Кровь вытекала из обоих отверстий в черепе Нэйта, окрашивая красным землю и палые листья, а его открытые глаза так закатились в глазницах, что Хлоя могла видеть только влажные липкие белки.
Она истошно закричала и продолжала кричать и кричать. Пару мгновений назад она видела, как умер ее друг, и теперь не могла сдержать рвущийся из груди крик.
Первым начал двигаться Джош.
Он вскочил на ноги, сделал четыре быстрых шага, добрался до Нэйта и упал на колени, взметнув в воздух грязь и пыль. Хлоя увидела, как он двумя пальцами касается мягкой окровавленной шеи Нэйта, ища пульс. Ища хоть что-нибудь, что могло бы вернуть ситуацию в нормальное русло.
– Нэйт? Нэйт, ты слышишь меня? Послушай, парень, если ты слышишь меня, моргни. Подай хоть какой-нибудь знак. – Его голос не дрожал, он был тверд, что было совсем не похоже на того Джоша, которого они знали до сих пор.
Стоявшая у палатки Ники осела на землю и заплакала, сотрясаясь от надрывных рыданий. Хлоя еще никогда не слышала, чтобы Ники плакала так, как сейчас; если бы кто-то спросил ее об этом час назад, она бы сказала, что такое невозможно. На ватных ногах она подошла к Ники, обняла ее с такой силой, на какую только были способны ее худые руки, и прижимала подругу к себе, пока рыдания Ники не затихли.
Убедившись, что Ники снова не начнет плакать, Хлоя встала, подошла к Джошу и помогла ему подняться с земли. Он чуть заметно покачал головой и, вернувшись к Ники, обнял ее. Взгляд Хлои опять переместился на Нэйта и уперся в то жуткое зрелище, которое представляли собой его голова и шея. И из глубин ее души пришло холодное чувство – чувство долга. Нэйт был засранцем, но он не заслуживал такого. Они не должны оставлять его тело в таком виде, скрюченном, неприглядном.
– Адам, ты можешь помочь мне хотя бы уложить его прямо?
Адам не ответил. Хлоя огляделась по сторонам, но Адама не было видно.
Значит, вот оно что.
Ну, конечно, он сделал это и, скорее всего, даже не колебался.
Адам последовал за Паркером в лес.
– Паркер, подожди!
Сзади донесся голос Адама, но Паркер проигнорировал его, продолжая проламываться сквозь низкорослый кустарник, подальше от крови, подальше от выражения на лицах своих друзей и всего этого шума в голове. В его руке все еще был зажат револьвер, «Смит-энд-Вессон 586», который принадлежал его отцу, тот самый, из которого отец научил его стрелять, когда он достаточно подрос. Вороненый, с отполированной временем рукояткой из древесины грецкого ореха, этот револьвер теперь казался ему намного меньше, чем тогда, потому что он повзрослел. Раньше, когда он был ребенком, ему казалось, что это оружие похоже на те пушки, с помощью которых в стародавние времена одни корабли пускали ко дну другие. Ведь оно производило такой же громкий шум.
– Паркер, пожалуйста, остановись!
Теперь голос Адама звучал громче. Он приближался. Паркера терзали панический страх, ярость и противная пустота, они словно раздирали его грудь раскаленными когтями. Ему хотелось завопить, упасть на землю и, сунув револьвер в рот, нажать на спусковой крючок.
Но он этого не сделал. Он продолжал бежать.
Впереди виднелась роща. Мчась к ней, Паркер вытирал саднящие глаза тыльной стороной ладоней. Нет, он не остановится, ведь он уже так близок к цели. Он будет придерживаться своего плана.
Сзади донесся треск ломаемых веток, и Паркер понял, что Адам догоняет его. Ох уж этот гребаный Адам, мать его. Вечно ему надо совать нос в чужие дела, вечно изображать из себя Капитана Америку.
– Паркер, пожалуйста…
Паркер повернулся, держа палец на спусковом крючке и нацелив дуло в лицо Адама. Его друг выглядел рассерженным, испуганным, охваченным паникой. Он потерял контроль над ситуацией, и это было ему не по вкусу.
– Оставь. Меня. В. Покое, – проговорил Парк, подчеркивая каждое произносимое им слово движением револьвера.
Адам покачал головой:
– Ты же понимаешь, что я не могу этого сделать.
– А придется.
– Почему?
– Потому что у меня есть пистолет, а у тебя нет, – огрызнулся Паркер.
Серое лицо Адама исказилось.
– Нэйт мертв, Парк.
К горлу Паркера подступил комок желчи, и он проглотил его.
– Это я уже понял.
– И что? Ты хотел, чтобы он умер? Ты хотел убить его?
– Я хотел, чтобы он заткнулся, – ответил Паркер.
– Нельзя стрелять в человека только потому, что он ведет себя как урод.
В глубине души Паркер понимал, что Адам прав. Но тот факт, что Адам прав, не помешал Нэйту доставать его, Парка. Тот факт, что Адам прав, не может возвратить мозги Нэйта обратно в черепную коробку, не может возвратить ему дыхание. Адам может оставаться правым, сколько ему влезет, но теперь все равно уже поздно.
– Пойдем со мной, – сказал Адам. – Мы все еще можем исправить дело.
– Ты же сам понимаешь, что это чушь, – ответил Паркер.
