Узнали бы? Ну да, как же! Можно подумать, я кому-то что-то рассказывала. Даже отцу не сказала, когда сбежала к нему. Только матери, но та не поверила.
И все-таки я Машку расколола. Подловила, когда ее в очередной раз вывел из себя Мирский, и разговорила.
Ох, как же меня бомбануло! По идее, надо было привлекать школьного психолога и выходить на комиссию по делам несовершеннолетних, но это и самой Маше капитально могло встать боком. К тому же ей через месяц исполнялось восемнадцать, да и до окончания школы оставалось всего ничего. Поэтому для начала решила поговорить с ее матерью.
Разумеется, та устроила истерику, грозила пойти к директору. К Валерии Ильиничне в итоге я пошла сама — превентивно.
«Ох, Рита, тут палка о двух концах, — сказала та. — Пустить на самотек — может случиться непоправимое. Влезть — точно так же девчонке можно жизнь сломать. Не знаешь, что хуже. Будем надеяться, что мать хоть и сучка, но все же прижмет своему муженьку хвост».
Маша тем временем подружилась с Кешей, который помогал ей готовиться к экзаменам, а Мирский — видимо, назло, закрутил с ее подружкой Вербицкой. Они были бы отличной парой, Маша и Кеша, но что поделать, не искрило. Она была влюблена в Мирского, а Кешка все так же в меня. За эти два года я хорошо успела его узнать, и даже легкое сожаление иногда пробегало — что мы вот так не совпали во времени. В нем уже пробивалась взрослая мудрость, которая и в зрелом возрасте приходит далеко не ко всем. А еще в нем было настоящее мужское желание помогать, заботиться, защищать.
Повезет кому-то, думала я. Жаль, что не мне. И жаль, что у Мишки, который на полтора десятка лет старше Кеши, эти качества на минималках.
Когда Маша в свой восемнадцатый день рождения переехала в квартиру покойного отца, я выдохнула с облегчением. Оказалось, что он еще и денег ей оставил прилично. Хватило бы поступить на платное в мед, но она готовилась как черт и прошла на бюджет. Я гордилась ею так, будто она была моей… ну не дочерью, конечно, но младшей сестрой как минимум.
Пожалуй, больше всего я беспокоилась, как бы ее не сбила с плана любовь-морковь, потому что с Мирским они с младшешкольного этапа все-таки перешли на вполне взрослый. Был там у них какой-то спор — что Маша хорошо сдаст математику, и она выиграла. Деталей я не знала, но после этого все у них и завертелось. Надежду давало лишь то, что амбициозные перфекционисты вряд ли пустили бы по звезде завоеванные возможности ради чувств.
А Кешка на выпускном признался мне в любви. Озвучил то, что и так было очевидно. Очень такой взрослый красавчик — куда делся смешной пацан-клоун? Я даже растерялась немного и пробормотала что-то невнятное про разницу в возрасте.
— Разница скоро нивелируется, — очень серьезно возразил он.
— Я… у меня есть… мужчина.
Я даже не знала, как это сформулировать. Мишка — он вообще мне кто? Четвертый год встречаемся. Не муж, не жених. Бойфренд? Фу!
— Маргарита… Ивановна, — он посмотрел мне в глаза так, что стало жарко. — Я просто хочу, чтобы вы знали. Только и всего.
Я промолчала — потому что не представляла, что ответить. Нет, это было не смешно ни разу. И снова шевельнулась досада. Как там у Талькова? Несвоевременность — вечная драма*.
Ничего, это все-таки выпускной. Больше не увидимся. Все пройдет у него. Поступит в институт, встретит ровесницу, влюбится. Может, иногда будет вспоминать меня с ностальгией: а вот в школе мне биологичка нравилась.
И все же несколько дней я была под впечатлением. В голове крутились попеременно песня Талькова и та мелодия, под которую танцевали. Такая светлая-светлая грусть о том, что могло бы быть, но никогда не случится. А потом мы с Мишкой поехали в отпуск, и новые впечатления оттеснили эти мысли куда-то сначала на задний план, затем и вовсе в архив.
Осенью мне дали руководство — пятый класс. С ними было интересно. Мишка даже иногда сердился, что я уделяю своим «деткам», по его мнению, слишком много времени. С Машей мы созванивались, но почти не виделись. Она училась как проклятая, с головой окунувшись во все «прелести» первого курса мединститута — самой настоящей школы выживания в джунглях. С удивлением я узнала, что они с Севкой живут вместе. Промолчала, но про себя подумала, что зря — слишком рано.
А может, это просто говорила во мне банальная бабская зависть? Мы-то с Мишкой так и подвисли на встречах два-три раза в неделю, не двигаясь дальше.
Ну так я и была самой банальной бабой, которая хочет семью и детей. Но почему-то дела вид, что мне и так хорошо.
*Слова из песни Игоря Талькова «Летний дождь»
Глава 7
Кеший
Наверно, я бы пережил прощание с Марго гораздо тяжелее, если бы не поступление, которое отожрало максимум внутреннего ресурса. Оборачиваясь потом назад, я не мог понять, какой черт мне ворожил. По всем объективным показателям поступить не должен был. Но поступил.
