– Ну и что? Ты же сам сказал, чтобы я раздобыл фейерверки.
– Вот именно, фейерверки, а вовсе не компоненты для изготовления самодельных бомб. Черт возьми, для чего мы вообще можем использовать эту фигню?
Нэйт сплюнул и ухмыльнулся:
– Будь я проклят, если знаю. Для чего-нибудь по-настоящему офигенного, тебе так не кажется? Бабах. И все взлетает на воздух.
– Брось, не глупи. Черный дымный порох – это тебе не баран чихнул. Он не игрушка, с ним не побалуешься. От него могут пострадать люди, из-за него может возникнуть пожар.
– Ага. – Голос Нэйта так и сочился сарказмом. – В этом-то и заключается фишка, папаша. Кстати, я бы не имел ничего против, если бы ты сам пустил его в ход.
Адам расслабил плечи:
– Никто не просил тебя тащить сюда это. Мы просто хотели устроить несколько фейерверков. Бенгальские огни и все такое.
– У меня есть бенгальские огни, – вскричал Нэйт. – Бенгальские огни, пиротехника «Блэк Кэт» и прочая херня, годная только для сосунков. И все это ваше. Но я хотел сделать для вас что-то стоящее. Сделать ради всех нас. Так что, если у вас наконец вырастут яйца и вы решите поиграть всерьез, дайте мне знать. Я буду тут, рядом, в этом гребаном лесу, и буду что-нибудь взрывать, поскольку для этого у меня достаточно большой член. А все вы можете идти в жопу, особенно ты, Паркер. – Он ткнул пальцем в Паркера.
– Нэйт, я тебя прошу, и, заметь, прошу вежливо. Эта херня не игрушка, с ней нельзя шутки шутить. Пожалуйста, просто высыпь ее в какой-нибудь гребаный ручей, и дело с концом, – взмолился Адам.
Тонкие губы Нэйта изогнулись в улыбке.
– Не-а, мне, пожалуй, и так хорошо.
– Ты это серьезно?
Нэйт продолжал смотреть на него и улыбаться. Хлоя видела, что Адам проглотил свое раздражение и, повернувшись, пошел прочь. Секунду спустя то же самое сделал и Нэйт, унося с собой свой рюкзак со взрывчаткой. И вскоре они все услышали взрывы петард, частые, как очередь из пулемета, сопровождаемые громким гиканьем Нэйта.
Хлоя испустила вздох и подошла к своему кузену, который продолжал забивать в землю один колышек за другим и при этом, казалось, пытался сжаться в комок, сделаться максимально невидимым. Она понимала, что в этом виноват Нэйт со своими злыми подковырками.
– Ты как, в порядке?
– Не знаю, – ответил Паркер. – Думаю, да.
Хлоя кивком показала туда, куда в бешенстве умчался Нэйт. Послышалась еще серия хлопков, на этот раз дальше.
– Я просто хочу, чтобы ты знал – мы все понимаем, что дело вовсе не в тебе, – сказала она. – Это он мутит воду. Все это не твоя вина.
Паркер коротко кивнул:
– Это точно.
– И нам не нравится то, что он тебе наговорил. И тогда, когда мы шли сюда, и сейчас, когда он затронул тему твоего… ну, ты меня понимаешь.
– Да.
В его голосе слышалась нервная дрожь, как будто в душе у него скопилось слишком много эмоций. Хлоя хорошо знала этот звук, всегда предшествующий плачу. Последний год это с ним случалось часто.
– Да ладно, брось. Знаешь, у меня есть для тебя подарок.
Паркер посмотрел на нее:
– Какой…
– Никуда не уходи. – Она изобразила улыбку. – Я сейчас принесу.
Хлоя снова подошла к своей палатке, залезла в нее, взяла рюкзак, вернулась к своему двоюродному брату и опустилась рядом с ним на колени. И достала из рюкзака черную пластиковую упаковку, в которой были две портативные рации. Надпись на верху упаковки гласила: «РАДИО “КОБРА”, РАДИУС ДЕЙСТВИЯ 32 МИЛИ». Она с улыбкой вложила свой подарок в руки Паркера.
– Та-дам! Это будет совсем как тогда, когда мы были детьми и ставили палатки во дворе нашего дедушки, – сказала она.
На мгновение губы Паркера тронуло подобие улыбки.
Они часто делали это, когда были младше. Вся их родня собиралась вечером в пятницу или субботу, чтобы вместе поужинать. И они нередко просили своих родителей разрешить им заночевать у дедушки, чтобы поставить во дворе палатки. Они ставили их в противоположных углах просторного заднего двора и весь вечер смотрели на звезды, рассказывая друг другу страшные истории и заходя в дом только затем, чтобы подогреть в микроволновке крекеры с маршмеллоу и шоколадом.
Именно Паркер нашел в дедушкином подвале портативные рации, они лежали в большом квадратном чемодане, полном старых игрушек, принадлежавших их родителям, когда те были детьми. Батарейки пришлось заменить, но в остальном рации были исправны. Хлоя расплылась в улыбке, когда Паркер принес их на задний двор. «Теперь мы сможем разговаривать друг с другом даже после того, как ляжем спать», – сказал он, полный такого энтузиазма, какой бывает, только когда тебе не больше девяти лет.
