Я решительно покачала головой.
– Я не должна была брать тебя с собой. Не хочу снова жалеть о своем решении. Мы возвращаемся. – Я слишком сильно испугалась за жизнь Мэволь этой ночью, больше она меня не уговорит. – К тому же врач Эра пропала. Она наверняка потерялась, а может, и поранилась…
– Эра знает лес как свои пять пальцев. Она сама мне так сказала, когда ты уехала. Она не заблудилась. Наверное, ждет нас у «бабушкиного древа», наши пони ведь там привязаны.
– Я вырезала на коре послание для нее, – призналась я.
– Тогда она, скорее всего, поняла, что мы вместе спрятались от дождя в пещере. Может, и она где-нибудь спряталась. Либо она ищет нас, либо вернулась к инспектору, чтобы попросить его о помощи.
– И именно поэтому, – добавила я, – нам нельзя снова углубляться в лес. Все о нас беспокоятся.
– Давай так договоримся, – прохрипела Мэволь, – если мне вдруг станет как-то не по себе или ты поймешь, что не все в порядке, мы поворачиваем обратно. А пока давай еще немного поищем отца. Совсем чуть-чуть.
Я снова покачала головой, и она, тяжело дыша, добавила:
– Я не слезу с лошади. Пешком не пойду, буду сидеть в теплом седле, завернутая в плащ и одеяло. Съем еще ягод, которые ты собрала для меня. А если врач нас ищет, мы наверняка столкнемся с ней по дороге.
Я молчала, нервно покусывала губы. Зарубка, оставленная отцом на коре, так манила, звала за собой. Он где-то рядом.
– Разве тебе не интересно? – прошептала Мэволь. – Разве ты не хочешь узнать, что стало с отцом, прежде чем человек в маске поймет, что мы его ищем? Он помешает нам найти отца, уничтожит все улики.
Мэволь взглянула на меня. Взгляд ее был полон решительности и любопытства. Мне и самой было любопытно.
– В этот раз одну тебя не оставлю, – пообещала я. – Сначала нам надо поесть.
У нас осталась еда в дорожном мешке. Мы должны были съесть ее еще вчера, но Мэволь заболела и потому ничего не съела, а я слишком устала и тревожилась, мне тоже кусок в горло не лез. Мы вытащили из мешка несколько засохших рисовых шариков. Рис был редкостью на Чеджу, однако в кладовых судьи Хона его было предостаточно.
Мэволь откусила несколько раз и остановилась.
– Совсем сухие, – сказала она, – я не могу это есть, горло болит.
– Не все сухие, щен.
Я снимала с рисовых шариков верхний высохший слой, похожий на нурунджи [28] – подгоревший рис, и ела его, а Мэволь отдавала мягкую серединку. Сестра казалась спокойной, умиротворенной. Солнце, проникшее в пещеру, мягко освещало ее лицо. «Цени это время, пока вы вместе, – прошептал мне внутренний голос, – потому что оно скоро закончится».
– Ты наелась? – спросила я сестру. Лучше не думать о грустном. Какой смысл предаваться печали, этим ничего не изменишь. Даже если мне не удастся предъявить обвинение шаманке Ногён, тетя Мин все равно увезет меня на материк, и больше я никогда не увижу сестру. – Тогда пойдем.
Мы поехали сквозь лес, окутанный золотистым утренним туманом. На солнце деревья и листья будто отливали желтым. Я показала Мэволь последний знак «Х», который вчера обнаружила; теперь нашей задачей было найти следующий, и я старалась не думать ни о чем другом.
Довольно быстро мы нашли следующий знак, и теперь меня мучил вот какой вопрос:
– Куда отец ведет нас?
– Эти метки… – Мэволь остановилась, ей снова нужно было откашляться. – Они точно приведут нас не в Коччавальский лес. Они указывают в противоположную сторону. На юг.
Ее слова прозвучали так неожиданно, что я чуть не выронила поводья. Она права!
– Значит, отец поехал в лес, чтобы найти «бабушкино древо» и оставить нам записку. – Я пыталась сложить общую картинку из разрозненных кусочков. – А потом он повернул на юг… Совсем не в Коччавальский лес, где нашли его окровавленную одежду… Но как ты поняла, что мы двигаемся на юг?
– Я знаю этот лес так же хорошо, как двор у хижины шаманки Ногён.
Я нахмурилась.
– Одежду нашли в Коччавальском лесу, и потому полиция решила, что он там и умер. Но судя по словам Исыл, отец побывал в лесу еще до того, как исчез. А записка, которую мы нашли, указывает на то, что он приходил к «бабушкиному древу»… – Я наклонила голову набок, не понимая, как он мог оказаться в двух местах одновременно. – Ты что-нибудь знаешь о Коччавальском лесе?
Мэволь пожала плечами.
– Ничего. – Потом она чуть вздрогнула. – Ну, то есть…
– То есть?
– Может быть…
Я ждала, пока она соизволит объясниться. Затем снова спросила:
– Может быть?
Сестра покачала головой:
– А может быть, и нет.
– О чем ты?
– Когда еще отец был здесь, ходили слухи, что по лесу бродит дикий зверь. Медведь. Все об этом говорили. Говорили, как опасно теперь гулять в одиночку в Коччавальском лесу… Может, отец никогда там и не был.
– Что?
