Это я потом вспомнил и понял, конечно. А пока — просто мультики смотрел.
Потом — день, ночь, день, ночь, сплошное мельтешение, мозг уже не успевал обрабатывать. Заметил только, как какая-то здоровенная тварь идёт со стороны города, а по ней бьют молнии и повсюду горит огонь… А я машу руками, мол, привет, иди сюда!
А потом, наконец, самое интересное. Взгляд моего транслятора перенёсся в город, где он сначала шарахался где-то в пригороде, а затем… затем он встал из-под колёс сбившего его электророллера. Точнее — ровнёхонько так лёг под колёса, в обратной же перемотке всё шло. И тут же сразу всё резко поменялось — гамма стала совсем другой, как из тепловизора, «камера» трансляции взлетела в воздух, умчалась в парк, в протуберанец сизого огня, который валил из гейзера Основного потока.
И затем я рухнул в Основной Поток, как в воронку канализационной трубы. Полная темнота, полная боли, сжимающего со всех стороны чувства, вспышек и непонятных ощущений, затем — космос, изогнутый диск планеты — атмосфера была густейшей, разноцветной, очертания континентов не было видно. Основной Поток здесь был совсем не единственным — одним из многих, которые словно странные смерчи поднимались с поверхности. Они соединялись, пересекались, сливались в рукава…
Деление, ещё деление — наконец, всё белое и светлое осталось сбоку. Водоворот дыма, по которому я нёсся, стал из серо-сизого иссиня-чёрным, жгучим, холодным…
Чистейшее Инь. Я ведь знал, я помнил, что ци, которым наполнено наш чудесный город — это энергия смешанная, компот из двух компонентов. Откуда бил источник белой энергии Ян — я не заметил.
«Империя», — промелькнула в голове мысль и тут же испарилась. Я же летел вниз, и постепенно очертания континентов вырисовывались, как на старинной гравюре. Куда-то в негостеприимное место я летел, в общем. С одной стороны — десяток мерно чадящих в небо вулканов, с другой — ледники изо льда какого-то неправильного цвета, ниже — не то ядовито-жёлтая пустыня, не то — степь…
И вот туда-то я и приземлился. Я хлопнулся на землю, ударив по ней короткими шипастыми крыльями, которые затем превратились в когтистые волосатые руки, на которых играло красное пламя, а вокруг меня шла орда моих соплеменников — красно-чёрных пылающих демонов с мордами хищных зверей, то и дело обращающихся в облака струяющегося дыма. Они ехали на грубых самодельных повозках, как какие-то цыгане на кибитках, длинной дорогой от одного конца континента до другого. Много было всякого — толпой набрасывались и загрызали какую-то крупную тварь, сражались с гладкокожими ратниками, праздновали, сливались в страстном танце любви, огня и смерти, поливали красным пламенем из рук друг друга и гигантских существ, я видел разрушенные замки, дворцы, миллионные армии, я видел свой момент рождения, я…
Стоп, сказал я себе. А почему это — «я»?
Как это так вышло, что я всего за несколько минут просмотра мультика вдруг стал отождествлять себя вот с этим вот всем инопланетным безобразием?
Нет уж, довольно новых личностей. Я — Чан Гун. Я… не смогу выговорить имя, но, в общем, его же двоюродный тридцатилетний брат из России. Я — красавчик, Великолепный, меня ждут две замечательные девушки, поэтому…
Словно что-то шевельнулось между меридианов. В старых заросших шрамах, что-то не менее красное, страшное и жестокое, чем я видел только что в мультиках.
— О-хо! — удивлённо прошамкал старик, отпуская на миг пальцы. — Новые сапоги жмут! Ну-ка, посмотрим, кто был портным!
— Пошёл нахер, старый пердун! — прошипел я сквозь зубы, потому что челюсти всё ещё плохо двигались.
— О-хо! — повторил старик, снова прикасаясь к моим вискам.
Тут уже мультики были совсем другие, более знакомые, эдакими вспышками, флешбеками. Мой день — поездка, тренировка, потом предыдущие дни. Лапшичка. Твистер, декольте Дзянь прямо перед моим носом. Переговоры. Тренировки. Лапшичка. Пробежки. Госпиталь. Лапшичка. Долгий поцелуй с Сян в затопленном тоннеле… Цинготный саркофаг. Бой на арене. Лапшичка. Драка в переулке. Троица на электробайках под лестницей… Лапшичка. Бой с морским змеем. Лапшичка. Гараж, где в впервые встал с коляски. Бой с воздушным змеем. Лапшичка. Малыш Сяоху лежит у забора. Грудь Сян в зеркале в нашей совместной спальне пентхауса Янсена. Бой с Тао-кнутом у Лапшевни бабули Хо. Лапшичка. Госпиталь. Руки Сян над моим лицом…
И шило под ребро на холодной остановке. И взмывающая в небо глыба бетона с головой Великой Подземной Змеи.
— О-хо! — старик буквально отпрыгнул от меня. — Да сапоги не просто жмут! Они жмут, потому что они и не сапоги вовсе.
— Не сапоги, не сапоги, — зашептались другие странные жители этой деревни, стоящие во дворике деревни.
— Он равный нам! — сказал кто-то в толпе, и все снова заповторяли: — Равный, равный.
А я неожиданно понял, что могу двигаться. «Бей или беги!» — скомандовала симпатическая нервная система, но я с немалым трудом погасил это желание.
Уж как-то интересно стало, что дальше будет.