Боялся даже не за ЕГЭ, потому что сдал хорошо. Лучше, чем рассчитывал. Смешно сказать, то, что я помогал Машке с физикой и математикой, в итоге помогло и мне самому. Репет репетом, но проработал я вместе с ней все от и до. Гораздо страшнее была ВЛЭК — врачебно-летная экспертная комиссия.
Процесс я изучил со всей дотошностью — перечитал всевозможные статьи и форумы, замучил до полусмерти бабушку, обошел предварительно всех необходимых врачей, чтобы заранее знать, с чем столкнусь. Один сбор пакета всевозможных справок и анализов занял почти месяц. К счастью, в академии отменили сдачу физкультурных нормативов. Это меня не пугало но тоже лишнее время и нервы.
Последним в списке шел окулист, которого я как раз боялся больше всего. Десятую строчку таблицы левым глазом видел нечетко. Ноль девять — это уже не единица. Ответил, конечно, уверенно, не ошибся, но аппарат, сука, меня спалил. Ну и анамнез детский тоже сыграл не в мою пользу.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросил врач, пожилой и строгий, похожий на английского сквайра. — Может, в штурманы пойдешь? Или в диспетчеры?
Я только вздохнул горестно.
— Очень хочешь летать?
— Да-а-а! — простонал, как будто уже умирал.
— Давай так. Я подпишу, но ты клянешься мамой, что до следующей комиссии сделаешь коррекцию. Все равно ко мне придешь, так что не отмажешься. И учти, после коррекции иногда восстанавливается острота зрения, но страдают другие функции. И тогда придется все равно идти в штурманы.
— Клянусь! — я сжал руки на груди. И получил заветное «годен».
После этого профотбор: тесты и беседа с психологом — показался полной ерундой. Тем более я и к нему готовился целый год, читая нужную справочную литературу и репетируя ответы. В итоге получил максимум возможных баллов. Оставалось ждать результатов конкурса. До самого окончания приема болтался в красной зоне списка, убеждая себя, что при любом раскладе конца света не случится. Пойду работать. Сделаю коррекцию. Обойду все авиакомпании и выпрошу целевое направление. Почему не взял сразу? Да по дурости. Казалось, что это рабство. Но теперь посмотрел с другой стороны — не рабство, а гарантированное трудоустройство.
И все же поступил на бюджет — последним! Но это было уже неважно, каким именно.
В первом классе я разве что не спал со школьным рюкзаком. На первом курсе сначала не вылезал из курсантской формы. Это был такой символ осуществившейся мечты — хотя на самом-то деле до ее реального осуществления было как до Пекина раком. Занятия, занятия — теория, тренажеры, физподготовка. Не до лишних мыслей.
О Марго вспоминал, конечно, но как будто туманом подернуло. Не потому что с глаз долой, просто жизнь шла дальше. Даже начал встречаться с девчонкой со штурманского, но не пошло. Она была симпатичной и неглупой, но, видимо, по контрасту с Марго, казалась какой-то… маленькой, что ли?
А еще болтал в сети с Катькой. Она поступила в универ на филфак, изучала английский и французский. Вечно жаловалась на какие-то проблемы. Перебрасывались парой-тройкой фраз, лайкали фотки. С Машкой тоже общались в основном онлайн, та в меде была замордованная по самое не хочу. У нас нагрузки были мама не горюй, но у нее — на порядок выше. А еще она нашла подработку, санитаркой по ночам.
Когда сказала, что живут вместе с Мирским, я сильно удивился. Так и хотелось спросить: Маша, зачем? Тебе трудностей не хватает? Но по привычке придержал мнение при себе. Разберутся сами, без советчиков. А если нет — разбегутся.
Машка поддерживала связь с Марго. Я не спрашивал, но какие-то крохи информации все-таки перепадали. Там особых новостей не было. Работает, не болеет, замуж не вышла. Для меня самым главным было то, что она в порядке, а все остальное… в общем, об этом я не думал.
Так пролетел год — как в черную дыру провалился. Перешел на второй курс, сделал лазерную коррекцию, благополучно спихнул медкомиссию. А осенью Машка сказала, что Марго выходит замуж.
Как там у Маяковского?
Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника*.
Я даже не ожидал, что это так меня заденет. Думал ведь, что все прошло. Ну, может, не совсем, но большей частью. Однако мой покойник оказался тем еще попрыгунчиком, пульс у него зашкаливал хорошо за сотенку. А Кеший при этом улыбался и врал Машке, что все норм. Мол, передай, что желаю ей счастья.
Машке и самой было хреново, потому что Мирский свалил учиться куда-то за границу. Но она тоже старательно улыбалась. Мы сидели в кафешке, пили кофе с мороженым и притворялись, притворялись…
Зачем? Да кто бы знал.
Вечером я написал Катьке и пригласил в кино. Уже на следующий день мы оказались в постели. Мои полным составом уехали на дачу, ну и…
Наверно, нет ничего глупее и нелепее секса двух девственников, которые к тому же друг друга не любят. Мы просто спрятались друг в друга. Я от своей любви к Марго, она… Я так и не узнал, зачем ей это понадобилось. Может быть, Катька пряталась от всего мира, который, как ей казалось, был против нее. Хотя я бы предположил обратное: что это она против всего мира.