прекрасно знал, что это за ключ и какой замок он открывает. Ему казалось, что сей предмет надежно спрятан, но, как сталось, Светочка оказалась везуча на находки. Теперь Михаилу Валериановичу было интересно, что еще обнаружила его женушка в приступе дневной скуки.
— Ключик, — подтвердил он.
— Мишенька… — Она осеклась. — Я не понимаю… Он был опытным человеком, а потому сохранял спокойствие и улыбку на лице.
— Что такое, дорогая?
— Я нашла этот ключ… — Ее шея раскраснелась, и Светочка была сейчас особенно привлекательна. — Он пришелся к соседской двери… Которая справа…
— А где ты его нашла? — поинтересовался Утякин.
— В воздуховоде…
— А хорошо ли открывать чужие двери чужими ключами? И что тебя интересовало в воздуховоде?
Чувствовалось, что у Светочки пересохло во рту.
— Я виновата, — призналась она. — Но объясни, пожалуйста, что это за комната?.. Кому она принадлежит?..
Неожиданно глаза Утякина стали маленькими и злыми.
— А тебе какое дело ?!. Какого черта ты вообще полезла в эту комнату!.. Что ты хотела выведать?!. Отвечай немедленно!
Светочка была обескуражена неожиданным нападением мужа. Она совсем испугалась, глядя в его бесцветные глазки.
— Ты не волнуйся, — попросила она жалобно. — Я только минуту была в той комнате!
Слава Богу, подумал Утякин, но злобы из глаз не убирал, стараясь выведать информации побольше.
— Как не стыдно! Ты, как воровка, забралась в чужое жилище! Что ты хотела оттуда взять?! — Утякин картинно вознес руки к потолку. — Я не знал, что живу с воровкой!
— Я ничего не брала оттуда! — взмолилась Светочка. — Честное слово!.. Я не воровка!!! Но объясни, что за фотографии я нашла на столе? — Из ее широко раскрытых глазок текли слезки.
— Какие фотографии? — внутренне напрягся Михаил Валерианович.
— Там изображен ты, когда тебе пять лет!
— Ну и что?
Утякин все понял и теперь старался придать своему лицу образ опытного психолога, а речам гипнотические интонации.
— На обратной стороне… — Светочка волновалась так отчаянно, что ее ожидал нервный срыв. — Там, на обратной стороне вензеля всякие… И… И написано — фотоателье Густава Берлина, тысяча девятьсот пятый год…
— Да, дорогая, и что?..
— Там еще написано от руки: Мишенька Утякин, пять лет.
— И что?
— А на другой фотографии мужчина и женщина. Тоже ателье Берлина, тысяча девятисотый год. И подпись на обратной стороне — доктор Валериан Андрианович Утякин и его супруга Елена Станиславовна…
— И что, моя дорогая?
— Сколько тебе лет? — Сейчас Светочка была похожа на умалишенную, так корежило ее мозги.
— Не понимаю!..
Утякин вовсе не обладал актерскими способностями. Но когда прижало не на жизнь, а на смерть, его организм собрался на единственный лицедейский раз, став Станиславским и Немировичем в одном лице.
Михаил Валерианович так реально изобразил на своей бледной физиономии растерянность и недоумение, так точно послал сигнал в нижнюю губу, которая в ответ задрожала мелко и дробно, и даже глаза, обычно бесцветные, казалось, наполнились небесной лазурью, окрашенные его силой воли. Весь этот портрет, изображенный Утякиным, посылал сообщение Светочке, что произошло очень глупое и нелепое недоразумение. Его верного мужа заподозрили в чем-то нехорошем, а обиженная душа чиста до дна, до младенчества!..
— Дурочка! — произнес Михаил Валерианович. — Ты… Ты подумала… — Он замотал головой. — Это же… Это мои прадед с прабабкой! Ты что подумала, девочка?
— Как прадед с прабабкой?
Светочка отшагнула назад.
— Да очень просто! — Утякин шагнул следом. — На фотографиях мои предки… А мои родители назвали меня в их честь! Что тут непонятного? — Он засмеялся совершенно натурально. — А ты что подумала?.. Ты подумала, что мне сто лет?.. Ха-ха-ха!!!
Она обнаружила себя идиоткой. В ее груди огромной птицей распустило крылья чувство раскаяния! От простого объяснения сложного, от того, что она украдкой обыскала соседскую комнату, от беспочвенных подозрений к мужу Светочка мигом ослабела, пролилась слезами покаянной грешницы, словно нежное весеннее облачко дождичком, и, раскрыв объятия, бросилась навстречу к мужу.
