Других ножей Хоорс не нашел. Осмотрел каждое тело, но мечницы были убиты своими же клинками — уж раны от меча и ножа Алисы не скроешь. Лиловый фонарь выхватил темное вязкое пятно впитавшейся крови у дерева, усыпанное пухом и перьями. И Ангел подошел к нему, склонился, поставил фонарь рядом и принялся разглядывать. Белые да бурые, крупные, маховые. Такие были у одной лишь Люциферы. Да и неоткуда тут было взяться еще одному ангелу — какой идиот посмеет встать между охотницей и ее добычей.
Последний патруль крылатых отрапортовал, что в небе не было ни Люции, ни ее пегаса. Лишилась крыльев, чем привела в ужас весь госпиталь и почти на день парализовала работу постов. Гул стоял по всей горе — глава Охотниц Алиса отрезала крылья той самой Люцифере! Но Хоорс мало в это верил, а увидев поле боя, убедился в своей правоте — скорее маршал отрубила крылья сама. Ей бы хватило безрассудства и на такое.
Но и пегас Люции не улетел. Старая кляча утопала по лесам неизвестно куда. Еще одна ловушка. Чтобы все решили, что беглянка улетит. Или не ловушка. Может, она как раз и собиралась, потеряв крылья, улететь на крылатом коне. Тогда бы взяла кобылу посильнее, а не умирающее создание, давно бы скопытившееся, если бы не Лион.
А собиралась ли она вообще отрубать крылья? Всю войну кричала, что это ее преимущество, а теперь вдруг — обуза? Или после госпиталя она была уже не в состоянии тащить на себе такую ношу? Или теперь ей противны ангелы?
Могло быть все, что угодно.
Хоорс поднял фонарь и прижал к груди. Обхватил его, уткнулся лбом в кольцо и тяжело выдохнул. Любые его догадки абсолютно не имели смысла. Пусть даже он угадает, что с того? Люция от этого не появится.
Да и мог ли он угадать? Люция с самого детства была сама себе на уме. С ней почти никто не мог сладить, она делала всегда только то, что хотела. Лезла в драки, летала, как угорелая, покоряла горы. Она даже весь рядовой состав в свои десять лет построила — обыграв в шахматы на желание. Заставила каждого чему-то ее научить — стрелять, метать ножи, защищаться, прятаться.
Найти маленькую гарпию было практически невозможно. Еще сложнее было вдолбить в упрямую голову, что ей жизненно необходимо заботиться о своем хрупком теле, не знающем боли. Ей было плевать — лезла в горы, сдирала руки и колени в кровь, вечно с вывихами, растяжениями. Сколько мороки! Сколько времени ушло, чтобы приучить ее заботиться о себе! Постоянно с разбитыми кулаками, синяками, вся перемазанная йодом и замотанная в бинты по самые уши. Она запасалась спиртом, перекисью, йодом, бутиралем и бинтами. Училась на ощупь определять травмы, пыталась компенсировать отсутствие боли всеми остальными чувствами. И плевать ей было на уговоры. Твердила без устали — «Я — совершенство! И сам Бог позавидует мне!». Несносная девчонка! Выросла в чудовище! Где ее искать?!
Но Лион знал, кого посылает — Хоорс был единственным, кому было под силу отыскать Люциферу где угодно. В этом ему не было равных, он и сам не знал, почему.
— Думай! — огрызнулся он, с размаху ударив лбом по фонарю. Тот только вспыхнул в ответ.
Размышления никогда не помогали. Лишь странное интуитивное чутье работало безотказно. Хоорс выдохнул и поплелся меж деревьев в сторону селения муравьев. Он там уже был — не приходила Люцифера — но тянуло именно туда. Снова.
Ариный лес кончился крутым спуском с холма. Внизу горела лиловыми огнями ночных фонарей деревня — последняя смена шахтеров возвращалась по домам.
Пусто. Чутье завело Хоорса в никуда. Вокруг была только пожухшая трава, валуны да ямы. Тихая безлунная ночь как будто и не хранила никаких секретов. Он обвел фонарем примятые кусты, медленно сползающие по склону деревья и выступающий над холмом серый камень. Выдохнул.
Собрался возвращаться, как услышал шепот. Мурашки пробежали по спине.
— Кажется. Кажется. Мне все кажется. Кажется. Кажется…
Бросился к валуну, обогнул. И замер, невольно опустив руку с фонарем.
Он узнал Люциферу со спины. Седые волосы до талии были рассыпаны по широким плечам, запачканы кровью, а некоторые пряди даже намотаны на выступающие кости крыльев. Обломки были залиты бутиралем и блестели в свете фонаря. Люция сидела и покачивалась вперед-назад, все повторяя себе под нос, что ей что-то кажется.
Как же сильно она изменилась. Кожа висела на выступающих костях, от былых мышц не осталось и следа. До чего тонкими и слабыми стали руки. Ее по-мужски широкая спина была усыпана, как бисером, ранами и крохотными синяками от игл — симметрично вдоль хребта. Каждый позвонок выделялся фиолетовыми и зелено-желтыми пятнами на сероватой коже.
— Мне все кажется. Кажется. Кажется, — шептала она, водя большим пальцем по левому запястью. — Кажется. Кажется.
Хоорс сглотнул, облизнул сухие губы, не решаясь окликнуть ее. Медленно подошел, боясь напугать, и выглянул из-за плеча. До чего же гадко пахло распотрошенной животиной. Между ног беглянки лежала объемная туша, под рукой — мешок с солью, у колена — еще один мешок, для мяса. Она готовила запасы. Ангел подозрительно присмотрелся к туше — мясо темное, такого у коровы не будет, разве что у оленя или коня.