— Я не сапоги! — нахмурился и грозно повторил я.
Толпа рассмеялась. Хохотала синхронно, чуть ли не хором, заливисто и не вполне успешно.
— Хорошая шутка! — странно сказал старик и отступил в толпу — странно, шагая спиной вперёд.
Обстановка разрядилась. Я понял, что это неплохое время поговорить, и начал говорить всё, что думаю.
— Я понятия не имею, что вы за твари такие. Из другого мира, значит. Хорошо. Мне плевать. Хоть черти лысые… Я сюда за банту пришёл. Мне ваш главный, который в бункере у Ботаников сидит, сказал, что…
Тут я осёкся. Он там тоже про сапоги что-то ляпнул. Я теперь понял этот эвфемизм, типа, мы для них всего лишь обувка, временное вместилище, обёртка для конфеты. И отправил меня тот голый мужик вовсе не банту ловить. А чтоб я таким же вот сапогом стал! Я-то думал, что я охотником буду, а я был жертвой — отправился прямиком в ловушку!
И все предыдущие — тоже отправились. И Се-рьо-жа тот — тоже. Не, вот Серёгу реально жалко было. Наверняка хороший мужик был. Соотечественник по прошлой жизни. И меня снова понесло — видимо, отпустившие мышцы и бурлящий компот из гормонов продолжали действовать на меня как наркотик правды. Я снова нёс всё, что думаю.
— Ах вы твари такие, — начал я. — Дряни вы инопланетные. Это ж что ж вы такое делаете — у людей тела воруете, да? Вы тут не охренели часом? Чего вы сюда все заявились, что вам нужно? Может, провалите обратно в это своё подземное царство, а? Что за дрянь тут происходит?
— Злые. Мёртвые. Холодные. Отчаявшиеся люди. Плохие. Странные. Умирающие, — заговорил звонкий голосок.
— Кто? — не понял я.
— Это наши сапоги.
Разношёрстная толпа снова расступилась, и из толпы вышла феечка. Ну реально — девочка-игрушка, стройненькая, маленького роста, едва ли старше меня, хотя, возможно, просто миниатюрная. В пожухлой балетной пачке, с растрёпанными не вполне чистыми волосами, эдакая зомби-невестушка, только вполне себе живая и даже вполне красивая. А за ней вышла вторая — чуть постарше и повыше её, смуглая, какая-то слегка потасканная, в соломенной шляпе, какие я видел у морских цыган, рваной майке и одних трусах, без брюк, босая. Некрасивая, и лицом — совсем непохожая, хотя на голые ноги я и попялился пару секунд — чтоб избавиться от стресса. Она поравнялась и положила «балерине» руку на плечо.
— Чан Гун подходит для испытания, — сказала мне вторая. — Доченьке Огненной Гортани нужен муж. Второй, младший муж.
— Прекрасно… отличные семейные отношения, — прокомментировал я. — Второй муж… Доченьке… Тебе самой хоть есть восемнадцать, красотка?
— Огненной Гортани — сто семьдесят шесть оборотов местного светила, — вздёрнув нос, сказала вторая — стало быть, Огненная Гортань.
— Сорок пять оборотов местного светила, — сказала «балерина».
— То есть кому-то из вас младший муж, и я должен для тебя его найти? Привести?
«Балерина» неожиданно исполнила книксен — видать, мышечная память сработала — и как-то странненько представилась:
— Серебристая Поросль, Принцесса. Дочь вана. Это Серебряной Поросли нужен младший муж. Чан Гун может пройти испытания и стать вторым, младшим мужем.
Оп-а. Ван — стало быть, какое-то дворянское имя. Получается, я буду зятем какому-то знатному вельможе в полиандрическом браке с инопланетными тварями? Очень круто, настолько круто, что захотелось записать об этом вертикальное видео, как иногда делает Дзянь, и забыть, как страшный сон.
— Ты будешь моим, — пропела принцесса, проведя тонкой ручкой по моей груди. — Работящим и любимым.
— Сапогом? — с некотрой дрожью в голосе усмехнулся я.
Но определённые токи я в этот момент испытал. В этот момент никакой даже черноты в глазах как будто и не было. Эдакая феечка-эльфийка. Какой чудный, всё же, голосок. Очень красивый, серьёзно, если быть аудиалом и воспринимать красоту девушек исключительно по голосу — нетрудно и влюбиться. И имя-то какое прекрасное, Серебристая, ещё и Поросль.
Тут же пришла мысль — Дзянь и Сян явно не одобрили нашей с ней общение. Косы повыдергали бы.
— Чан Гун не станет сапогом, — сказал здоровенный негр, стоявший где-то далеко позади. — Второй, младший муж принцессы носит человеческий разум. Напряжённая Тетива тоже не стал сапогом. Если Чан Гун пройдёт испытания — он станет младшим мужем Серебристой Поросли и останется Чан Гуном. И будет семье верным другом.
Сперва я поймал себя на мысли, что всё выглядит очень круто и интересно. Значит, личность и разум я сохраню, а учитывая то, что я видел в «мультиках», показанных стариком… Нравы у них очень вольные. А следом — я снова подумал, что пора валить отсюда. Либо я продолжаю попадать во всё новые ловушки этих странных персонажей — либо деликатно, по-английский валю. Нельзя заходить так далеко, понял я. Нельзя служить тёмным инопланетным силам. Да и изменять моим девушкам в целом (и Сян в частности) — я не был намерен. Видимо, именно сейчас пришло время сказать твёрдое «нет».