— Мишенька! — Она целовала его лицо, пальцы рук, прижималась лицом к мужниным коленям. — Любимый мой!..
Утякин продолжал держать на лице актерский труд, думая, что на сей раз, слава Богу, пронесло.
Он воспользовался самобичеванием жены, столь прекрасным и возбуждающим оно выглядело, нежно раздел супругу и овладел ею отнюдь не ласково, а варварски, с некоторыми элементами садизма.
Но Светочке, потерявшей дыхание от одновременно нахлынувшей боли и сладости, сначала захотелось вопить, а потом вопить в три раза громче. Мозги молодой женщины были окончательно отшиблены, она надолго забыла о фотографиях и соседских комнатах. Теперь каждую ночь она ждала побольше садо, а Михаил Валерианович не смел отказывать в этом своей любимой жене…
Утякин спал не более трех часов в сутки, тратя все остальное время на работу, уставившись в компьютер, который иногда шипел, как живой, если наступало время охлаждаться жесткому диску.
Михаил Валерианович бесконтрольно вспоминал о Чармене Демисовиче и при возникновении демонического облика своего знакомца в воображении отчаянно боролся с приступами злости.
Он совершенно не понимал хода вещей в природе. Почему одним достается все — именно тем, которые не прикладывают к этому никаких усилий, а другие, наделенные гением, трудоспособностью Сизифа, остаются ни с чем.
Какая такая заслуга Чармена, что он поймал животное и засадил его в колбу?! Кто так распорядился в пространстве?.. Почему не ему повезло так сказочно?..
Утякину иной раз становилось ужасающе одиноко и грустно в этом мире. Если бы он мог, если бы его слезные железки работали, то непременно бы заплакал доктор горючими слезами.
Но сейчас Михаил Валерианович способность плакать утерял. Да и считал это мокрое дело для себя бесполезным. После секунд мгновенных слабостей он целиком погружался в работу, расписывая какие-то сложнейшие химические формулы. Думал о Лебеде и о скором эксперименте, который сможет в случае удачи дать великую надежду.
Но Утякина ждало еще одно сильнейшее потрясение. В понедельник, прождав целый рабочий день, он так и не дождался Ангелину Лебеду. К шести часам вечера все его существо охватила тотальная паника… Особенно когда, справившись у администраторши с силиконовыми губами об адресе старухи, он узнал, что таковой не записан и не запомнен.
— Ты — идиотка! — кричал Утякин истошно. — Старая кретинка! У тебя не голова, а горшок с фекалиями!.. И я ей, этой уродине, подарил двух детей!.. Что ты из них вырастишь!
Администраторша от такого мощного наезда хватала рот губами, как недоглушенная глупая рыба карп с сотрясением мозга, ожидающая путешествия на раскаленную сковороду.
— Не говорили записывать… — оправдывалась.
— А ты что, дура?!. Не знаешь, как работать! ?
— Как-то случайно вышло…
Случайно, говоришь!.. Не видать тебе липосакции!.. Тогда твой молоденький петушок быстренько перелетит топтать молодую курочку! А губы твои лопнут, как велосипедная шина. Силикон вытечет! И станешь ты похожа на компрачикоса.
— Михаил Валерианович! — проговорила администраторша. — Я…
— Что я!!! Что я!!! Где мне теперь ее искать?!.
И здесь он вспомнил.
Какие такие труды…
Ангелина рассказывала о своей модельной деятельности. Мол, она — самая старая манекенщица в Европе!
— Сколько у нас модельных агентств в Москве?! — вскричал вопросом Утякин.
— Не знаю, — содрогнулась в ответ администраторша.
— Ищи, дура! Открой интернет и найди мне пять лучших! Ясно?!!
— Уже ищу!
Утякин хлопнул дверью кабинета и принялся ждать. Солнце быстро падало за крыши домов, а доктор думал о том, как в случае неудачи с поисками сообщит об этом Чармену Демисовичу. Что после этого сообщения последует?..
Через пятнадцать минут ожидания на его стол лег лист бумаги с напечатанными телефонами и названиями «модного» бизнеса.
Михаил Валерианович набрал номер первого.
Телефон долго молчал, и доктор, теряя самообладание, глянул на часы, уверенный, что рабочее время кончилось. Так оно и было. Но на другой стороне провода ответили приветствием — вежливо, мило и эротично.