— А ну молчать, боец! — В голосе командира клацнул затвор чекистского «Маузера». — Если кто тут попутал, то не Ева, а ты. Забыл, как она нас штопала?
Чернявый немедленно умолк.
— Вижу, что не забыл. В другой раз думай, на кого батон крошишь. Ежели Ева попросила — сделаем, а баб в другой раз полапаешь, этого добра в Серебряном Бору до дури.
После приключений в Грачёвке, когда трое из их бригады оказались в подвале у Порченого друида и чуть было не разделили судьбу подопытных-«зеленушек», её авторитет у буйных «партизан» взлетел на недосягаемую высоту.
— Диспозиция, значицца, будет такая. — продолжал распоряжаться Чекист. Личный состав почтительно внимал. — Сейчас уже темно — ужинаем, готовимся к ночёвке, а завтра поутру — все по грибы. Яцек, Мессер, займитесь дровами. Студент, давай-ка папоротников нарежем, на лежанку. Шинели-то со спальниками на Поляне остались, мы ж не планировали здесь ночевать. И, прежде чем спать, озаботьтесь какой ни то тарой — корзин нет, не в карманы же их собирать!
— Яке вопросы, пан командир… — подал голос Яцек. — Раз пани Еве потшебы гжибы — пошукаем. Мессер, бери топор, пошли до хруст… за хворостом. Ночи сейчас браздо зимне, без огня — помёрзнем как цуцики. Да и слонопотамов отшугнёт, а то, борони Езус, потопчут есче в темноте…
III
2054 год, осень
Воробьёвы горы
— Это же Петюня! — прошептал Умар. — В смысле — дядя Петя. Челнок замоскворецкий, он к нам на Добрынинский Кордон часто захаживал. Ну, попал мужик…
Дыхание парня щекотало Фране ухо, но отодвинуться она не спешила. Итальянке нравилась близость сильвана, исходящий от него запах — своеобразная смесь мужского пота и лёгкого травяного аромата. Ей было приятно ощущать прикосновения крепкого плеча, слышать доверительный шёпот, тревожащий её воображение.
К тому же, следовало сохранять тишину. Умар прав: Петюня попал по крупному, и девушка отнюдь не горела желанием разделить с челноком его проблемы.
Проблем было три: крепкие мужики в обычных для Леса брезентовых штормовках, таких же штанах и грубых башмаках. Один держал жертву на прицеле охотничьей двустволки, второй вертел в руках отобранный у челнока карабин. Третий же привязал к покосившемуся фонарному столбу ослика (безропотная животина еле видна была под навьюченными на неё тюками и коробами) и явно прикидывал, с чего начинать «досмотр».
Короче — ничего особенного, обыкновенные бандиты. Франу предупреждали, что подобные типы здесь попадаются. Да она и сама удивилась бы, будь оно иначе: Лес есть Лес, его законы везде одинаковы, что в Москве, на Манхэттене, что в таинственном Сан-Паулу. Петюне не повезло, и теперь ему предстоит расстаться с большей частью своего имущества. И ему крепко повезёт, если удастся при этом сохранить жизнь.
Лес есть Лес. В нём каждый сам за себя. Или, в лучшем случае — за свою банду.
Но к Фране и её спутнику этот простейший закон выживания не относится. Она — сотрудница солидной государственной организации, занимается серьёзным делом: ведут «полевые наблюдения» по заданию заведующего лабораторией экспериментальной микологии signore Шапиро, нового научного руководителя итальянки. Сильван же приставлен к ней в качестве проводника и охранника.
«Постарайтесь держаться подальше от неприятностей, синьора Монтанари. — напутствовал её Шапиро. — В последнее время в окрестностях ГЗ неспокойно, поговаривают о каких-то проходимцах, нападающих на челноков и фермеров, которые ездят Университетский рынок. Хотя на наших сотрудников нападений пока не было, опасаются. Отправлю-ка я с вами Умара, пусть приглядит, чтобы всё было комильфо…»
Но, как выяснилось, у сильвана имелось своё представление о том, как выглядит «комильфо». Он улыбнулся, приложил палец к губам — «сидите тихо, синьорита!» — и неуловимым движением перетёк из кустов на тропу. Р-раз — ствол карабина втыкается ошеломлённому бандиту в солнечное сплетение, тот послушно сгибается вдвое. Два! — короткий взмах, и второй спиной валится в кусты, получив удар окованным металлом прикладом в челюсть. СКС отлетает в противоположную сторону. Три — ещё один удар прикладом, в скулу первому бандиту, который начал, было, разгибаться…
— Attenti![8]
Третий бандит, тот, что собирался потрошить вьюки, кинулся на сильвана сбоку, занося для удара большой, зловещего вида тесак. И — не достал: на пути, как чёртик из табакерки, появилась изящная девичья фигурка. Франа стояла, пригнувшись, выставив перед собой руку. Щёлкнуло, из сжатой в ладони перламутровой рукоятки выскочило узкое, дюймов шести в длину, лезвие стилета-выкидушки.