После этого рации стали важным элементом их ночевок в палатках на дедушкином дворе, таким же важным, как сами палатки, или банки с кока-колой, или книжки комиксов. Они разговаривали с их помощью весь вечер напролет, иногда даже специально уходя в свои палатки пораньше, чтобы болтать, используя устройства, пока один из них либо они оба не засыпали при свете фонариков, купленных в магазине, где все товары стоили один доллар. Было здорово чувствовать, что Паркер всю ночь находится здесь, рядом с ней. В детстве Хлоя боялась темноты. Именно поэтому она и начала интересоваться звездами и созвездиями, ведь, когда ты что-то знаешь о них, темнота вроде как становится менее страшной. И благодаря звездам и историям о них ты чувствуешь себя не такой одинокой.
Нет, это благодаря Паркеру она чувствовала себя не такой одинокой.
Хлоя постучала пальцем по пластиковой упаковке и улыбнулась своему двоюродному брату.
– Благодаря этим штукам я не потеряю связь с тобой, – сказала она.
Паркер снова улыбнулся и на мгновение стал похож на того мальчика, каким она его помнила, который помогал ей ставить палатку, а потом лежал рядом с ней на траве, восхищенно слушая, как она говорит о созвездиях и пересказывает связанные с ними древние мифы.
– Ну, чего ты ждешь? – спросила Хлоя. – Открывай. Давай посмотрим, как они работают.
Паркер открыл свой складной нож, с его помощью разъял твердый пластик упаковки, после чего вынул рации и отдал одну из них Хлое. Затем повертел свою рацию в руках, включил ее, чтобы проверить состояние батарейки, и наконец пристегнул к своему поясу.
Хлоя поднесла рацию к губам, нажала на переговорную кнопку, и ее голос, усиленный динамиком и сопровождаемый радиопомехами, зазвучал с бедра Паркера:
– Как ты думаешь, эти штуки и впрямь могут работать в радиусе тридцати двух миль?
– Не знаю. Возможно, – ответил Паркер. – Но даже если радиус их действия вдвое меньше, это все равно клево. Спасибо тебе за них, Хлоя. Я правда очень тебе благодарен.
Она обняла его:
– Обращайся. Держи свою рацию включенной на тот случай, если я захочу сказать что-нибудь умное, а ты в это время не будешь находиться рядом со мной, лады? Шестой канал.
Паркер опустил руку и переключил свою рацию на шестой диапазон. Устройство издало пронзительный звук и замолчало.
Секунду спустя Хлоя сделала то же самое:
– Ну вот, теперь все готово.
– Класс.
Наконец вернулся Нэйт, босой и потный, после того как выпустил пар. И, не сказав ни слова ни Адаму, ни кому-то другому, прошел на место, где были его вещи, и с грехом пополам поставил свою палатку, не переставая ругаться себе под нос. Порой он бывал таким – угрюмым, говнистым. Остальные давно поняли, что в таких случаях лучше оставить его в покое, чтобы его дурное настроение прошло, и тогда он, в конце концов, перестанет раздуваться от важности.
– Не обращай на него внимания, – посоветовала Хлоя Паркеру.
– На него трудно не обращать внимания.
– А ты постарайся, лады? В конце концов он уймется. С ним так бывает всегда, – ответила Хлоя, пытаясь поверить в то, что говорит.
Паркер рассеянно кивнул, быть может, в ответ на свои собственные мысли. Как будто ее вообще тут не было.
Все хорошо. Все непременно будет хорошо.
Хлоя не знала, с чего именно все началось, но позднее, если бы кто-то спросил ее, что послужило толчком, она бы сказала: пожалуй, ничего – и, в общем, попала бы в точку. В конце концов, Нэйт весь день искал ссоры, так что она не удивилась, когда услышала, как он опять рычит на Паркера:
– В чем твоя проблема, чувак? А?
При других обстоятельствах это можно было бы пропустить мимо ушей, но в голосе Нэйта звучала такая злоба, что Хлоя насторожилась и прислушалась. Паркер сидел на земле возле своей палатки, строгая палку складным ножом, а Нэйт зло смотрел на него с другой стороны поляны, и в глазах его пылала ярость.
– На что ты смотришь, мать твою?
– Ни на что, – ответил Паркер.
– Да ну? А по-моему, ты пялишься на меня. Ты пялишься на меня? Да или нет? Отвечай!
– Нет.
– Брехня.
– Да ну тебя. – Паркер снова принялся строгать свою палку, проведя по ней ножом и сняв с нее еще одну завившуюся спиралью стружку.
– Да ну тебя, – ехидно повторил Нэйт.
– Нэйт, в кои-то веки отстань от него, мать твою, – крикнул Адам с противоположной стороны кострища. – Ты затеваешь перебранки просто затем, чтобы затевать перебранки. Ты же знаешь, что он не…
– Отвали, Джарвис, – огрызнулся Нэйт, не сводя глаз с Паркера. – Эй! Эй! Посмотри на меня, ты, большой фрик. Смотри мне в глаза. Я задал тебе вопрос. Ты пялился на меня или нет? Скажи правду.
– Думаю, да, – ответил Паркер, не отрывая глаз от палки.
– За каким хреном?
– Ни за каким. Просто смотрел, и все.
– Пошел ты в жопу – он, видите ли, просто смотрел! – зарычал Нэйт и бросил в сторону Паркера горсть земли. – И на что именно ты просто смотрел?
– На тебя.
– Почему?
Паркер поднял голову, посмотрел на Нэйта, и Хлоя прочла на его лице усталость, печаль и едва сдерживаемую ярость.
– Потому что ты делаешь это неправильно.
– Что я делаю неправильно?