– Полиция искала не в том месте, – объяснила Мэволь. – Кто-то просто подбросил туда одежду отца, забрызганную кровью, будто на него напал медведь. Несчастный случай. И сработало ведь. Полицию отозвали, и твой капитан Ки закрыл дело.
Что ж, вероятно, Мэволь права. Ее теория выглядела правдоподобно.
– Тот, кто отравил отца, – продолжала Мэволь, – хотел отвлечь внимание от настоящего места преступления. Наверное, этот человек знал, куда пойдет отец, и потому сумел снять с него одежду. Снял и бросил ее в Коччавальском лесу.
Я встревоженно оглянулась на сестру. Этим отравителем была, скорее всего, шаманка Ногён. Но как у нее, старой слабой женщины, на все это хватило сил? Яд наверняка ослабил отца. Может, потому она и отравила его, чтобы легче было охотиться за ним, красться по лесу с ножом. А потом отрезать рукав от его военной формы.
– Зверь или человек, кто-то преследовал его, – договорила Мэволь.
И стоило ей произнести эти слова, как мне бросилось в глаза скрюченное деревце внизу, на склоне. На его коре красовался тот самый значок «Х». Среди громоздящихся рядом огромных каменных плит я разглядела вход в пещеру. Я спрыгнула с пони, бесшумно приземлилась на мокрые листья и заскользила вниз.
– Загляну внутрь, проверю, что там, – бросила я через плечо.
– А если ты не вернешься, – испуганно пробормотала Мэволь, – я пойму, что ты что-то нашла.
Я зашла под темные своды пещеры и опустила голову. Мне было страшно взглянуть вперед. С исчезновения отца прошел год. Из папиных дневников я знала, что если и найду здесь тело, оно будет настолько разложившимся…
Одним словом, это будет уже не он, что-то другое.
С каждым моим шагом становилось все темней. Скоро я зайду так глубоко, что вообще перестану что-либо различать. Пока что пещера была пуста. Может, ничего в ней и не было…
И тут я окаменела от страха.
Браслет. Переплетение желтых, голубых, зеленых нитей. Я сделала его, когда была еще маленькой. Браслет, завязанный вокруг запястья отца.
Он неподвижно лежал на земле, как будто проспал целый год.
Время словно остановилось. Я медленно подошла к распростертому на земле телу. Я должна была найти один скелет. Что же случилось? Неужели он просто спит? Я подошла ближе, и меня словно ударили в сердце острым ножом. Боль и ужас овладели мной. Передо мной лежало высохшее мертвое тело, покрытое слоем воска.
Слезы заволокли мне глаза. Отец не спал, он был мертв.
Я повернулась и, спотыкаясь, выбежала из душной пещеры. Ноги подкосились, я не могла больше сдерживаться. Я упала на землю и изрыгнула из себя все, что успела сегодня съесть. Живот крутило, меня рвало снова и снова.
Мысли путались, я никак не могла осознать, что же случилось. Отец лежал в пещере. После стольких месяцев я наконец нашла его. Теперь я чувствовала лишь слабость и опустошение и устало привалилась к какому-то камню.
– Абоджи, – прохрипела я.
Но при этом слове перед глазами возникал образ воскового незнакомца. Я зажмурилась, мне хотелось отогнать видение, но оно не исчезало. Жуткая тишина давила на уши. Странные слова зазвучали у меня в голове:
Мамы нет.
Папы нет.
Шаманка кровопийца.
Как только расскажешь, что она убийца,
Потеряешь и Мэволь…
Некому тебя любить.
Некого любить.
Пустота.
Рядом затрещали ветки. Кто-то прошел мимо. Я поспешила сморгнуть слезы и увидела, что Мэволь заходит в пещеру. В ее глазах застыл страх и любопытство. Она, наверное, видела, как я выскочила наружу.
Силы неожиданно вернулись ко мне.
– Нет!
Я вскочила на ноги и бросилась за Мэволь. Стук сандалий эхом отдавался под сводами пещеры. Худенькая фигурка в соломенном плаще исчезла в темноте.
– Мэволь-а! – окликнула я ее. – Стой! Не смотри…
Оглушительный визг взорвал темноту. Словно тысячи лезвий зазвенели, ударившись о каменные стены. Тысячи лезвий пронзили мне сердце.
Я схватила Мэволь за руку и оттащила ее подальше от трупа. Обняла ее, прижала к себе. Сестра уткнулась лицом в мою грудь и больше не кричала. Она рыдала, надрывно и мучительно. И ее рыдания причиняли мне невыносимую боль.
Глава шестнадцатая
Обессиленные, мы взобрались на пони и побрели обратно домой, к хижине шаманки. Говорить не хотелось, да и нечего было сказать друг другу. Какое-то оцепенение охватило нас.
Неожиданно я услышала стук лошадиных копыт: кто-то ехал нам навстречу. Я подняла голову, но не увидела ничего, кроме деревьев. Чьи-то тени мелькали вдалеке за листвой. Я нервно сжала поводья, но потом ослабила хватку. Из чащи выехали инспектор Ю и врач Эра.
– Вот они!
Да, это были мы. Сестры Мин, которые вчера въехали в лес, полные надежд и радости. Кем мы стали теперь? Я чувствовала себя опустошенной, бесчувственной от горя.
Инспектор Ю недовольно покачал головой.
– Я надеялся, что не пожалею о своем решении отпустить вас в лес на поиски отца. Но, видимо, ваша тетя была права…