— Sei brutte come la merda de gatto![9]
Бандит, услыхав нерусскую речь, от неожиданности споткнулся, но не остался в долгу — матерно выругался и широко замахнулся тесаком. Этого мгновения итальянке хватило, чтобы перейти в атаку. Она промахнулась самую малость — нож вместо живота скользнул по рёбрам. Но её противнику хватило и такой малости — он отскочил, прижимая ладонь к боку, откуда сочилась алая струйка, и испуганно уставился на Франу. А та не замедлила нанести coup de grâce[10], на этот раз, психологический: зловеще улыбнулась, высунула острый язычок и сделала вид, что слизывает кровь с лезвия. В глазах злодея мелькнул дикий ужас. А когда итальянка, качнув бёдрами, сделала шаг вперёд — он пронзительно взвизгнул, выронил тесак и поспешно задрал руки. Франа скривилась — от бандита остро пахнуло свежей мочой.
На этом баталия и закончилась. Опомнившийся челнок принялся одного за другим вязать бандитов, Умар страховал его с карабином наизготовку. Итальянка не захотела принимать участия в процессе. Подошла к ослику — тот дружелюбно фыркнул, приветствуя новую знакомую, — и стала гладить его по тёплому мягкому носу.
— Молодец, Мойша, спокойно стой… — челнок, закончив с пленниками, добыл из торбы сухарь и протянул на ладони ослику. Тот сочно захрумкал угощением.
— Как вы, сказали, signore, его зовут?
— Мойша. — ответил челнок. Он вытер ладонь о шкуру и принялся подтягивать ремни, удерживающие тюки. Был ещё до Зелёного прилива мультфильм, так в нём у княжны был ослик по имени Моисей. Если сократить на еврейский манер, то получится — Мойша. Впрочем, вы, наверное, не видели, мультик-то на русском…
— Не видела. — согласилась девушка.
— С этими что будем делать? — подошедший Умар кивнул на пленников. Они сидели, привалившись друг к другу спинами, и угрюмо косились на победителей. — И надо бы перевязать того, что вы, синьора, подрезали, а то кровью истечёт.
— Перебьётся. — ответил Петюня. — Помрёт — значит, планида его такая. Да и неглубокая рана, я посмотрел. Нож по рёбрам скользнул, кровь сама скоро остановится. Мы их золотолесцам сдадим — за порядком на Воробьёвых надзирают они, вот пусть и расследуют.
Франа удивлённо подняла брови. Насколько она помнила, на Манхэттене подобные вопросы решали прямо на месте, без привлечения «надзорных органов». Выстрел в затылок, удар ножа, если было время, кусок верёвки с петлёй удавкой — вот вам и суд, и следствие, и мера пресечения.
Но, видимо, в этом Лесу свои порядки. Не столь кровожадные.
— А вы куда собирались, дядя Петя? — спросил Умар. — Вижу, вы с товаром, вьюки-то полны…
На Франу сильван поглядывал с почтительным недоумением. Та, уловив взгляд спутника, усмехнулась, демонстративно сложила нож и спрятала в рукав.
— В Пионерское. — не стал скрывать челнок. — Большой заказ из усадьбы «Воронцово». Ну и в «Ладошки» по дороге заглянул, крюк-то невелик…
«Ладошки» — богатый хутор, расположенный в самом центре парка близ метро «Проспект Вернадского», получил название по странной скульптуре, установленной на перекрёстке центральных аллей парка — контуры человеческих ладоней, красная, синяя и жёлтая и зелёная. Обитатели хутора тщательно ухаживали за диковинной инсталляцией, благодаря чему она и пережила эти тридцать нелёгких лет.
Челнок снова повернулся к пленникам.
— Пожалуй, к золотолесцам мы их не поведём. Далеко, да и хлопотно. Я лучше придумал: разденем до подштанников, и пусть катятся на все четыре стороны. Посмотрю я, куда они отправятся в таком виде!
— И куда? — заинтересованно спросил Умар.
— Может, в Мичуринское пойдут сдаваться, может, в Пионерское, к колхозникам. А скорее всего — в ГЗ. Эта троица наверняка уже успела напакостить в окрестностях, по мелочам, а университетским охранникам на это плевать. Подержат в обезьяннике пару недель, дадут какое ни то тряпьё, да и отпустят восвояси.
— Верно. — подтвердил Умар. — Когда Шапиро нас отправлял, то предупредил, что в окрестностях пошаливают.
— А я о чём? — обрадовался челнок. — Клык на холодец, как говорит Бич, это их работа. Вот и пусть пишут явку с повинной…
— Злой ты, дядя Петя. — с удовольствием сказал Умар. — разве можно с людьми так? Лучше уж прирезать.
— Зато ты, как я погляжу, добрый. — ухмыльнулся Петюня. Ну-ну, не обижайся, это я шуткую. Буду на Кордоне — обязательно скажу Вахе «спасибо». Хорошего сына воспитал, храброго!
— Вы закончили ваш диспут, signore? — осведомилась Франа. — Если нет, то решайте что-нибудь, рrego[11], а то у меня ещё мolti… много дел.
— Да, конечно… — заторопился Умар. — С этими только разберёмся — и идём.
На выполнение коварного плана Петюни понадобилось минут десять. Один из бандитов, тот, с распоротым боком, попытался было, заспорить, но Петюня ткнул его сапогом под рёбра. Пленник заткнулся. Двое других угрюмо молчали, обречённо уставясь в землю. Умар помог челноку увязать на Мойшу трофеи, поулюлюкали вслед ковыляющим прочь налётчикам, и распрощались, вполне довольные друг другом. Напоследок сильван забрал в счёт их с Франой долю добычи — битую жизнью двустволку двенадцатого калибра с укороченным прикладом и обрезанными почти наполовину стволами. «Такое было у дяди Сергея,