Догадка пришла не сразу. Хоорс нехотя поднял фонарь, лиловый свет разлился по камню, выхватив из мрака аккуратно сложенные белесые крылья. Там же стояли склянки, полные бурой жидкости, и мешок с ливром, неприятно бивший в нос запахом внутренностей. Ангел плотно прижал ладонь по рту, борясь с позывами рвоты. Не мог понять, что чувствует помимо омерзения и ужаса. И мясо, и крылья, и кровь принадлежали любимому пегасу Люциферы.
Она даже головы не повернула, словно не видела, что все вокруг залито лиловым светом. Без фонаря, без огня просидела у камня до ночи. Врач предупреждал, что на закате и на рассвете галлюцинации особенно сильны. К тому же, сейчас осень — самое тяжелое время для всех безумцев. Если она не может отличить свет фонаря от мрака, то узнает ли своего хранителя?
— Здравствуй, Люлю, — тихо прошептал он, присаживаясь рядом.
Люция молчала, терла пальцами запястье и смотрела в темноту.
— Люлю! — повторил он, тронув ее за плечо.
Она перестала качаться и только скосила на него глаза. Жуткие, заглядывающие прямо в душу. Совсем не принадлежащие человеку. Скорее уж — дикой, голодной гарпии. Что-то азартное, хищное мелькнуло в зрачках и потухло.
— Хоорс, ты? — просипела она, стиснув пальцами запястье.
— А не похож?
Он смог, наконец, спокойно вздохнуть. Она не станет его убивать. Но под ложечкой предательски засосало от страха — любимого пегаса убила, а ведь души в нем не чаяла.
Люция изучающе смотрела на его лицо, будто первый раз видела. Прикусила губу, прижала руки к груди.
— Не похож, — наконец, выдавила из себя. Насупилась, хмуря брови, отвернулась. — Ты выглядишь как зверюшка, что я дарила Изабель, как хорек. Ты в белой форме, как обычно. У тебя широкий нос и большие круглые глаза, карие, странные такие. Клыки, крохотные. Не руки, а лапы с когтями, — Люция замялась, еще раз искоса глянула на Хоорса. — Но только ты зовешь меня Люлю.
— Понятно, — кивнул ангел и поджал губы. Он не рассчитывал, что у нее будут такие галлюцинации. Хорек… боже, как узнала-то? Чушь, он с трех лет крылатый, он больше не зверушка.
— Мне все кажется, — прошептала она и горько усмехнулась. — Кажется. Вроде, мясо режу, а кажется, что червей перебираю, и они пищат, — слепо посмотрела перед собой, тяжело вздохнула. — Кажется. Но все такое настоящее, и не отличишь.
Хоорс придвинулся к Люлю и предложил крыло. Она благодарно кивнула и, ухватив за перья, укрылась. Интересно, что ей померещилось? Плащ? Плед?
— Кажется. Мне все кажется.
— Но ты же как-то отличаешь явь от иллюзии. Или нет? — ангел наблюдал, как Люция снова водит пальцами по запястью. Вены отчетливо проступали под нежной кожей, и он готов был поклясться, что вдоль них нет живого места — все в бисере шрамов, синяков, кровоподтеков.
— Отличаю, — она встрепенулась. Замешкалась, словно не могла понять, стоит ли доверять ему, является он иллюзией или нет. Протянула левую руку, ткнув запястьем под нос. — Когда мне все кажется, тут ничего нет.
Хоорс перехватил руку и осторожно повернул, подставляя свету. Клеймо оплавленной плоти сложно было спутать даже со шрамами на руках. Просто номер по счету — остался с войны против кошек.
— Тут цифры. Сто восемь или восемьсот один, как посмотреть, — ангел пожал плечами и оттолкнул руку. Уже не раз видел. Обычные цифры, у половины ангелов такие же остались с лагерей. У него самого — тридцать.
— Сто восемь, — прошептала Люция, закрывая цифры ладонью. — Если все вокруг настоящее, то я их чувствую. А сейчас нет. Даже руку не вижу рукой — какие-то щупальца сиреневые, светятся.
— Люлю, куда же ты пойдешь в таком состоянии, а?
Хоорс чувствовал себя паршиво. Люция нуждалась в его помощи, ведь даже не могла приготовить себе запасы, не говоря уже о том, что осталась без оружия, теплой одежды и крова. Она была совсем одна против империи. Мир просто пережует ее жизнь и выплюнет.
Он одёрнул себя — нет, она была снова одна. Снова против империи. Снова против мира. Снова без еды, оружия, одежды и крова. Снова. Ей не впервой было выживать и начинать все с начала. И она, безусловно, справилась бы в очередной раз, вот только верилось в это с трудом. Крылья потеряла, с ума сошла, отвернулась от империи, да и постарела. Из такого ада в рай не выбраться.
— Люлю? — повторил ангел, тронув ее за плечо.
Она слышала вопрос, но беззвучно говорила под нос, подбирая слова.
— Мстить, — пробурчала наконец, с силой стиснув запястье.
— Кому?
— Меруру, Мерт и, напоследок, Инпу, — Люция дернула плечом, словно это было абсолютно логично.
Хоорс пожевал губами, раздумывая над ее целями. Мерур был вассалом в округе Быков, приютил сироту, заботился о ней до пяти лет, хранил, как зеницу ока. А потом продал ангелам. С ним все было понятно. Мерт правила округом Змей. Их отношения сложно было назвать дружбой, но убивать из-за этого — стра