Адам расправил свои мускулистые плечи и сжал кулаки так, что они побелели.
– Не принуждай меня заставить тебя пойти со мной.
– Ты не можешь заставить меня что-то сделать, Адам. И никогда не мог.
Но Адам не слушал. Он уже мчался вперед. Паркеру показалось, со сверхзвуковой скоростью. Сбил Паркера с ног, и они оба повалились наземь.
Они дрались за револьвер – Паркер старался удержать его, а Адам силился вырвать оружие из ручищи Паркера, быстро молотя его по ребрам. От каждого такого удара в животе происходила небольшая вспышка, но он не выпускал оружия.
Не используя никаких приемов, а только силу, Паркер сбросил с себя своего лучшего друга и отшвырнул в сторону, чтобы встать на ноги. Но Адам снова кинулся на него. Он был так быстр. Врезался в него, словно несущийся на полной скорости автомобиль, и с силой впечатал плечо Паркеру в грудь.
Они снова покатились по земле. Адам обеими руками сжал колено Паркера, чтобы вновь оказаться наверху, но не рассчитал, и Паркер всадил револьвер прямо в его губы. Вскрикнув, Адам отлетел назад; он схватился за рот, и между его пальцами потекли кровавые ручейки.
Паркер снова встал на ноги и отошел. Вытер со своего револьвера кровь и поднял его, нацелив Адаму в сердце.
– Это был грязный прием, – простонал Адам и, шатаясь, встал.
– Я же сказал тебе. – Паркер снял револьвер с предохранителя. – Я сказал тебе уходить.
– Брось, ты же знаешь, что я не могу этого сделать.
Под прикрытием своей черной пушки Паркер выпрямился в полный рост. Теперь он возвышался над Адамом на полфута, расправив плечи, как расправляет крылья гриф-стервятник.
– Не можешь?
Адам вытер струйку крови, стекающую с губ:
– Парк, ты не можешь просто взять и уйти. Это не пустяк, от которого можно отмахнуться. Я не могу позволить тебе уйти как ни в чем не бывало. И не позволю.
– Можешь. Тебе достаточно просто развернуться оставить меня в покое. Пожалуйста, – сказал Паркер, злясь на себя за то, он унижается до просьб.
– Я не стану этого делать, не стану. Ведь я твой друг.
– Значит, то, что говорил Нэйт, было неправдой? Вся его гнусная болтовня о том, что вам надоело иметь со мной дело, была лажей? Это был просто Нэйт в своем репертуаре?
Адам открыл рот, будто подыскивая слова.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Парк?
– Скажи, что это неправда. Скажи, что он просто вел себя как урод, потому что ему нравилось ранить других.
Адам на мгновение отвел глаза, и Паркер разглядел в них стыд. Теперь он знал точно.
– Паркер…
В сердце Паркера словно вонзилась ядовитое жало.
– Неважно. Извини, что я спросил. Я ухожу.
Поворачиваясь, он успел увидеть, как что-то внутри его друга изменилось. Как будто вся доброта Адама неким ужасным образом вдруг покинула его и он превратился в бесчувственный манекен. Теперь Паркер не узнавал его.
– Сейчас же опусти пистолет!
Слова Адама прозвучали жестоко и глупо – он был сейчас так не похож на того паренька, которого Паркер знал еще с начальной школы. Адам всегда был самым добрым из них, но было очевидно, что его доброта больше не распространяется на Паркера.
Прежде чем Паркер успел отреагировать, Адам уже снова мчался на него.
Адам всегда был быстр. Он был намного проворнее, чем мог быть Паркер, даже если бы тренировался много лет, чего Паркер не делал. Паркер никогда бы не смог двигаться так, как Адам. Паркер был крупным и сильным, но быстрота, настоящая быстрота, которой Адам обладал еще тогда, когда они были малыми детьми, словно ею его одарили боги, была Паркеру недоступна.
Адам Джарвис мог бежать со спринтерской скоростью целую милю. Он мог с легкостью преодолеть любую полосу препятствий. Он мог пробежать марафон, даже не вспотев. Паркер никогда не видел никого, кто мог бы двигаться так, как он.
Вот только сейчас дело было не в быстроте. Быстрота тут ни при чем.
Паркер чуть-чуть опустил ствол револьвера и нажал на спусковой крючок. И колено Адама взорвалось облаком ярко-красных брызг.
Воздух между ними разорвал истошный крик боли, почти такой же громкий, как сам выстрел. Это вопль наполнил собою весь окрестный лес. Он пронзил тело Паркера, отдался эхом в его черепе. Он никогда ни от кого не слышал такого крика, и то, что этот звук исходит от идеального Адама Джарвиса, просто не укладывалось в голове.
Адам рухнул на землю, схватился за колено, и между его пальцами хлынула кровь. Паркер опустил револьвер, на мгновение забыв о нем. Стоял неподвижно, смотрел на своего друга, скорчившегося на земле и воющего, как раненое животное.
Было приятно видеть, как он корчится вот так. Было приятно видеть, как страдает кто-то еще.
Пока Адам кричал сквозь стиснутые зубы и держался за свое искалеченное колено, ярость Паркера стала остывать и наконец дошла до тусклого свечения. Но не у Адама. Его глаза были широко раскрыты, они казались белыми от ярости, но было ясно, что теперь Адам не может сделать ничего, кроме как лежать на земле и истекать кровью.